Полтора килограмма

Это мой рекорд шестилетней давности! – вытирая мокрые волосы полотенцем, делился своим восторгом

Джим.

– Молодец, – от души порадовался я за сына, – это всё благодаря твоим ежедневным тренировкам.

Протянув сыну блокнотный лист, на котором был номер телефона, купленного утром Риком, я

пояснил:

– Это секретный номер, его будут знать только сотрудники лаборатории, Том и ты. Со своего

телефона на него не звони, думаю, Броуди твой номер тоже может прослушивать. В общем, будь начеку, —

предупредил сына.

– Понял, отец, – кивнул Джим и взглянул на наручные часы. Они показывали начало двенадцатого.

– У меня назначена встреча в Даксбери. Пожалуй, пора собираться, – сказал Джим, покидая

террасу.

И уже через плечо бросил:

– Передавай привет Кэрол.

«Ах, да! Кэрол!» – я перевел взгляд на часы. До встречи оставался почти час. Солнечные лучи,

прогнав тень, незаметно перебрались на диван, претендуя на мое место. Нестерпимо захотелось закатать

брюки и пройтись по воде вдоль береговой линии.

Я нажал на кнопку звонка, расположенную на стене рядом с диваном, через минуту на террасе

появился дворецкий.

– Я спущусь к океану. Когда подъедет мисс Новак, позвони, сотовый будет при мне, – предупредил я

его.

Затем, взяв со стола выписанный Фредриксоном рецепт, протянул его Патрику:

– И еще, нужно в аптеке купить вот этот препарат.

Дворецкий принял его, молча кивнул и удалился.

Спустившись к океану, который находился всего в сорока метрах от дома, я снял мокасины, чувствуя,

как песок приятно греет, но не обжигает ступни. Августовское полуденное солнце еще не вошло в зенит, но я

всё же счел нужным надеть красную бейсболку с логотипом «Boston Red Sox» и солнцезащитные очки. До

колена подвернув брюки, я по щиколотку вошел в воду, немного постоял и, отдавшись на милость легкому

бризу, не спеша направился вдоль берега.

Винчи, визгливо тявкая, распугивал чаек, которые собирали выброшенных волной на берег

моллюсков. Пес не меньше меня любил такие прогулки вдоль океана. Периодически он что-то находил и

зарывал в укромном месте. Я с улыбкой наблюдал за его занятием и терпеливо ждал, когда он закончит.

Винчи… Я назвал его в честь Леонардо да Винчи за не по-собачьи умные глаза. Семь лет назад осенью

я приехал на кладбище к могиле Хелен. Это была очередная годовщина дня ее смерти. Моросил дождь.

Возле плиты со свежей могилой я увидел Винчи. Беспородный рыжий пес лежал на земле. Он был мокрый,

его била крупная дрожь. Я присел возле него и протянул руку. Пес поднял на меня полные слез глаза.

Никогда прежде не видел, как плачут собаки. А он плакал. Я заговорил с ним. Он внимательно слушал мой

рассказ о Хелен, о моем одиночестве и о том, как мне нужен друг, такой вот, как он, друг. Пес позволил себя

погладить. Я обратил внимание на его впалый живот. Он явно голодал уже не один день. Я позвонил

водителю и попросил купить пару гамбургеров и принести мне. Прошло минут пятнадцать, а я всё говорил и

говорил, перебирая пальцами шерсть животного. Ноги мои затекли, колени ныли.

Наконец, еда была доставлена и пес с жадностью всё проглотил. Пока он ел, я прочел надпись на

плите. Хозяином собаки оказалась пожилая дама, по всей видимости одинокая, если после ее смерти о

собаке оказалось некому заботиться. Я позвал пса с собой, и он, поверив мне, последовал за мной.

Ткнувшись холодным мокрым носом в руку, Винчи вернул меня из воспоминаний. И мы последовали

дальше.

Вода всегда манила меня к себе, и если бы не мои математические способности, обрекающие на

участь конторской крысы, то, без всякого сомнения, я бы связал свою профессиональную деятельность с

океаном. Вероятно, отцовская мечта передалась мне на генном уровне.

Ступни утопали в песке. Каждая клеточка кожи радовалась прохладным объятиям Атлантического

океана. Легкая рябь на воде сопровождалась кротким шорохом камней, трущихся друг о друга под шипение

кромки тающей пены. Я наслаждался этим пьянящим состоянием умиротворения. Первые минуты голова

была свободна от каких-либо мыслей, потом промелькнуло, что, возможно, последний раз вот так бреду,

рассекая ногами воду, и радуюсь гармонии в душе, что все мои близкие живы и здоровы и я тоже пока жив.

29

Жив! Как мало, оказывается, надо для счастья: просто понимать, что наступил новый день, а ты по-

прежнему жив! Глупец, я так спешил жить! В детстве ставил своей целью быстрей вырасти и обрести

независимость в принятии решений; в зрелом возрасте хотелось, чтоб хмурый дождливый день поскорее

закончился. А сейчас одно желание – чтоб в груди раздавался равномерный доверительный стук сердца.

Я устремил свой взгляд вдаль, туда, где белые песчаные дюны встречались с куполом неба. Я любил

Бостон с его благородным величием, но Хайаннис я просто обожал! Здесь всё живет в ином неспешном,

размеренном ритме. Цветущие в мае дюны, заросли вереска, луговые топи, гнезда чаек в траве, стаи

мигрирующих птиц – всё это наполняет бытие Кейп-Кода невероятным умиротворением. А какие в этих

местах туманы! Их белизне может позавидовать даже Антарктида со своими чистыми снегами.

Я научился чувствовать все оттенки Атлантического океана. От серо-зеленых в зимние морозы до

черной пучины во время шторма, когда каскады осатаневших волн, словно ружейные залпы, палят по

берегу. В такие минуты чувствуешь невольное волнение, передаваемое душе самой природой. Нет, оно не

пугает. Оно вызывает благоговейный пиетет к его силе.

Я часто разговариваю с океаном. Посылаю ему мысленно или же вслух, не важно как, свой вопрос. И

волны шепчут мне ответ. Нужно лишь набраться терпения и ждать. Спустя какое-то время обертон