Полтора кролика (сборник)

Он увидел того – дед изучал содержание урны. Вот те раз. Дед-то точно того. Деловито копается в урне. Ста рублей ему мало? Что же это такое? – сколько ни дай, все равно в урну полезет?

Лев Лаврентьевич поверил не сразу глазам, был момент, когда думал, что обознался, что это другой. Нет, был он. К сожалению, он. Старый знакомый.

Грустно стало. Такая тоска накатила!.. Но тоска идет за тоской. Лев Лаврентьевич прошел, не оглядываясь, – только повернул он за угол дома, как вспомнил, где и когда встречал этого деда – до этого.

Около урны! Только другой!..

Недавно совсем!

Лев Лаврентьевич так и увидел картинку: он поганый тот глянцевый в урну бросает журнал, а рядом с урной дедуся стоит – бомжеватого вида! Вот он и есть! Наконец-таки вспомнил!..

Да ведь только что было, двух часов не прошло!

А казалось, в далеком минувшем виделись где-то… На кафедре… На факультете…

Тьфу ты – да около урны!

Что же теперь получается? Получается, что бесплатный журнал сексуальных услуг, который Лев Лаврентьевич выкинул в урну, дед из урны достал? А потом извлеченный из урны журнал Льву Лаврентьевичу, как ни в чем не бывало, навязал в обратном порядке?… и Лев Лаврентьевич принял?… из урны журнал!.. Сам который в эту урну и бросил!..

Почему ж – «навязал»? Разве не Лев Лаврентьевич проявил инициативу, спровоцировав деда? Разве не сам? Не сам предложил ему разве сто несчастных рублей? В том-то и дело, что сам!

Можно и так посмотреть: деду сто рублей не нужны, раз он даже при деньгах роется в урнах, это очень важный момент, потому что тогда сто рублей вовсе не мзда и не спонсорский дар, а действительно плата. Плата за то, за что хотел ее дед получить – за бесплатный журнал! Сексуальных услуг. Изъятый из урны.

Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич за сто рублей купил бесплатный журнал.

Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич лох!

И это притом, что не знал Говнюков, откуда журнал – не знал, что из урны!.. и что сам Лев Лаврентьевич выбросил в урну!.. не знал!.. А если бы знал?

Нет, какой Лев Лаврентьевич лох, не дано даже знать Говнюкову!

Это удар. Под ногами земля пошатнулась.

Лев Лаврентьевич думал: что ж ты делаешь со мною, дедуся? Хорошо, я критичен к себе в мере той, что и к миру. А другой человек? А другой человек без морального стержня, стержня может и вовсе лишиться (речь идет о морали), потерять в человечество веру, сползя на стезю дозволенья всего, что в мозгу уродится – это ль будет не грех?

Надо думать, сто пятьдесят – оптимальная доза, когда думает мозг лучше всего.

Лев Лаврентьевич остановился.

Еще один городской сумасшедший по воде, как посуху, промчался на велосипеде; некто вышел из хозяйственного, вооруженный, как пикой, длиннющим плинтусом; проворный эвакуатор поспешно приступил к пленению неверно припаркованной «девятки», – а Лев Лаврентьевич все не мог успокоиться, все стоял на месте, не двигаясь – итожил промахи и ошибки.

Много было ошибок, начиная с той, что родился. И то, что женился. И то, что послушался Петю, соблазнился местом в машине и поехал жене за подарком (все равно ж не купил!..), и то, что журнал сексуальных услуг согласился выкинуть в урну, и то, что снова его ж и обрел… за сто рублей… но и это не все! То, что он позвонил той «одетой», это тоже ошибка! И серьезнее всех!

Глядя на водосточную, словно вспотевшую трубу, он осознавал всю серьезность последней ошибки.

Его мобильник засвечен. Он попал в базу данных. Его теперь просто найти. Естественно, будут искать, обязательно будут искать. Вызвался и не пришел. Сексбизнес не прощает обмана. По существу, он поступил, как телефонный хулиган: сделал фиктивный заказ (или правильно как называется?), только это не то, с чем допустимо шутить. Возможно, она отказала другому клиенту, рассчитывая на скорый визит Льва Лаврентьевича, следовательно, Лев Лаврентьевич причина ущерба, урона, потерь – как моральных, так и финансовых. Даже больше финансовых, чем моральных. Ему позвонят и спросят, где он. И объяснят, что за базар принято отвечать. Как бы то ни было, теперь от него не отстанут. Ему будут звонить и предлагать услуги известного рода. Даже ночью. Нет, именно ночью. Когда он спит (или не спит) в одной постели с женой. Которой не купил сегодня подарка.

Через перекресток проехали одна за другой снегоуборочные машины. Зачем – если сугробы растаяли?

Один выход – заказ отменить. Сейчас же. Пока ему не позвонили оттуда.

Не ждать оттуда звонка.

И он позвонил – отменить.

– Опять я, – сказал Лев Лаврентьевич.

– И где ж мы гуляем?

– К сожалению, обстоятельства изменились. Я не смогу.

– Что значит «я не смогу»? Где-то бродите рядом, и вдруг «не смогу»?! Что за дела. Приходите, не пожалеете. Нам никто не помешает. Я жду. Давайте, давайте.

– Вы действительно избавляете от депрессии? – спросил Лев Лаврентьевич, потому что ему действительно было интересно услышать ответ.

– И от комплекса вины. И от дискомфортных переживаний.

– Получается?

– Еще как!

– Позвольте сознаться: не верю. Никому не верю, а вам особенно.

– Миленький, да ведь это ж надо на себе испытать, прочувствовать, а уж потом – верю, не верю. Я высшей квалификации терапевт. Я работаю с гарантией как никак.

– Но без интима, – попытался поддеть ее Лев Лаврентьевич.

– Только не говори, что тебе нужен интим. Солнышко, тебе общение надо, а не интим. Я ведь знаю, с кем дело имею.

– А в чем гарантия, интересно? (И действительно: в чем, интересно, гарантия?)

– Месячная отсрочка от суицида после одного сеанса.

Звучало весомо.

– Блин, – оценил гарантию Лев Лаврентьевич. И услышал:

– Ну ладно по телефону трепаться. Адрес напоминаю.

Напомнила.

А почему бы и нет? Даже интересно с ней пообщаться. Все новые впечатления…

… Дверь открыл шкаф – широкоплечий, широкоскулый, и глаза у него были расставлены тоже предельно широко. Бритым наголо был.

Смерив взглядом Льва Лаврентьевича, он громко сказал: «Твой!» – и удалился на кухню.

Из комнаты вышла – Лев Лаврентьевич сразу узнал в ней «одетую» – полная женщина лет тридцати пяти-сорока, губы накрашены, стрижка каре; «одетая» была одета в спортивный костюм сочно-синего цвета и походила на ветеранку большого спорта – всего более на бывшую штангистку в среднем весе.

– Ну-с, в чем же наши проблемы?

– В смысле? – спросил Лев Лаврентьевич.

– Угрызение совести? Ощущение невыполненного долга? Нравственные страдания из-за собственного несовершенства? Нет? Пальто, будьте любезны, сюда. У вас что, вешалка оторвалась? Почему не пришито? Жена есть?

– В общем, да, – пробормотал Лев Лаврентьевич, повесив пальто на петельку для верхней пуговицы.

Интервью продолжалось:

– Я хочу знать причины депрессии. Что не устраивает?

– Меня все устраивает… но как-то все не так… неправильно как-то…