Полуночный лихач

– Здравствуйте, – сказал вошедший негромко, чуть склоняя голову набок и пристально вглядываясь в лицо Дебрского. – Вижу, вам уже немножко лучше?

– Да почему, налицо колоссальный прогресс, коллега! – обиженно сказал доктор. – Вот только что-то с памятью его стало… Поэтому давайте, как мы и договаривались.

– Вы уверены? – Вновь пришедший с сомнением переводил взгляд с Дебрского на доктора.

– Попытка не пытка, за спрос денег не берут и всякое такое. Не тяните, коллега.

– Ну хорошо.

Вошедший вздохнул, как бы набираясь сил. Дебрский внимательно разглядывал его. Очень высокий и очень худой. Лицо усталое, до синяков под глазами. Глаза серые, какие-то очень яркие при темно-русых волосах. А волосы-то! Дебрский с трудом скрыл усмешку. Парень был очень своеобразно пострижен: с челкой, отдельными прядями падавшей на лоб, вокруг головы волосы разной длины, а сзади короткие, но с затылка спускается одна длинная прядь, как хвостик.

«Он, часом, не «голубой»? Или панк какой-нибудь?» – всерьез обеспокоился Дебрский, и вдруг его снова скрутила тоска оттого, что такую глупость, как отличие голубого цвета от, к примеру, розового он помнит, а самое главное – хоть тресни, нет!

– Меня зовут Николай Сибирцев, – сказал парень. Голос у него, кстати, был вполне мужественный. – Работаю на «Скорой помощи». Неделю назад мы ехали из Чкаловска, везли пациентку…

– Я уже рассказывал эти детали, давайте прямо к делу, – перебил доктор.

– Хорошо. Мы приближались к повороту на Пурих. Может быть, помните, там какая-то крошечная деревушка стоит, еще на самом повороте такой сарай, на котором написано «Горячие сосиски». Ну, обычная придорожная харчевня. И тут нас обогнал джип. Несся с сумасшедшей скоростью. А навстречу с такой же скоростью летели вы на «Форде». Джип, похоже, не справился с управлением. Его снесло на встречную полосу, прямо в лоб к вам. Это был ужасный удар. Такой, что ваша дверца распахнулась, и вас вышвырнуло на обочину. Очевидно, не были пристегнуты ремнем. С одной стороны, это вас спасло, с другой – стало причиной черепно-мозговой травмы. Водителю джипа повезло меньше. Думаю, он был убит сразу, когда рулевое колесо вдавилось ему в грудь. Во всяком случае, я не слышал его криков. А вот тот человек, который сидел рядом с вами…

Сибирцев сверкнул на Антона глазами и помолчал, словно раздумывая, говорить все или нет.

– От удара бензобаки взорвались. Все сразу вспыхнуло. Вдруг вы вскочили и бросились к «Форду». Тому человеку, который ехал с вами, наверное, зажало ноги, а может быть, он не мог освободиться от ремня. Вы сунулись прямо в огонь, тащили его, я пытался помогать, но мы ничего не могли сделать. Так полыхало, что… – Он слабо махнул рукой, отводя глаза. – И огнетушители оказались бесполезны.

Сибирцев опять умолк и какое-то время смотрел в стену, словно заново видел страшную картину. Потом вприщур глянул на Дебрского, и у того вдруг мелькнула странная, нелепая мысль, что этот человек его ненавидит.

Что за бред?!

Сибирцев снова отвел глаза:

– В это время наша фельдшерица по рации связалась с диспетчерской, они, мгновенно, – с областной милицией, а те – с ближайшим постом ГИБДД. Там пост практически рядом, возле Труфанова. Те примчались. Из Чкаловска сразу прислали пожарную машину, из Нижнего – бригаду МЧС с инструментами. Я этого, правда, уже не видел, потому что мы уехали, но знаю: все, что им осталось, – это залить пеной оплавленные остовы машин и извлечь из них резаками черные головешки, в которых с трудом можно было разобрать очертания человеческих тел. А мы взяли вас в машину – вы опять потеряли сознание – и помчались в Нижний. Понимаете, куртка ваша практически сгорела, сами можете на эти клочки взглянуть, когда захотите, от прав остался только краешек с печатью Нижегородской автоинспекции, но мы поняли, что вы именно из Нижнего, и потому привезли вас сюда, а не стали возвращаться в Чкаловск или не оставили, к примеру, в Заволжье. Тем более что, по всем показаниям, вы вполне могли выдержать дорогу, а здесь больница много лучше, чем в области.

Голос Сибирцева звучал сухо. Может быть, ему просто было тяжело вспоминать весь этот кошмар, но Антона опять так и кольнуло чувство, что этот парень, спасший ему жизнь, ненавидит его.

– Ну? – опасливо спросил доктор, который за все время этого тяжелого рассказа не сводил глаз с лица Дебрского. – Как вы?

– Нормально, – хрипло выговорил тот и попытался откашляться. – Вот только боюсь, что этот триллер пока остался для меня всего лишь набором слов.

– Ничего не вспомнили?

– Нет.

– Холера ясна! – выругался доктор почему-то по-польски, а Сибирцев передернул плечами:

– Не стоит спешить. Всему свое время.

Дебрский пристально смотрел на него. Показалось, или в голосе парня явственно прозвучало облегчение?

– Так, а что вы теперь будете со мной делать? – спросил он.

– Ну, что? Полежите еще несколько денечков, пока вам не получшает настолько, что вас будет можно выписать, и пойдете домой, – пожал плечами доктор.

– А еще кого-нибудь вы ко мне пригласите на опознание?

Доктор вильнул глазами и с пристальным вниманием начал разглядывать стену.

– Ну, может, и пригласим. А что?

– Да ничего. Просто любопытно: почему вы позвали сюда совершенно посторонних мне людей, а жену мою, к примеру, и не подумали пригласить? Или у нас с ней отношения настолько препоганые, что нас опасно даже ставить рядом на одном жизненном пространстве? Но если так, странно, что мы не развелись. Помните, я вас спросил, но вы сказали, что мы не в разводе.

Доктор дико глянул на него и с беспомощным видом повернулся к Сибирцеву, но тот упорно буравил глазами стену.

Доктор зло дернул углом рта:

– Ладно. Вот какая штука, Дебрский. Тот ваш пассажир, которого вы тщетно пытались спасти из горящей машины… Ну, в общем, это была ваша жена. И она погибла. Извините, я не хотел пока говорить, но так уж получилось. Мне очень жаль.

– Мне тоже, – тихим эхом отозвался Сибирцев.

– Да, – сказал Дебрский. – Да, спасибо…

И откинулся на подушки, закрыл глаза – словно шторки опустил, пытаясь скрыть от врачей, что ничего не почувствовал при этом известии. Но от себя это скрыть было невозможно.

* * *

Домой они добрались только к вечеру, совершенно разбитые. Милиция, протоколы, опять пожарный инспектор, то да се… Каждый почему-то считал своим долгом спросить Инну, был ли застрахован дом, а услышав сумму, многозначительно крякал, умолкал, а потом начинал смотреть подозрительно. Хотя что уж такого особенного в ста тысячах рублей, если мыслить масштабно? По-нынешнему несчастные три тысячи баксов. Ну, три с гаком. Тьфу, и больше ничего. То ли дело до кризиса! Почему-то особенно настораживало всех, что Инна застраховалась только три месяца назад, в июне. Раньше годами дом стоял незастрахованный, а тут вдруг… Больше всех пожимала плечами и делала многозначительные глазки сама страховщица, как будто это не она лично годами уговаривала Инну обезопасить свою собственность! А если учесть, что новый баллон был привезен вообще две недели назад, тоже как нарочно…

Шустрый инспектор из райотдела милиции, чем-то похожий на молоденького петушка с этим его хохолком над высоким юношеским лбом, попрыгав по развалинам, быстренько пришел к выводу, что газ взорвался не на кухне, где обычно стоял баллон («Картина обрушения в этом случае была бы совершенно иная!»), а в подвале, точно посередине, под центром дома. То есть баллон был нарочно занесен в подвал, а потом, очевидно, включены электроприборы. Взрыв окончательно утратил характер случайности, и неприятные вопросы начали звучать чаще.