Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)

Зал был полон звуков, которые поднимались от застланного толстым ковром пола, ударялись в шумопоглощающий потолок, гасились обоими и, тем не менее, все-таки висели в воздухе. Эти звуки были обычными звуками, сопутствующими подобным заведениям Позвякивание вращающихся рулеток. Звон бокалов. Металлическое «клак-клак-клак» рычагов одноруких бандитов.

Сухие голоса крупье, называющих цифры, красное, черное, а поверх всего — людская разноголосица: нервные вскрики выигравших, протестующее ворчанье проигравших. Слившиеся вместе звуки ударили по ушам Флоры и Франклина с силой взрыва, едва они появились в зале и остановились у дверей, в стороне от людской активности, всматриваясь в незнакомый, яркий и шумный новый мир.

Они стояли у дверей, стараясь чувствовать себя непринужденно, впервые в жизни осознав, как они выглядят со стороны: Флора, трепещущая женщина в старомодном платье с корсажем, который только подчеркивал ее плоскогрудость, и Франклин, маленький человечек в костюме 1937 года, с прилизанными волосами, в остроносых ботинках и с чопорным видом уроженца западных штатов, одетый как на парад. Они были и данный момент двумя чуждыми элементами, соединенными вместе чувством неполноценности гораздо сильнее, чем когда-либо в Эльгине.

Они стояли так минут десять, изучая столы, игры, ставки (мелочью и в серебряных долларах): очарованная женщина и чуждый греха мужчина. Глаза Флоры становились шире и шире. Она повернулась к Франклину: — Здесь есть свое обаяние, в этом зале!

Он поглядел на нее рыбьими глазами, потом задрал кверху нос.

— Обаяние, Флора? Я удивляюсь тебе. Ты знаешь, как я отношусь к азартным играм.

Флора виновато улыбнулась: — И все же, Франклин, есть некоторое различие…

— Никаких различий. Все эти игры безнравственны. Азартные игры — это азартные игры. Это твой праздник, Флора. Но я должен со всей ответственностью повторить то, что говорил неоднократно: азартные игры это безжалостная трата времени. Слышишь, Флора? Безжалостная трата времени!

У Флоры задрожали губы, и она легонько тронула его руку, — Пожалуйста, Франклин, — тихо сказала она, — постарайся получить от этого удовольствие. У нас так давно не было праздников. Очень давно. Праздников… или просто времени, проведенного вместе, о котором было бы приятно вспомнить.

Левая бровь Франклина поползла вверх. Голос его зазвучал словно у человека, которому присудили Почетную медаль, но в последний момент сказали, что вышла ошибка.

— Все знают, Флора, — провозгласил он, — что я работаю, не щадя сил, и что у меня так мало времени… — Это было начало специально заготовленной речи, которую он произносил не реже одного раза в месяц. Сперва он несся на всех парусах по знакомому курсу, потом сменил галс, расписывая, как неприятно ему находиться в этом зале с полуголыми девицами и игроками в кости, как вдруг заметил, что Флора не слушает его.

На той стороне зала зажглись огни на одноруком бандите, зазвенел звонок и истерично вскрикнула женщина. Спустя мгновение к ней подошла длинноногая блондинка в узеньких брючках, несшая полную корзину денег, назвала номер автомата служителю и вручила женщине корзину. Друзья тут же окружили ее и повели к бару, радостно гомоня.

Флора подошла к «одноруким бандитам», стоящим вдоль всейстены зала. С того места, откуда она смотрела, это было похоже на лес рук, дергающих рычаги. Раздавалось непрерывное «клакклак-клак», рычагов, а затем «клик-клик-клик» вращающихся барабанов с рисунками. Вслед за этим слышалось металлическое «уф-ф», за которым иногда следовало позвякивание сыплющихся по металлической трубе серебряных долларов, которые затем всей массой увесисто шмякались в монетоприемник в нижней части аппарата.

Франклин с суровым неодобрением взирал на длинноногую блондинку и не видел, как Флора достала из кошелька никель [26] и бросила его в прорезь одной из машин. Флора потянулась было к рычагу, но вдруг увидела, что Франклин смотрит на нее. Она вспыхнула, натянуто улыбнулась и умоляюще поглядела на мужа.

— Франклин… это ведь всего-навсего никель.

Его высокий голос царапнул ей душу, словно напильником.

— Всего-навсего никель, Флора? Всего-навсего никель! Почему бы тебе не пойти на улицу и не высыпать горсть мелочи под ноги прохожим?

26

Никель — 5 центов.

— Франклин, дорогой…

Он подошел к ней поближе. Голос его был тих, но полон с трудом сдерживаемой ярости.

— Олл раит, Флора, мы отправились в Лас-Вегас. Мы потеряли три дня и две ночи. Мы сделали это из-за твоего дурацкого понятия о веселье. К тому же нам это ничего не стоило. Но теперь ты начинаешь тратить деньги. Даже не тратить, Флора. Бросать на ветер. И здесь я вынужден вмешаться. Очевидно, ты недостаточно взрослая…

В глазах Флоры промелькнула боль. На лице проступило нервозное выражение, которое Франклин без труда опознал: это была прелюдия к многочасовому заламыванию рук и прерывистым вздохам. Это было единственное оружие Флоры на протяжении многих лет.

— Пожалуйста… пожалуйста, Франклин, не надо сцен, — зашептала она. Я не буду играть. Я обещаю… — Она посмотрела на автомат, потом обернулась к мужу и безнадежно добавила: — Но ведь никель уже внутри.

Франклин испустил глубокий вздох и возвел глаза к потолку.

— Олл раит, — сказал он. — Бросай его на ветер. Дергай рычаг, делай, что хочешь.

Флора, не сводя глаз с Франклина, дернула рычаг, вслушиваясь в звучание барабанов, механическое «уф-ф» и последующее молчание. Уголки губ Франклина приподнялись в самодовольной усмешке, и на какое-то краткое мгновение Флора возненавидела его. Но затем привычка взяла верх, Флора смиренно взяла мужа под руку и выслушала его пожелание вернуться в номер и переодеться к ужину.

— Боюсь, я не слишком-то везучая, — тихо сказала она.

Он не ответил. У дверей она посмотрела ему в лицо.

— Франклин, это был всего-навсего никель.

— Двадцать таких монет составляют доллар, Флора, «и я кручусь день-деньской ради этих долларов!

Он уже готов был открыть дверь, когда какой-то изрядно подвыпивший человек, стоящий у долларовой машины, обернулся и увидел его. Он ухватил Франклина за рукав и поволок к автомату. Франклин отшатнулся, словно его вели к чему-то заразному, но пьяница крепко держал его за рукав, сжимая в другой руке стакан.

— Сюда, старина, — говорил он, — попробуй-ка. — Он поставил стакан и вынул из кармана серебряный доллар. — Давай, не бойся. Я уже полтора часа воюю с этим толстым грабителем! — Он вложил серебряный доллар Франклину в ладонь. — Вперед, старина. Он твой. Поиграй.

Женщина у стойки бара помахала ему рукой.

— Эй, Чарли, — крикнула она, — ты идешь сюда, или мне подойти и оттащить тебя за уши?

— Иду, золотко, иду, — отозвался тот. Потом улыбнулся Франклину, распространяя вокруг себя аромат «Джонни Уокера», [27] похлопал его по плечу, взял его руку, все еще сжимающую доллар, и приблизил ее к прорези в верхней части автомата.

27

«Джонни Уокер» — сорт виски.

Франклин выглядел, словно зверек, угодивший в капкан. Он озирался по сторонам в поисках выхода, был смущен, испуган, и вообще чувствовал себя не в своей тарелке.

— Слушайте, — сказал он, — мне вообще не интересно. Пожалуйста… я очень спешу…

Пьяница радостно хмыкнул, когда доллар исчез в прорези, и нетвердой походкой направился к бару.

Франклин посмотрел на автомат. Его первой мыслью было достать серебряный доллар, не пуская его в игру. Он внимательно осмотрел машину. Она была подобна остальным. Большая, с яркими огнями, со стеклянным оконцем посредине, сквозь которое было видно, как много долларов содержится в ее объемистом металлическом нутре. Два ярких огня по бокам оконца имели странное сходство с глазами, а монетоприемник внизу довершал картину огромного неонового лица. Франклин потянулся к рычагу.