Полтора квадратных метра

Но отлежаться Чиженку не удалось. Сдав младшего Саньку в детсад, Зинка пошла на площадь рассказать все мужу, посоветоваться: куда писать жалобу насчет коридора. Но, увы! На площади она не нашла его. И ведро, и грабли, и метла - все торчало в акации, дорожки не подметены, Чиженок как сквозь землю провалился. "Где-то промышляет с утра пораньше, - подумала она. Опять пьяным придет". И вдруг Зинка вспомнила, что впопыхах она, уходя, не заперла дверь еще и на второй замок, от которого ключей у Чиженка не было. "Ввалится пьяным, дьявол, найдет мою зарплату - всю по ветру пустит..."

Торопливо подходя к дому, она увидела в растворенном окне у Елены Александровны нечто знакомое... Пригляделась. Ну да! На спинке стула висели штаны Чиженка. Она их узнала по брючному ремню. Старый черкесский ремень с серебряными бляшками - подарок Зинкин. Еще папашин ремешок... На нем когда-то висюльки длинные в виде кинжальчиков были. Подпоясывал папаша черную сатиновую рубашку этим ремешком только по праздникам. Серебряные кинжальчики Чиженок отодрал и где-то пропил. А ремнем брюки подпоясывал. И вот этот ремень, вздетый в брюках, свешивался со спинки стула в самом окне Елены Александровны.

Зинка подошла к окну и тихонько влезла на подоконник.

В комнате за столом сидел в одних трусах Чиженок и пил чай с булкой. Елена Александровна ушла на работу. Кровать была заправлена, кружевным покрывалом убрана - все честь честью. И только штаны Чиженка да спутанные в редких пушинках волосы на голове выдавали сокровенную тайну грехопадения его.

– Ты чего здесь делаешь?

Булка, густо намазанная сливочным маслом да еще вишневым вареньем сверх того, так и застыла на полпути ко рту Чиженка. Он и сообразить не успел, что ответить, как голова его, покорная выработанной привычке самосохранения, стала погружаться в плечи. Наконец он обернулся...

Все было наяву - Зинка сидела на подоконнике с зеленеющими от злости глазами.

– Я тебя спрашиваю или нет? Обормот!

– Тихо ты... Соседи услышат, - хрипло выдавил из себя наконец Чиженок.

– А ты что думаешь? Свои полюбовные дела хочешь в тайне сохранить? загремела Зинка.

– Тише, дура!

Чиженок, видя, как Зинка влезла в окно, опасливо стал отступать к порогу.

– Какой я тебе полюбовник? Я же залез сюда... Поживиться! Ну!

– А штаны зачем снял? Чтобы вареньем не испачкаться? Так, что ли?!

– Дак я ж, это... Соломонов костюм примерял. Хотел переодеться.

– Где же он, костюм-то?

– В гардеробе... Тесноватый оказался.

– Ах ты, бесстыжая рожа! Хоть бы покраснел...
– Зинка добралась до стола и схватила электрический чайник, пускавший пары.
– Сейчас я тебя пристыжу кипятком-то.

– Стой, дура!..

Чиженок так хватил задом дверь, что вышиб английский замок и в одних трусах сиганул в Малиновый овраг. Вслед за ним вылетел в двери и чайник; он стукнулся о стенку, и в одно мгновение в коридоре стало темно и душно все утонуло в густых клубах пара.

– Что случилось?
– Павел Семенович бросился в комнату Елены Александровны.

У дверного косяка стояла Зинка и плакала:

– Дура я, дура... В тюрьму передачи ему носила, как порядочному... Я думала, что он простой вор... А он полюбо-овник...

4

Все несчастья выпали из-за проклятой двери, думала Елена Александровна. Не случись раннего переполоха - Чиженок преспокойно ушел бы от нее и все было бы шито-крыто. А теперь ходи и объясняй всем, что она с Чиженком ни в каком сношении не участвовала. Мало ли к кому он лазает в окна. А если и залез к вдове, так что ж? Обязательно про любовные связи намекать? И чтобы не подумали, что она обиделась на Зинку, которая закатила ей в тот же день скандал прямо в коридоре, Елена Александровна подписалась под Зинкиной жалобой насчет незаконной переноски двери Полубояриновых.

К радости Павла Семеновича, под этим заявлением не подписалась старуха Урожайкина. "Как вы деретесь, так и разберетесь", - сказала она. И все-таки Павел Семенович сильно забеспокоился: а вдруг сработает жалоба и заставят перенести дверь на прежнее место? Смотря к кому попадет она: если к Павлинову, тот подмахнет, наложит резолюцию... Отомстит Павлу Семеновичу.

С председателем райисполкома Павлиновым у него была давнишняя размолвка - взглядами не сошлись насчет исторического прошлого Рожнова, а также современного процветания его.

Однажды Павлинов читал у них лекцию про "культурную революцию" в Китае. Павел Семенович задал вопрос: "Какой в Китае социализм?" "Оппортунистический", - ответил Павлинов. "Но ведь оппортунизм есть отрицание социализма. Какой же он социализм?" - "А такой и социализм, что состоит из одних перегибов. Хорошо, поговорим после лекции..."

Они остались вдвоем в операционной, которая одновременно была и читальней, и приемным покоем, и местом собраний. Павлинов облокотился на толстую стопку газетной подшивки и долго разглядывал Павла Семеновича выдержку делал. Но Павел Семенович сидел спокойно, не ерзал на стуле и даже не глядел себе под ноги. Павлинов наконец изрек:

– Значит, вы ничего так и не поняли.

– А что я должен понять?

– А то, что вы занимаетесь компроментацией и дискредитацией...

– Кого?

– Не кого, а чего. Вы сознательно принижаете наши достижения.

– Чем я их принижаю?

– Необдуманными высказываниями. И не только... У нас есть сведения о вашей деятельности. И я давно хотел с вами поговорить. Вы писали насчет железной дороги жалобу в Москву?

– Писал.

– Что же вы писали?

– А то, что чиновники из Московского совнархоза закрыли железную дорогу через Мещеру.

– А ежели она невыгодна?

– Как это невыгодна? Эта дорога соединяла две области. Проведена была в девяносто втором голодном году. Торопились, потому и проложили узкую колею. Хлеб от нас возили, а из Мещеры лес. И теперь она невыгодна стала? Чепуха! Закрыли потому, что моста через реку нет.

– Ну что вы смыслите в этом? Вы же зубной техник!

– А то я смыслю, Московскому совнархозу наплевать на нашу область.

– Из чего вы сделали такой вывод? Исходя из частного определения насчет дороги? Так, что ли?

– Не только... Когда-то была у нас порода коров - "красная мещерская". Где она теперь? А свиней сколько было? Овец? Гусей... Утки!.. Конопля росла... даже в Рожнове на огородах. Птица с конопляного семени жиреет. А теперь ни конопли, ни птицы. Дуй кукурузу, потому что совнархоз велел. А он где? В Москве!.. Что и требовалось доказать.

– Повторяю, ваши рассуждения сплошная компроментация. Общие слова.

– Ах, общие! Давайте говорить подробно. Возьмем тех же свиней. Их цельными днями пасли. В каждом селе по триста, по пятьсот штук было в стаде. Питались они травой, разрывали ил, съедали различных ракушек, беззубок, водяную живность...