Полундра

Однако сильный удар локтем в живот тут же заставил его охнуть и сесть на диван. Освободившись, девушка подхватила свою сумочку и кинулась было к выходу из номера, но дверь его была заперта. Тря— сущимися от волнения руками она принялась открывать замок. Ей удалось это в конце концов, дверь номера открылась, но тут Стариков пришел в себя после удара.

— Куда пошла, сука?! — взревел он, кидаясь в прихожую. — Стоять! Так просто ты от меня не уйдешь!

Он потащил девушку прочь от двери, оставив ее, однако, открытой, наотмашь ударил Наташу по лицу, грубыми движениями повалил на диван и стал срывать с нее одежду. Она сначала отбивалась как могла — молча и с ожесточением, — но, видя, что Стариков побеждает, закричала во все горло — истошно, протяжно, так, что у бизнесмена даже заложило в ушах

— Заткнись, дура! — взревел бизнесмен, пытаясь закрыть ей рот рукой, но было уже поздно: на пороге номера стоял отец девушки, старый каплей Назаров.

— Ты?.. Ты как посмел, гнида?

Мгновение двое мужчин — старый и молодой — смотрели друг на друга сузившимися от ненависти глазами. Побледнев от бешенства, бизнесмен отпустил девушку и направился навстречу больному старику. Циничная усмешка заиграла на его губах.

— Ну, ты что, старый дуралей? — насмешливо проговорил он. — Тебе что, жить надоело, что ли?

— Папа! — в отчаянии крикнула девушка. — Папа, не связывайся, он убьет тебя!

Она кинулась было к старику, но бизнесмен без труда перехватил ее. Изо всей силы ударил сверху по голове так, что она тут же без чувств повалилась на пол.

— Не смей, гнида! — крикнул было старик, в бессильной ярости кидаясь на помощь своей дочери, но коммерсант повернулся и к нему, одним ударом в грудь сшиб и его с ног. Старик заохал, застонал, скрючившись на полу.

Бизнесмен хотел было пойти, запереть дверь в номер, но тут она сама открылась, и послышались возбужденные голоса людей, говоривших что-то по-норвежски. Им возражали двое телохранителей бизнесмена, пытавшихся не пустить кого-то в номер. Однако самый возбужденный и громкий голос принадлежал женщине — скорее всего, из персонала отеля. Она была явно встревожена доносившимися из номера Старикова шумом и криками. В ярости от того, что, кажется, влип в скандальную историю как раз тогда, когда она ему крайне нежелательна, Борис Стариков заскрежетал зубами, стал нервно оглядываться вокруг, лихорадочно соображая, что же теперь предпринять.

— Серый! — вдруг во всю глотку крикнул он в сторону двери. Вскоре один из телохранителей по явился на пороге. — Серый, на, возьми! — Бизнесмен вытащил из кармана и подал ему пачку зеленых купюр. — Иди, подмажь их, чтобы заткнулись и валили отсюда!

Но телохранитель, ошалело выкатив глаза, смотрел на молчаливо корчащегося от боли на полу старика и лежащую в углу без движения белокурую девушку.

— А с этими что, хозяин? — тупо спросил он, указывая глазами на них.

— С этими? — Стариков грязно выругался. Поискав по комнате, схватил с пола пачку долларов, которую принесла ему девушка, подал ее телохранителю. — На, возьми вот это тоже…

— Да ты что, хозяин! — воскликнул он, оторопело глядя на солидную пачку стодолларовых купюр. — Мне такие бабки…

— Бери, говорю, сука, и не действуй мне на нервы! — в ярости заорал на него коммерсант. — Займись вот этими. — Он кивнул на старика и дочь. — Поищи где-нибудь на побережье Норвежского моря, лучше за Полярным кругом…

— Что поискать, хозяин? — Глаза телохранителя были пусты, как чистый лист бумаги.

— Коттедж снять, дятел! — снова заорал Стариков. — Снимешь на свое имя. Возьмешь здесь напрокат машину, какую-нибудь поскромнее. Наташку и ее папика отвезешь туда, будешь стеречь как зеницу ока…

— Как же я их буду стеречь? — Телохранитель продолжал тупо таращить глаза на своего хозяина. — Ведь старик, это самое… после операции… Вдруг что случится, богу душу вздумает отдать?

— Об этом вот пусть она побеспокоится! — зло сказал Стариков, с ненавистью пнув лежащую на полу девушку. Та зашевелилась, тихо застонала. — Пока я буду решать свои дела, позаботишься вот об этих. Бабе объяснишь, что пока она не согласится со мной трахаться, отца ее на свободу не выпущу. И ее тоже! Но сам смотри, чтобы обращался с ней ласково, понял? Кормил, ухаживал, и все такое! А вздумаешь с ней что-нибудь сделать… — Стариков свирепо заскрежетал зубами. Телохранитель, ростом на пол головы выше его, в ужасе попятился. — Пусть только она на тебя пожалуется!.. Я тебе собственноручно яйца отрежу, понял?

Телохранитель, сжимая в руке пачки зеленых денег, поспешил послушно закивать в ответ. После этого он в некоторой растерянности стоял и смотрел на оставленных в его власти людей. Казалось, возложенная на него миссия была совсем не по вкусу этому бугаю, который и понятия не имел, с какого бока приняться за ее исполнение.

ГЛАВА 32

Электролебедка на корме гидрографического судна медленно, метр за метром, вытравливала трос из глубины моря. Вскоре показалось и то, что было на конце этого троса; громоздкая стальная корзина, доверху нагруженная небольшими, герметически запаянными контейнерами из сумрачно-серого, не темнеющего в морской воде металла. Груда точно таких же ящиков уже была сложена штабелем на палубе гидрографического судна, возле ходовой рубки. Кавторанг Мартьянов жадными глазами впился в эти новые показавшиеся из морской пучины небольшие цинковые ящики. И теперь, пока специальный кормовой кран поднимал корзину над поверхностью моря и доставлял ее на палубу, он не сводил глаз с нее, напряженно шевеля при этом губами, словно пересчитывая что-то.

— Разрешите обратиться, товарищ капитан второго ранга! — во всю глотку гаркнул мичман, незаметно приблизившись к Мартьянову.

Тот вздрогнул, обернулся и вытаращил на мичмана ошалелые глаза.

— Разрешите спросить, а что в этих ящиках? — будто не замечая замешательства своего командира, бодро продолжал мичман.

— Сказано тебе: военно-морские архивы, — глуховатым голосом отозвался наконец кавторанг. — Какого хрена орешь-то как полоумный?

— А разрешите вскрыть один ящик? — как ни в чем не бывало продолжал мичман. — Интересно взглянуть, что это за архивы.

На мгновение челюсть кавторанга отвисла, в глазах мелькнуло испуганное выражение. Потом он, овладев собой, подошел к мичману вплотную и, взяв его за локоть, сказал тихо, но внушительно:

— Слушай, сынок, если ты хочешь, чтобы по возвращении на берег нам всем головы поотрывали, иди, вскрывай…

— Есть вскрывать, товарищ кавторанг! — вытянувшись в струнку, бодро отчеканил мичман, поворачиваясь, чтобы идти выполнять приказание.

— Стоять на месте, щенок! — рявкнул кавторанг во всю глотку, ошалев от такой наглости своего подчиненного. — Ты вот эту штуку видишь? — Неожиданно для всех в руке кавторанга оказался пистолет Макарова. — Кто хоть один ящик пальцем тронет, пристрелю, как собаку, и на корм рыбам сброшу! Есть еще вопросы?

Мичман послушно вытянулся в струнку, казалось, с самым честным видом глядя на своего командира.

— Слышь, Витя, брось дурить, — сказал кто-то из команды, проходя мимо. — Не видишь, командир не любит шуток…

Тем временем за бортом гидрографического судна послышался плеск, по шторм-трапу на борт из моря выбрался Полундра. С его гидрокостюма стекали на палубу потоки воды, глаза из-под маски акваланга смотрели бесконечно устало. На поверхность моря Полундра начал подниматься одновременно со стальной корзиной, но по пути вынужден был останавливаться, чтобы адаптироваться к уменьшающемуся давлению воды.

Неторопливо Полундра отцепил от спины кислородные баллоны, положил их прямо на палубу, скинул с себя маску, с наслаждением вдохнул свежий морской воздух.

— Ну что, старлей, — такими словами встретил его кавторанг. — Много еще этого добра там, в артпогребе? — спросил он, кивая на цинковые ящики.

— Больше ни одного нет, — устало отвечал Полундра, — Все до единого подняли.

— Точно? — с сомнением и как-то разочарованно протянул кавторанг, пристально глядя на своего подчиненного. — Случайно ничего не закрысил по пути наверх?