Полукровка
Шрифт:
– Постигните смысл высшего предназначения! Жизнь ваша проходила доныне в бессмысленной и бесполезной борьбе, и неведома вам была радость избранности. Ныне же предложено нам высокое служение! В воле Повелителей мы обретем блаженство существования. Высшее счастье, высший смысл и высшая цель – все в воле Повелителей. Ибо Галактика прогнила и зашла в тупик, и лишь один есть путь спасения! Когда люди и ханны, ящеры и драконы, пещерники и муравьи скажут: «На всё воля Повелителей, и все мы в Их воле», тогда Галактика воспрянет к новой жизни, чистой, без войн и ненависти, в одной лишь любви!
– Ага! В одной лишь любви к Повелителям! – Конечно, это Алика потянуло высказаться.
– Именно! –
Я не слышу дальнейшего. «Прах из праха», отзывается во мне, отзывается внезапной тоской и нерассуждаюшим ужасом. «Прах из праха» – я слышала это. От Повелителей. Я слышала это от Повелителей! Слепящий свет, ледяная безнадежность, боль и страх… страх… кто же они, Повелители? Я встречала их, видепа, говорила с ними? Раз я помню это «прах из праха», сказанное мне с уверенностью высшего существа?!
Кто они? Я не могу вспомнить. Вместо памяти только страх… страх, боль и безнадежность.
– Хочешь сходить в город? – спросил на следующий лень Степаныч.
Я не хотела. То, что слышала я о городе от Алика, от Сани Уса, от Свантесона, не располагает к близкому знакомству. Но Яся сказала:
– Сходи, Альо. И я согласилась.
Мы шли втроем по плоской степи под вечно серым небом, узкой тропкой среди вялой побуревшей травы – Степаныч, Свантесон и я.
– Зарождение новой религии, – задумчиво рассуждал Свантесон. – Это обнадеживает. Первое время я был уверен, что все мы – просто экспонаты. Что эта планета – что-то вроде резервации, хранилища генофонда, подлежащего истреблению в остальной Галактике. Мне тогда один и тот же сон каждую ночь снился – Земля без людей. Без единого человека, и я знал, что так везде. По всей Галактике, со всеми расами. И этот мир – единственный дом для всех нас. Дом для побежденных…
– И теперь снится? – спросил Степаныч.
– Теперь нет. Как я Эльзу встретил, так и… но вспоминается временами.
– И что ты об этом думаешь?
– Ничего я, Илья Степаныч, не думаю, – отрубил Малыш Свантесон. – Глупости все это. Слышь, Степаныч, ты бы поговорил с Эльзой, а?
– Поговорю, – рассеянно согласился Степаныч.
А я подумала: нет, неспроста такие сны. Что-то в этом есть. Дом для побежденных…
– Степаныч, а кто здесь еще живет?
– То есть?
– Ну, ваш поселок, город, ханнский поселок. Ящеры были. Еще кто?
– Муравьиная колония есть. А еще… кто ж еще в степи проживет?
– Муравьев можно не брать в расчет, – сама собой пришла на язык странная фраза. – Катастрофа отбросила их в первобытное варварство.
– Катастрофа? – Степаныч остановился и схватил меня за плечи. – Какая катастрофа?
– Не знаю, – растерялась я. – Не помню.
– А почему ты так сказала?
– Не знаю! Не знаю, просто пришло…
– Да оставь ты ее, – вступился за меня Свантесон. – Какое нам дело до муравьиных катастроф.
– Извини, – пробормотал Степаныч. – Ну, пошли, что ли.
Город выглядит заброшенной свалкой – уродливые здания из корабельной брони, обезображенные какими-то пристройками катера, узкие проходы… бррр! Мои спутники ориентируются в этом лабиринте с привычной уверенностью завсегдатаев, а мне жутко почему-то и тоскливо.
– Ого! Вот так встреча! – Прямо перед нами на узкую тропку вышел ханн, окинул нас медно-рыжим взглядом, оскалился. Густая рыжая шерсть, хищные глаза, короткие шорты, рваные и потертые, на узком ремне – явно самодельный нож. Воин. «Не люблю», – передернулось что-то внутри меня. – Странная у тебя сегодня
компания, Илья Степаныч. Альо Паленые Усы!Он знает меня, поняла я. Он меня знает!
– Прости, воин, – осторожно сказала я. – Наверное, мы встречались? Только я не помню этих встреч. И тебя не помню…
– Не помнишь? – переспросил ханн.
Степаныч протиснулся между нами, подхватил ханна под локоток:
– Пойдем-ка, друг дорогой, с дороги подальше. Поговорим.
– Я пойду, Степаныч? – нетерпеливо спросил Свантесон.
– Иди, иди. У Эльзы встретимся. Так что, Ран?
– Есть здесь недалеко подходящее местечко, – не слишком уверенно предложил ханн.
– Ну так веди, – Степаныч оглянулся и поморщился. – А то торчим столбами у всего города на виду.
Мы шли недолго. Протиснулись между кучей какого-то трухлявого хлама и пластиковой стеной пивнушки (ничем иным, судя по вони, это быть не могло). Пересекли пустырь, где трое оборванцев с тусклыми лицами суетились у плюющегося голубыми искрами костра. Перелезли невысокую, в мой рост, стену, склепанную из рваных кусков корабельных переборок.
И оказались совсем в другом городе.
Ровная, широкая и просторная улица. Одинаковые нарядные домики, одноэтажные, сваренные из молочнобелого металлопластика, с острыми крышами, с окнами, сверкающими зеркальным блеском анизоопта. И с обугленными скелетами деревьев у дверей.
И запах – легкий, едва уловимый запах давней смерти.
Степаныч присвистнул.
– Люди к этой стене и не подходят никогда, – сказал ханн. – А я долго здесь лазил. Думал своих привести.
– И что? – рассеянно спросил Степаныч, присев на корточки и царапая ногтем покрытую мелкими трещинками плитку уличного покрытия.
– Раздумал. Муторно здесь. Да и дверь ни одна не открылась. Так ты правда ничего не помнишь? – ханн уставился на меня с наглой бесцеремонностью, и шерсть моя сама собой поднялась дыбом.
– Я помню, что мне никогда не нравилось, когда на меня так смотрят, – ответила я.
– Истинная правда, – фыркнул ханн. – Илья Степаныч, откуда она взялась?
– Нашли у поселка. Была не то без сознания, не то в шоковом состоянии, или и то и другое… я не вникал. Кое-что она вспоминает. Обрывками, кусочками. Но все, что мы знаем точно, – звать ее Альо, и она здорово говорит по-нашему.
– Еще бы! Ее отец – человек. Что ж… могу рассказать, Илья Степаныч. Она с полгода была моей соратницей, да и раньше я о ней слышал. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. – Ханн отсалютовал и едва заметно, не показывая клыков, усмехнулся. – Хороший капитан, вынужден признать. Мы не любили ее. Она нас тоже. Конечно, так и должно было быть. Но работала она классно!
– Расскажи, – попросил Степаныч.
– Ты тоже этого хочешь, Зико Альо Мралла? – спросил ханн.
– Да, – прошептала я. – Пожалуйста.
И ханн рассказал.
Он говорил долго, и, если судить по его рассказу… ну, не знаю! Я не казалась себе такой уж… таким крутым профи. Да и вообще, у меня так и не возникло ощущения, что речь идет в самом деле обо мне. Слушать ханна интересно, конечно. Так же интересно, как Деда или Саню Хохла. Но примерить Альо из его рассказа на себя я так и не смогла. Нет, я пробовала! Закрыв глаза, я пыталась вспомнить… или хоть представить! – огненную планету Pax, ханнскую станцию, базу пещерников, охладители… нет, ничего у меня не получалось. Я даже не смогла вспомнить, как эти самые пещерники выглядят. Больше того, я не представляла себе и капитана Теллу, с которым, если верить новому (или старому?) знакомцу, мы работали в паре. Все, чего я добилась, – вспышка слепящего света под веками и страх. Дикий страх, бросивший в дрожь и заставивший душу сжаться в безвольный комочек.