Полосатый катафалк
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что Долли была обречена стать жертвой?
— Не то чтобы обречена, но подготовлена. Мне хотелось бы знать, кто или что подготовило ее гибель.
— Не я, если вы на это намекаете. — Она замолчала и глубоко вздохнула. — Ладно, попытаюсь ответить всерьез.
Я наблюдала за Долли с пятилетнего возраста. Она не очень ладила с другими детьми. И со взрослыми у нее отношения не складывались. Взять хотя бы отношения Долли с моим мужем. Долли была очень хорошенькой девчуркой, и отец очень баловал ее, а потом перестал обращать на нее внимание. Странная история. Стоуны
— А у вас — дочь?
— Злые слова! — Через маску прорвалось раздражение. Изобел Блекуэлл усилием воли снова спрятала его. — Да, у нас не могло быть детей — из-за диабета Рональда. Я прекрасно понимаю, что добрая белая магия легко может превратиться в злую черную. Но мы и не пытались лишить родителей Долли ее привязанности. Мы просто хотели дать ей то, что не могли родители — книги, пластинки, прогулки, а главное, общество культурных, умных людей.
— Потом умер ваш муж, а вы уехали?
— К тому времени я уже потеряла Долли, — парировала она. — Я не бросала Долли. Но она стала брать деньги из моей сумочки и лгать. И делать кое-что еще, о чем я не хочу говорить. Она умерла.
— Все-таки хотелось бы узнать, что значит это «кое-что еще».
— Скажу так: я не смогла уберечь ее от разлагающих влияний. В конце концов, я была для нее посторонним человеком. В школе она связалась с дурной компанией и заинтересовалась сексом — в его подзаборном варианте. В пятнадцать лет она стала женщиной.
Она замолчала. Скорбно поджатые губы. Настороженный взгляд. Не исключено, подумал я, что Долли успела поработать с Рональдом Джейметом. Не исключено, что тот не устоял. Человек средних лет, бездетный, не имевший дочери, может и не устоять. Дойти до точки и поставить ее собственноручно. Кстати, диабетику покончить с собой не трудно. Достаточно только забыть принять лекарство.
— Диабетик тоже может легко стать жертвой убийцы.
— Опять у вас этот взгляд, — услышал я голос Изобел. — Якобы объективный. Надеюсь, не я объект ваших раздумий?
— В каком-то смысле вы. Я думаю о смерти Рональда Джеймета.
— Похоже, сегодня вы решили быть совершенно беспощадным. Да будет вам известно, что Рональд умер в результате несчастного случая. Я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду. Между Долли и Рональдом ничего не было. Я знаю Рональда.
— А я нет. Как именно он погиб? С ним тогда был Марк?
— Они путешествовали в Сьерре. Рональд упал и сломал ногу. Более того, он сломал инсулиновый шприц. Когда Марк спустился с ним с гор и доставил его в Бишоп, Рональд был уже в коме. Он скончался в тамошней больнице. Я приехала, когда он был мертв.
— Эту историю рассказал Марк?
— Это правда. Рональд и Марк были не только кузены, но и добрые друзья. Рональд был младше и очень уважал Марка. Иначе я бы ни за что не вышла за Марка.
Под нарастающей лавиной моих вопросов она вдруг почувствовала необходимость оправдать главные поступки в своей жизни. Я вернул ее к смерти Рональда.
— Диабетики редко отправляются в путешествия. Они, как правило,
живут тихой домашней жизнью.— Большинство из них — да. Но только не Рональд. Я всегда понимала, что ему нельзя так рисковать, но не находила сил положить этому конец. Ежегодное путешествие было просто необходимо ему. Кроме того, рядом был Марк.
С минуту мы сидели молча, словно вслушиваясь в эхо, разбуженное ее последней фразой. Она, похоже, делала то же самое.
— Как же Рональд не уберегся?
— Он споткнулся и упал на крутой горной тропе. — Она тряхнула головой, словно желая выбросить из памяти картину падения. — Только, пожалуйста, не говорите, что это было подсознательным самоубийством, поиском смерти. Я не раз думала об этом. Несмотря на болезнь, Рональд любил жизнь. Он жил счастливо. Я этому способствовала.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я, подумав, что она продолжает заниматься самооправданием.
— И прошу вас, не говорите, что Марк причастен к гибели Рональда. Они очень любили друг друга. Марк был ему все равно что старший брат. Он нес Рональда на спине по горным кручам к машине. Когда мы с Гарриет приехали в больницу — за рулем сидела она, — Марк был вне себя от горя. Он корил себя за то, что не досмотрел. Так что вы просто фантазируете, считая, что Марк...
— Предположение исходило от вас, миссис Блекуэлл.
— Нет, от вас.
— Простите, но тему все-таки затронули вы.
— Да? — Она провела рукой по лицу, прикрыв пальцами веки, опустив вниз уголок рта. Помада размазалась, как кровь. — Возможно, вы правы. Я устала, плохо соображаю. У меня работает только маленькая часть сознания.
— Это все снотворное, — сказал я, имея в виду, что оно сыграло роль сыворотки правосудия.
— Может, да, а может, нет. Сегодня я провела очень нелегкий час в обществе матери Гарриет. Полина прилетела из Гвадалахары понять, что происходит. Я не подозревала, что в ней так силен материнский инстинкт.
— Что произошло за этот час?
— Ничего особенного. Она винит меня за разлад в семье, а я ее. Когда-нибудь в прекрасном новом мире мы научимся не обвинять друг друга.
Она попыталась улыбнуться, и неловкое движение губ было очаровательным. Мне это не понравилось — не время было поддаваться ее чарам.
— Когда-нибудь, — сказал я, — я перестану задавать вопросы. Но пока без этого не обойтись. Как работал у вас Симпсон?
— Нормально. Он пробыл у нас недолго, так что трудно сказать что-то определенное. Я вообще обхожусь без прислуги, поэтому у нас всего одна горничная. Я предпочитаю обслуживать себя сама.
— Потому-то и уволили Ральфа?
— Марк считал, что он недостаточно почтителен. Он любит, чтобы на него смотрели снизу вверх. Симпсон был демократом. Мне это скорее нравилось. Я не привыкла к чопорности. — Она покосилась на портреты предков.
— Я слышал, Симпсона уволили за воровство.
— Что же он мог украсть?
— Похоже, пальто. Когда Ральф вернулся с Тахо домой, он привез пальто, которое, как он сказал жене, ему подарили. Коричневое пальто из хорошего твида с коричневыми кожаными пуговицами. Одна отсутствовала. Вы что-нибудь знаете об этом пальто?