Полоса прибоя

– Что-то ты темнишь, мэр! Установили фамилию этой бабы?

– Установили… Это ваша жена, Евгений Борисович. Так мне и передали – задержана гражданка Кулябко, которая вело себя непристойно.

* * *

Бывают люди, которых очень много. Один такой человек может одновременно привлекать внимание сотен персон. Он как тот Фигаро – и здесь, и там… Часто – это погремушки, тусклые личности, пустозвоны, играющие всезнаек.

Хозяин домика над Гурзуфом – полная противоположность. Илья Ильич Ашурков был яркой личностью, но старался не светиться. Он всю жизнь избегал лишних встреч, задушевных бесед и даже телефонных разговоров.

Понятно, что за всю его жизнь, за эти несчастные пятьдесят лет ему поневоле приходилось общаться. И в школе, и в армии, и в бараке на лесоповале. Но это была крайняя необходимость.

Последние десять лет он жил на отшибе. Поселок Краснокаменка где-то рядом, но не близко. А раз нет прямых соседей, то и нет бесполезного трепа обо всем и не о чем.

Летом Ашурков вообще старался устроиться сторожем на виноградники и жить в горах, в шалаше над верхней лозой. Его дом, хоть он и был далеко от моря, многих привлекал тем, что сливался с природой, врастал в нее. Не на весь сезон, но на два-три месяца в году хату удавалось сдать приезжим дачникам.

Вот и сейчас счастье подвалило. Странная пара не скупилась, а на эти деньги Илья Ильич планировал накупить книг и весело прожить с ними мертвый сезон – с ноября по март.

Странная пара… Женщина явно старше и вся такая настороженная. А парень очень неумело загримирован. За версту видны крашеные брови и косо приклеенные усы. Если их оторвать, то этот Савченко из Харькова – вылитый портрет того парня со стенда у местного отдела внутренних дел. Там куча таких фотографий под общим заголовком, что их шукают местные менты.

В чужие дела Ашурков не лез, но нормальная любознательность у него была. И через день он знал наверняка, что у него на хате живет москвич Зуйко с женой. Добрые люди сказали, что парня зря обвинили в двойном убийстве. А еще с восторгом рассказали, как он ловко бежал прямо на людной рыночной площади… Илья в свое время тоже пытался бежать. И не один раз.

Ашурков отлично помнил свои ощущения в тот период… Первый раз его искали три месяца. Он не был загнанным зайцем, но постоянно нюхом чуял колпак над собой. Даже, когда за ним никто не следил. Очень неприятное чувство – врагу не пожелаешь!

Люди опасных профессий через многие годы встречаются как родные. Десантники, подводники, афганцы… Слава Зуйко был беглецом – вполне достаточно для Ашуркова, чтоб назвать этого парня братом. И не только назвать, а и помочь, когда нужно.

Уже на второй день Ванда начала ныть… С милым рай в шалаше, но только в комфортабельном. И магазины должны быть рядом, и пляж, где можно на других посмотреть и себя показать.

За двое суток она видела только мужа и вот теперь хозяина дома, который пришел за вещами и сразу полез на чердак… Пани Горбовска очень не любила неразговорчивых мужчин. При их появлении у нее возникал азарт, хотелось их разговорить, рассмешить и влюбить в себя. И все это у нее неплохо получалось. За годы тренировок накопился опыт и персональная тактика завлечения.

Подобные спектакли Ванда любила проделывать при зрителях или, в крайнем случае, при муже… Слава сидел в комнате, но недалеко от открытого окна, перед которым стояла лестница на чердак.

Вначале хозяин сбрасывал сверху что-то большое и пыльное. Потом начал осторожно спускаться, держа в руке сумку с предметами гремящими и звенящими. Возможно, это были кастрюльки и банки, но Ванда бросилась к стремянке и снизу подхватила баул.

– Давайте, Илья Ильич, я вам помогу… Вот так, за две ручки возьмем и вместе понесем… Тяжелая сумка. Как будто в ней книги.

Со стороны пани Ванды, имевшей высшее юридическое образование, это была тонкая ирония. Вроде бы наивная девушка решила, что сторож с виноградников – человек мыслящий и даже читающий. Хотя всем понятно, что в сумке кухонная утварь и пустые бутылки от дешевого вина типа Херес.

В ответе Ашуркова не было обиды или каких других эмоций. Даже не было удивления от того, что Ванда угадала.

– Там не только книги. Сверху две керосиновых лампы… Очень люблю ночами читать.

Молчаливый хозяин отвернулся и начал собирать тюки, сброшенные ранее. Все это хозяйство грузилось на тележку, где уже были привязаны две канистры. Возможно, в них был керосин для ламп, которые для ночного чтения.

Ванда стояла рядом и никак не могла придумать повод для продолжения разговора.

– Какой-то вы молчаливый, Илья Ильич. Жизнь в Крыму такая веселая, а у вас вид печальный.

– Не печальный, а встревоженный. Волнуюсь я очень.

– О ком?

– О вас.

– Обо мне?

– О вас с мужем… Поймают вас скоро. Никакого опыта у вас нет. Никакой конспирации… Вот зачем вы со мной заговорили? Я для вас малознакомая личность. Я часто бываю в центре города, а там у каждой ментовки розыскные плакаты на вашего мужа. Да и о вас говорят, как о соучастнице… Зовите Зуйко сюда. Посидим под абрикосом, побазарим.

Все это было сказано, как приказ, который не обсуждается… Ванда повернулась и в первый раз в жизни поняла, что значит, когда трясутся поджилки.

Она шла в дом, а ноги не слушались. Походка получалась вихляющей, а оттого вульгарной.

Поскольку Слава слышал весь разговор, он успел выскочить из дома и встретить Ванду у крыльца. Оба были взволнованы и на минуту замерли, обнявшись… Когда беглецы подошли к столу пол абрикосовым деревом, то хозяин уже успел нырнуть в погреб и выставить графин холодного вина… Это в центральной России сложный вопрос без бутылки водки не разобрать. Здесь в Крыму все решалось за кувшином вина. Или за трехлитровой банкой…

Уже после первого стакана стало ясно, что Ашурков – друг, и опасаться его не надо… После второго стакана все друг друга зауважали.

Потом Зуйко с Вандой решили, что они полные лопухи и лохи…

А в самом конце Илья Ильич сказал что-то очень важное… Они только не сразу смогли вспомнить об этом на следующий день.

Ашурков говорил, что с гостиницей Стручер связана какая-то тайна. Об этом он узнал от приятеля, который принимал участие в ремонте этого отеля.

– Деталей я не знаю. Равиль о деталях не распространялся. Он, Слава, темнил и говорил намеками…

– А почему твой приятель – Равиль?

– Потому, что он татарин. Но он нормальный татарин, не крымский… Он из Казани приехал.

– Понятно… И о чем твой Равиль темнил?

– Он говорил, что теперь любого второго постояльца в этом отеле можно сажать… Вот тебя, Слава, посадили, а Вандочку нет. Так и есть – каждый второй.

– Надо бы узнать детали… Хорошо бы поговорить с этим Равилем из Казани. Найди его, Илья! Будь другом.

– Буду другом. Найду.

– Точно найдешь?