Польские народные сказки
Шрифт:
Ксендзу об этом рассказали, он послал за конюхом и сказал ему:
— Ой, смотри! Опасное дело ты затеял! Помалкивай об этом, упаси тебя бог проговориться.
Конюх молчал-молчал, а потом кой о чем намекнул своим дружкам. А те у него все выведали. Узнали об этом ведьмы и решили конюха наказать. Но тот, по совету ксендза, каждый раз, когда из дому или из конюшни выходил, обязательно лоб крестил, а это от всякой порчи и колдовства верная защита.
Ведьмы уж по-всякому старались: и так и эдак козни ему строили. Но конюх помнил, что они на него охотятся, и все время — надо не надо — крестился.
Тогда собрались они все вместе, стали совет держать.
— Пока, — говорят, — мы его не накажем, он будет про нас болтать. Надобно его унять.
Стоял за околицей большой стог сена. И наколдовали ведьмы так, что его со всех сторон огнем охватило. Хозяева крик подняли, выбежал конюх на улицу и второпях-то лба не перекрестил. И ведьмы тут же устроили так, что ему ноги-руки повыкручивало и сделался он немым калекой.
А пламя над стогом в тот же миг погасло, будто его и не было — стоит себе стог целехонек.
ЦВЕТОК ПАПОРОТНИКА
В ночь на святого Яна шел одни мужичонка по лесу и видит — светится что-то под дубом, словно венок из звездочек. Подошел поближе — а это новехонькие золотые дукаты.
Страшно стало мужику. Глянул он на землю — а та вся прозрачная будто стекло. Куда ни посмотри — везде серебро да золото в сундуках, горшках да котелках. Некоторые словно дымом курятся, словно пеплом присыпаны, и сквозь тот пепел сияет золото ясным огнем.
Смотрит мужик на это богатство, а оно как бы подплывает, вокруг него собирается, все ближе подступает — ну, рукой достать!
Вдруг кто-то хвать его за плечо! Оглянулся мужик, видит — ксендз не ксендз, и бос на левую ногу.
— Слушай, — говорит. — Отдай мне свой сапог с левой ноги. (Говорит, а имя божье при том не поминает.) Беда со мной стряслась, заночевал я на сеновале в одном селе, а тут буря налетела, гром гремит, молнии сверкают, ударила молния прямо в крышу надо мной, люди бегут, кто куда, спастись не чают, я тоже вскочил, одного сапога не нашел, не до того было, пустился бежать, еле-еле жив остался.
Стоит мужик, раздумывает: «Что правда, то правда: ежели господь зажег — не потушишь. Спас господь этого человека, так и я ему помогу, отдам сапог. Мне до дома недалеко, небось не помру, в одном сапоге шагаючи».
А этот — ксендз не ксендз — говорит, частит, торопится:
— Я тебе заплачу, без награды не оставлю, босому, мне по лесу не пройти, чуть ногу не повредил, дай скорее сапог, бери деньги.
Сел мужик на землю, стал сапог стягивать, а этот — ксендз не ксендз — дергает, помогает.
И вдруг где-то вдалеке-вдалеке пропел петух.
Страшно захохотал ксендз не ксендз мужику в лицо, швырнул в него сапогом. Свист, грохот пошел по лесу, дубы с корнями выламывать начало. И все богатства подземные вмиг пропали, свет погас, земля потемнела.
А все оттого, что этому мужику за голенище цветок папоротника попал. Страшное это дело: тут и в пекло угодить не долго. Но не было в том у мужика умысла, все нечаянно вышло, и поэтому черт осилить его не смог, а хитростью цветок у него выманил.
Добрался мужик до дома, посмотрел, что за
монету ему ксендз не ксендз в руки сунул, глядит — а это навоз конский.ДОБЫТЧИКИ
Договорились как-то звонарь с органистом добыть цветок папоротника. Вдвоем на такое дело идти нельзя — только в одиночку можно. Пошел звонарь. Органист ему молитвенник дал, с закладками против молитв, которые читать следует, свечи дал и платочек шелковый, чтобы под цветок подложить. Не подложишь шелкова платочка — цветка не добудешь: уйдет сквозь землю. А на платочке — останется.
Все сделал звонарь, как велел органист. Постелил под папоротник платочек, свечки зажег, молитвы читает.
За час до полуночи слышит: музыка заиграла. И вдруг сделалось вокруг светло, столы стоят, от яств ломятся, вокруг множество богатых господ, все танцуют, звонаря пировать зовут да веселиться. А он не отвечает, только молится.
Ударила полночь, и все исчезло, пал цветок на шелков платок, и поднял его звонарь. Боялся ужасно, чуть со страху не помер. Но с места не сошел, пока светать не начало. А как начало светать, он рысью домой!
Бежит — а навстречу ему органист.
— Есть цветок? Покажи!
А уж время звонить к заутрене. Отдал звонарь цветок органисту в руки.
— Возьмите, — говорит, — к себе домой. Я мигом отзвоню и к вам приду.
Отзвонил — приходит к органисту.
— Ну, где цветочек?
— Какой цветочек?
— Я же вам дал, когда вы встречать меня вышли!
— Да я только-только с постели встал, никуда не ходил, и ничего ты мне не давал!
Это сам черт прикинулся органистом, чтобы выманить у звонаря цветок.
О МАТЕРЫХ ЗАЙЦАХ
В сокальских лесах в былые времена вековые деревья росли и всякого зверя хватало. И жила там пара зайцев, лет им по двести, шкуры седые, а сами — величиной с теленка.
Долго обходили люди те места стороной, но настало время, пали дедовские дубы под пилой да топором, зачастили люди в лес, и у каждого — ружье на плече. Помаленьку всякий зверь перевелся, только те два стародавних зайца в своих глубоченных норах затаились. Долго никто ничего не знал, но проведал об этом графский лесничий.
Раз приехал вам граф из чужих краев, забаву затеял, и со всей округи позвали всех графов, богатых господ, помещиков, стрелков, лесничих, — весь народ собрали на охоту. Перед самой охотой заговорили господа о разных зверях, как они их стреляли и стрелять будут — тут-то лесничий и скажи самому графу о тех зайцах.
Кто-то серну подстрелил, кто-то кабана, кто-то зайчишку, а на самого графа гонит лесничий того старого матерого зайца. Вот уже граф изготовился к стрельбе, взяли господа зайца в кольцо, все ружья подняли, думают — сейчас он заляжет. А тот вдруг прыг на елку, с елки на сосну, с сосны на дуб и был таков! Граф разозлился, лесничий из бороды седой волос рвет, стрелки плюются, ругаются, господа о невиданном диве толкуют — как этот заяц по деревьям прыгал!