Полукровка

Ночью Урджин не смог заснуть. Вокруг действительно стало холодно и тепло Эсты согревало его куда лучше одеяла, но все равно, избавиться от внутреннего озноба он не мог. Кто? Зачем? Почему? А главное, что делать теперь? Он не знал ответов, и это еще сильнее раздражало его. Эста зашевелилась и что-то пролепетала.

— Малыш?

Она не ответила и зашевелилась вновь.

— Спи, малыш, — нежно шепнул он ей на ухо и, как ни странно, она успокоилась.

Нет, теперь все для него изменилось. Приоритеты неожиданно поменялись местами, и на первом месте оказалась его зазноба, его Эста, его малыш…

Первой утром проснулась Назефри. Ей никогда еще не было так хорошо. Она ощутила свое тело, приятно покоящееся в истоме, и слабость, разливающуюся по нему. Она почувствовала, насколько ей тепло и уютно здесь, в этом тесном пространстве, в котором она оказалась.

Назефри улыбнулась этим ощущениям. Не открывая глаз, она прислушалась к себе. Теплое дыхание едва заметно касалось ее кожи в ямочке за ушком. Теплота струилась вдоль всего позвоночника, скапливаясь где-то в низу живота. И пульсация его жизненной энергии вторгалась в ее пространство, излучая все самые приятные эмоции, на которые был способен человек.

Назефри открыла глаза. Камилли лежал за ее спиной, плотно прижавшись к ней всем своим телом, перекинув больную руку над головой, а здоровой обнимая ее. Как так получилось, что их ноги сплелись во сне? Она не могла понять, где заканчивается она и начинается он. Она не шевелилась, не в состоянии нарушить тот хрупкий мир, который они создали во сне, сами того не подозревая. Назефри прикрыла глаза и еще долго слушала его мерное дыхание возле своего ушка.

— Тебе не холодно? — вдруг спросил тихий низкий голос, едва очнувшийся ото сна.

— Нет, — коротко прошептала она.

— Хорошо, — выдохнул он.

Камилли медленно оторвался от нее, и Назефри едва не закричала от холода, в котором он оставил ее одну. Приличия? Правила? Ей было наплевать на них. Она хотела одного: чтобы этот мужчина вернулся к ней. Это было больше, чем желание, это была потребность.

Камилли сел на кровати и долго массировал сломанную левую руку, покоящуюся на перевязи.

— Болит? — спросила она из-за спины.

— Немного. Сейчас пройдет. — А ты как себя чувствуешь?

— Я чувствую свое тело, и даже могу управлять им, но у меня нет сил подняться.

Камилли искренне улыбнулся.

— Ничего. Потерпи немного. Возможно, завтра ты сможешь это сделать.

Назефри глубоко вздохнула.

— Что мы будем делать, Камилли? Наверняка нас уже ищут. Как Стефан и Сафелия будут объяснять все произошедшее?

— Думаю, недели две у нас есть. Раньше этого срока Фуиджи не кинется нас искать, а на Олмании и так хлопот полно с болезнью Науба и прибытием комиссии по расследованию. Стефан нас не подведет, я в этом уверен.

Мысли Назефри закрутились в голове, и неожиданная идея выскользнула из общего потока:

— Камилли! Нам необходимо связаться с Аликеном! Он поможет. Это наш шанс.

— Но пока Вы с Эстой не поправитесь, мы не сможем отсюда уйти.

— Не важно. Главное — это последовательность наших действий. Нам с Эстой в поселения лучше не заходить. Сам понимаешь, добром это не кончится. Но вы с Урджином вполне можете сойти за заблудившихся. Попросите допустить вас к информационной сети и оставите сообщение для Аликена. Эста знает пороли и кодировки. Конечно же — это и есть наш шанс!

— У тебя голова работает, как часы, даже в таком состоянии.

— Это комплемент? — улыбнулась Назефри.

— Самый, что ни на есть.

— Тогда спасибо!

— Назефри? — позвал Камилли.

— Да.

— Прости меня за те слова, что я тогда сказал. Глупо все это и неправильно.

Она молчала.

— Назефри?

— Я простила, Камилли. Не стоит тебе вспоминать об этом.

— О чем Вы там шепчитесь? — послышался хриплый голос Урджина.

— С добрым утром, кузен, — засмеялся Камилли. — Пока ты спал, Назефри придумала, как нам из этой переделки выбраться…

Глава 23

Все ужинали, когда вдруг Эста резко поднялась в постели и села, оглядываться по сторонам.

— Урджин? — позвала она.

Он тут же был возле нее. И несмотря на присутствие посторонних рядом, стал обнимать ее и судорожно целовать волосы, глаза, щеки, губы.

— Урджин, — выдохнула она и повисла на нем.

— Наконец-то! Ты проснулась! Что-нибудь болит? Холодно? Пить? Может, есть? Что Эста? Скажи что-нибудь?

— Туалет… — тихо ответила она, и, подорвавшись с кровати, выбежала из дома.

Камилли и Назефри засмеялись.

— Ну что, герой? Жена проснулась и тут же убежала от тебя?

— Камилли, я когда-нибудь тебе врежу, — разозлился Урджин и пошел вслед за ней.

Она стояла, облокотившись к дереву спиной, и оглядывалась по сторонам. Сумерки сгустились, и туманное марево медленно распространялось над теплой озерной водой.

— Эста?

Она обернулась к нему и не смогла сдержать слез. Он был жив. Жив! По сравнению с этим все ее переживания, обиды, боль меркли, и оставалось только облегчение от того, что он все еще жив. Что же это за чувство такое? Оно выжало ее, выкрутило, сломало и опустошило. Сделало слабой, зависимой, беспомощной и безвольной. Одно его слово, интонация, прикосновение, одна его эмоция, которую она воспринимала, как нечто теплое или холодное, были способны возвысить или уничтожить ее. Ее. Человека без роду и племени, сущность, рожденную полукровкой, существо, воспитанное Наследницей. Она никто для него. А он? Он — все.

Ведь жизнь не раз учила ее не надеяться, не полагаться на удачу, которая и без того слишком изменчива. Но она решила рискнуть. И что? Она потеряла себя. Сколько это продлиться? Год, два? Ведь он оставлял всех своих женщин. Он оставил Клермонт, с которой прожил столько лет, и которую, очевидно, любил. Кто она, а кто Клермонт? Нельзя построить счастье на лжи. Невозможно обманом заставить человека быть рядом.

Так чего же хочет она? Она хочет, чтобы он жил. Все очень просто: жил и был счастлив. Чего она хочет для себя? Чтобы он любил ее. Она хочет, чтобы он ее любил.