Полуночные кружева

Чиркин стоял на одном месте, переминаясь с ноги на ногу. Сесть он мог, но боялся раздавить кресло в генеральском кабинете: полтора центнера веса — не шутка.

— Очень маленькая рука, пальцы слишком тонкие для мужика.

— Если ты прав, Эдик, то, возможно, речь идет об умышленном убийстве.

— Я этого не говорил, Никита. С меня потом не спрашивай.

— Перестраховщик. Мне другая мысль покоя не дает. Реакция у шофера не адекватная. Сбил человек без свидетелей, надо делать ноги. Он ехал в сторону метро. Пять минут пути до площади, там бросай машину и в подземку. Так нет! Он въезжает в соседнюю подворотню. А дальше что? Промышленный район, ни ресторанов, ни кафе. Одному светиться в подворотнях? А что, если он вернулся?

— Он или она?

— Убийца, Эдик. Пол сейчас не важен. Тогда понятно, куда делась сумочка жертвы.

— Я вот что хочу добавить, Никита. Ни один из вашей команды не обратил внимания на такую мелочь, как колпачок от шприца. Рядом валялся, чистенький. А где шприц? Без колпачков их с собой не носят.

— Убедил. Где девчонке делали вскрытие?

* * *

Или он такой умный, или ему везет на каждом шагу. Другими словами, Сухинин нашел того самого патологоанатома, кто делал вскрытие Надежды Ямской.

— Да я не только помню тот случай, но и поражался хладнокровию убийцы, — хлопая себя по коленкам, бушевал врач.

— Отчет написали? — Сухинин старался играть роль тормоза.

— Все как полагается. Отдал начальнику отделения. Нашему, а не милицейскому. Забрали его или нет, не знаю. Судя по всему, нет, если вы ко мне пришли.

Запах формалина раздражал полковника, и он предложил выйти из подвала на воздух и покурить.

— Тут как-то свежее, доктор.

— Дело привычки. Девчонку, конечно, жалко. Очень красивая краля, и такая глупая смерть.

— Умных смертей не бывает. Что вас так возмутило?

— Послушайте, это называется убийство с добиванием. Травмы, полученные жертвой при аварии, можно назвать пустяковыми. Через неделю уже плясала бы. Но ей вкололи сильный яд под кожу. Я обалдел. Состав сделан из редчайших препаратов. Три часа у меня ушло на поиски следа от укола. Еле нашел. Кололи в мозжечок. Не мое, конечно, дело, я дилетант, но укол делал опытный человек. Медсестра или врач. Или убийцу научили, куда колоть. Место опасное, надо же мозг не повредить, чтобы при вскрытии не заметили. Врачи привезли мне труп и плечами пожимают. Приезжаем, говорят, а она мертвая. С чего бы? Сотрясение — это не смертельно, потеря крови минимальна. Три-четыре перелома не в счет. Я и сам прибалдел. Так вот что я подумал. Их было двое. Один на машине, а другой рядом. Тот сбил и смылся, а этот вроде как ни при чем. Свидетель. Подбежал первым, нащупал пульс, приподнял голову и закончил за шофера его работу, а потом растворился в толпе.

— У вас отличное воображение, доктор.

— Практика. По сорок трупов в неделю вскрываю. Всякого повидал.

— Спасибо за важную информацию.

— Отчет заберите. Там все сказано.

— А отчет по составу яда вы мне можете сделать?

— Пять элементов назову точно, остальные легко растворимы. Но это вспомогатели. Дайте листок, я напишу вам три главные составляющие, от них и пляшите. Их можно достать в больницах, но не в каждой и не все сразу.

Полковник передал патологоанатому блокнот и ручку.

— Значит, надо работать в больнице, чтобы их собрать?

— И не просто работать, полковник. Такие препараты хранят в сейфах, а медсестрам от них ключей не дают.

Сухинин вернулся в машину. Обычное дело о наезде, где его ученик генерал Шкловский попросил защитить честь ветерана, обвиненного в автоаварии с летальным исходом, начало приобретать окраску умышленного убийства.

Сухинин достал телефон. Первым делом он позвонил теперь уже своему секретарю Рыжикову:

— Послушай, Сема, а где находятся все материалы видеонаблюдений с места происшествия?

— У гаишников, Никита Андреич.

— Вызови их человека, который занимался этим делом, к нам, и пусть захватит пленки. Я хочу махнуть в фитнес-клуб и вернусь в управление.

— Наверное, не все у вас получится. Есть сообщение от майора Караванова. Он нашел труп ветерана в гараже. Выслал туда спецгруппу.

— Я так и думал. Пусть ничего не трогают. Срочно отсылай туда слона Чиркина. Он знает, что искать. Труп старика отправляйте в морг шестой больницы. Там толковый анатом. Я сейчас его предупрежу, а потом поеду на место к Караванову. Выполняй!

Сухинин убрал телефон в карман:

— Ну началось!

Ему оставалось потереть руки, как в старые времена, но сейчас не хотелось этого делать. Сухинин вдруг понял, что стал дряхлеть. Былые азарт и злость, с которыми он всегда шел в бой, теперь сменили опыт и холодный расчет. Что ж, пора смириться с требованием времени. Это будет его последнее дело, но он доведет его до знаменателя и найдет виновных.

10. Подмосковье

Стоя у окна и глядя в сад, Гортинский долго молчал, думая о чем-то своем. Секретарь сидел в кресле и помалкивал, потягивая трубку, подаренную хозяином. От сигарет он отвык. Геннадий Алексеевич не выносил дыма. Исключением был ароматный голландский табак, который он курил сам. Сергей уже привык к странностям своего босса и даже научился делать коктейли, разбираться в блюдах высокой кухни и правильно подавать приборы к столу. Что ж, и такой опыт пригодится в жизни. Но главное было в другом — Гортинский ему нравился. Этот человек совсем не походил на тех людей, с которыми Сергея сталкивала жизнь. Геннадий Алексеевич умел заражать партнера своими идеями, легко и непринужденно общался и ничего не требовал, но ты сам готов был услужить ему. Он никогда не жаловался на свои болячки и вовсе не думал о смерти, которая стучалась в его дверь. Жизнерадостный и непринужденный, самоироничный и саркастичный, он всегда был разным, но интересным. Сергей даже стал подражать манерам босса, но пока у него это плохо получалось. Не хватало аристократизма, воспитания, а об эрудиции и говорить не приходилось.

Гортинский отошел от окна и показал секретарю четыре пальца.

— Что вы видите, Сергей?

— Четыре пальца.

— Какой надо отрубить?

— Не понимаю вопроса, Геннадий Алексеевич.

— Какой надо отрубить? Каждый из пальцев мне дорог одинаково. Сам я выбрать не могу. Это должен сделать палач, а я обязан смириться с его решением. Четыре пальца — это четыре мои жены, и чем больше я о них думаю, тем больше понимаю, что не сумею сделать выбор. Так вот что я решил, Сережа. Моим наследством распорядитесь вы.

Трубка выпала изо рта секретаря, но он успел ее вовремя поймать.

— Как вы себе это представляете?

— Все просто как дважды два.

Гортинский подошел к письменному столу и выдвинул средний ящик, из которого достал лист гербовой бумаги с печатями.

— Это, Сережа, мое завещание. Оно составлено по всем нормам. Осталась лишь одна графа для заполнения. Имя наследуемого. Его внесете вы.

— На каком основании?

— Зачитываю пятый пункт. «Если моя смерть наступит до того момента, как я сам назову или внесу в настоящий документ имя своего наследника, а речь идет о всех моих средствах, движимом и недвижимом имуществе, известном мне и неизвестном, то официальным наследником будет признан тот человек, имя которого внесет мой личный секретарь и ближайший помощник Сергей Антонович Бестаев. Человека, имя которого внесет своей рукой господин Бестаев, считать полноправным наследником, как если бы я вписал его собственной рукой».