Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)
Шрифт:
— Рыбаки рассказывали мне о Лавичнаках! — вскричал он. — Это семья первоначально владела островом в течение нескольких поколений. Лезанг потребовал, чтобы ему присвоили их титул. Под этой фамилией его и похоронили.
Под плитой был старый склеп семьи Лавичнаков, с большим погребальным помещением с округлым низким сводом. Там они узнали семейные гробы Лавичнаков, разбитые и разбросанные, от них остались только скелеты. Это, видимо, было дело рук узурпатора, поскольку в единственном целом саркофаге лежало нечто, обтянутое кожей, с длинными острыми зубами и желтыми глазами. Это мог быть только Лезанг, вампир. Его руки, похожие на крылья летучей мыши, были сложены, а когти словно сжались в кулак.
Судя по остекленевшим глазам, доктор решил, что
Он нашел рану, нанесенную пулей, и констатировал смерть.
Только доктору не хотелось дожидаться следующего полнолуния, чтобы узнать, может ли оно оживить вампира.
В тот день, несколько-позже, Морроу покидали Клифф Айлэнд на «Страннике», отправляясь в круиз, который, они надеялись, поможет им забыть недавние горестные события. Алан Блаунт, плывший с ними, что-то тихо говорил Рою, а тот обратился к Ирэн.
— Взгляни на Сигнальный Мыс.
Над ним поднимался дым. Удивившись, девушка воскликнула:
— Боже мой, кто-то разжег старый маяк, тот самый, который…
— Который когда-то возвестил o прибытии Лезанга, — договорил Рой, когда Ирэн заколебалась. — Только в данном случае он означает его отбытие.
— Что ты хочешь этим сказать, Рой?
— Только то, что доктор Фельтон как врач решил сжечь кучу мусора, а вместе с ней и то, что мы обнаружили в старом склепе.
В Полуденном небе высоко поднимался дым, образуя густое черное облако, которое приняло странную причудливую форму, напоминающую летучую мышь. Голова этого существа попала в поток бриза и утончилась из-за яркого солнца, светившего сквозь два отверстия.
Они походили на два желтых глаза.
Затем иллюзия распалась, как и истаявший дым. Все, что осталось от Лезанга, вампира с Клифф Айлэнда, — это тлеющий маяк на Сигнальном Мысе.
ESCAPE CLAUSE [19]
Уолтер Бедекер лежал в постели и ожидал врача. На нем был теплый шерстяной купальный халат, надетый поверх теплой шерстяной пижамы, а голова была туго обмотана теплым шерстяным шарфом, завязанным под подбородком огромным бантом. На столике у постели стоял поднос, заставленный всевозможными пузырьками и бутылочками. Тут были таблетки, примочки, антибиотики, аэрозоли от насморка, аэрозоли от ангины, ушные капли, капли от насморка, три коробки бумажных носовых платков и книга, озаглавленная «Как стать счастливым во время болезни». Он лежал, сурово глядя в потолок, но вдруг раздраженно перевел взгляд на дверь, за которой послышались шаги жены.
19
Escape clause — пункт договора, предусматривающий отказ от взятого обязательства.
Этель, его жена, была здорова. Господи, она была здорова! Ну просто кровь с молоком. Она даже не зябла никогда. Но он, Уолтер Бедекер, шел от кризиса к кризису, от болезни к болезни, от мучительной боли к мучительной боли.
Уолтеру Бедекеру было сорок четыре года. Он боялся следующего: смерти, болезни, чужих людей, микробов, сквозняков и так далее. У него был единственный интерес в жизни: Уолтер Бедекер; он был озабочен лишь одним: жизнью и благополучием Уолтера Бедекера; один-единственный вопрос постоянно занимал его: если Уолтер Бедекер умрет, как сможет дальше существовать человечество? Короче, это был маленький человечек с личиком гнома, который имел пунктик относительно болезней примерно так же, как большинство людей имеют пунктик относительно собственной безопасности.
Этель вошла в комнату, пятый раз за последний час, чтобы поправить одеяло и взбить подушку. В течение всей процедуры он не сводил с нее желчного взгляда — и молчал. Лишь только когда она помогла ему опустить голову на подушку, он слабо застонал.
— Голова
все болит, милый? — спросила Этель.— Болит, Этель, это не то слово, — проговорил он сквозь сжатые зубы. Боль — это всего лишь незначительное беспокойство. То, что я испытываю это сплошное мучение. Настоящая пытка.
Этель отважилась на сочувственную улыбку. Уолтер, говоря о своих недугах, всегда пользовался исключительно превосходной степенью, и в этом месяце он болел уже пятый раз. Прозвенел дверной звонок, и она не смогла побороть чувства облегчения, на мгновение проступившего на лице. Уолтер отреагировал моментально.
— Не можешь находиться в одной комнате со мной, вот как, — заявил он. — Больные люди утомляют, не так ли? — Он повернулся на правый бок и уперся взглядом в стену. — Такова трагедия больного, — сообщил он стене. — Жалость так называемых любимых… как она преходяща!
— Ах, Уолтер… — начала было Этель, но остановилась, безропотно пожала плечами и пошла открывать дверь.
За дверью стоял врач с черным чемоданчиком. Она проводила его наверх.
— Ну, как мы себя сегодня чувствуем, мистер Бедекер? — поинтересовался врач. Он страшно устал, и у него болели ноги. Он терпеть не мог вызовы на дом, разве что помощь была действительно необходима, но тут был явно не тот случай. Он изо всех сил старался скрыть сквозящую в голосе усталость.
— Как я выгляжу? — пролаял Бедекер.
Врач улыбнулся и сказал:
— Довольно хорошо, на мой взгляд.
Лицо Бедекера перекосилось, словно от недозрелой хурмы, и он с нескрываемой издевкой повторил:
— «Довольно хорошо, на мой взгляд», вот как! Так вот, уверяю вас, доктор, что я чувствую себя вовсе не хорошо. Ни в коей степени не хорошо. Я очень болен. В чем вы вскоре и убедитесь, когда обследуете меня. Но я хочу, чтобы вы сказали мне худшее. Я не желаю, чтобы меня щадили. Я не трус.
— Я уверен в этом. Вытяните руку, мистер Бедекер. Я хочу сначала измерить ваше давление.
Бедекер выпростал из-под одеяла руку с прекрасно развитой для его возраста мускулатурой, и врач раскрыл свой чемоданчик.
Минут через десять он убирал свои принадлежности, а Бедекер мрачно смотрел на него.
— Итак, доктор?
Врач закрыл чемоданчик и, ни слова не говоря, повернулся к Бедекеру.
— Я задал вам вопрос, доктор. Насколько все плохо?
— Ваши дела ни в коей мере не плохи, — ответил врач. — Фактически они очень хороши. У вас нет температуры. Давление в норме. Дыхание в норме. Сердечная деятельность в норме. Вы не инфицированы. Горло чистое. Носовые проходы чистые. Уши чистые.
— А что вы скажете о болях в боку и спине? Что вы скажете о четырех бессонных ночах? Что вы скажете об этом? — с триумфом вскричал Бедекер.
Врач покачал головой.
— Что я скажу об этом? «Это», мистер Бедекер, явления психосоматические!
Глаза Бедекера вылезли из орбит.
— Психосоматические? Вы хотите сказать, что все эти болезни существуют лишь в моем воображении?
— Что-то вроде этого, мистер Бедекер, — спокойно ответил врач.
— С вами все в порядке, это действительно так, за исключением недугов, которые вы сами себе придумали. Ваши боли, мистер Бедекер, воображение. Ваша бессонница вызвана нервами и ничем более. Короче, мистер Бедекер, вы очень здоровый человек!
Уолтер Бедекер грустно улыбнулся своей любимой наперстнице, стене справа, и сообщил ей, подчеркнув свои слова движением головы в сторону доктора:
— Видишь? Это врач. Четыре года он учился в медицинском институте. Два года работал интерном. [20] Два года — практикантом. И кто он такой? Я спрашиваю тебя, кто он такой? — Он сделал паузу и выкрикнул: — Шарлатан!
Доктор выдавил улыбку. Этель на цыпочках приблизилась к нему и шепотом спросила:
— Каков диагноз?
20
Интерн — молйдой врач, живущий при больнице.