Полуночный поцелуй

Дженна почти не помнила свою мать — она была слишком мала, когда той не стало. Ее детские воспоминания ограничивались самыми счастливыми моментами — днями рождения, празднованиями Нового года и Рождества и долгими летними прогулками. Она помнила ласковую улыбку матери и, не понимая, что именно заставляет Мери Пирсон улыбаться, думала, что в их семье все хорошо, хотя в тот самый момент весь ее привычный мир летел в пропасть.

— Почему она так поступила?

Тетушка Мейбел тяжело вздохнула и отвела взгляд.

— Дорогая моя, в этом не было ничьей вины. Мери была молода и очень несчастна. Когда твои отец и мать поженились, они были почти детьми и не слишком хорошо понимали друг друга. Твой отец был для Мери скорее другом, нежели любимым. И их жизнь была очень непростой, ведь ферма находилась на грани банкротства.

Только когда Дженна немного подросла, она поняла, в какой бедности жила их семья. Будучи ребенком, она этого почти не замечала и не понимала, почему каждый счет вызывает семейный скандал.

— Твоя мать начала подрабатывать в библиотеке: это было хорошо для семейного бюджета, но не слишком хорошо для ее отношений с мужем, ведь там она встретила… другого мужчину. Поверь, Мери никогда не искала отношений на стороне. Это просто случилось.

«Случилось». Дженна устало закрыла глаза и на мгновение перенеслась в тот день, когда она так же как сейчас сидела за кухонным столом и тетушка Мейбел объясняла ей, что теперь она будет жить здесь.

— Если бы она не начала встречаться с тем мужчиной, она бы не попала в автокатастрофу, а мой отец, спешивший отвезти ее в больницу, не съехал бы с дороги и не погиб. Это все из-за нее, тетя. Из-за того, что она выбрала его, а не нас.

— Это не вся история, Дженна. Твоя мать никогда не…

Дженна жестом остановила ее:

— Хватит. Моя мать разрушила мою жизнь. Я не хочу слышать о том, что в глубине души она любила меня и я должна отнестись к ее поступку с пониманием. Она сделала свой выбор, который уничтожил все, что у нас было.

— Ох, Дженна… Пожалуйста, не будь такой категоричной. В жизни нет чисто черных и белых пятен, в ней гораздо больше оттенков.

Дженна покачала головой, отказавшись продолжить этот разговор.

— Будем надеяться, что день рождения Эунси пройдет хорошо и даст городским кумушкам новую почву для разговоров.

— Я даже не сомневаюсь в том, что вечеринка будет замечательной. Я беспокоюсь за тебя.

— За меня? Со мной все в порядке. — Пряча лицо, Дженна поднялась, чтобы налить еще чаю. — Все в полном порядке.

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, — вздохнула тетушка Мейбел. — Почему бы тебе не остаться здесь? У тебя была бы замечательная жизнь.

— В Нью-Йорке у меня уже есть замечательная жизнь.

Дженна надеялась, что это прозвучало искренне. Долгие годы она старалась убедить себя в том, что любит Нью-Йорк, ведь она мечтала о нем всю свою сознательную жизнь, но иногда… Иногда, страдая от бессонницы, она мечтала о том, чтобы шум большого города стих хоть на секунду, чтобы наступила тишина ночного Ривербенда. Она бродила по улицам и мечтала о том, чтобы высотные здания, закрывающие от нее небо, превратились в симпатичные двухэтажные коттеджи и чтобы в кафе, где она четыре раза в неделю пила кофе, ее хоть раз поприветствовали как старую знакомую, а не как одну из тысячи других клиентов. Но не следует забывать о том, что и жизнь в Ривербенде тоже совсем не похожа на счастливую сказку.

— В Нью-Йорке у меня замечательная жизнь, — повторила Дженна. — И когда моя работа будет выполнена, я снова вернусь туда. А здесь меня никто не ждет, кроме тебя, тетя.

— Ты ошибаешься, моя милая. Нас таких тут гораздо больше.

Глава 6

Стоктон поправил шарф, пряча горло от пронизывающего ветра, проникающего в любую щель и размышляя о том, будет ли его «Растика» иметь успех во Флориде. Зима становилась все холоднее, и он уже начинал всерьез задумываться о переезде туда, где потеплее. Но пока переезд был лишь фантазией, а в реальности ему предстояло дойти до пекарни Саманты и до открытия ресторана забрать свой заказ.

Свернув за угол, он чуть не столкнулся с Дженной.

— Привет, — улыбнулась она. — Что ты делаешь на улице в такой холод?

Пальто и шарф почти полностью скрывали фигурку Дженны от его взгляда. На виду остались только длинные черные волосы, с успехом заменяющие ей шапку, сияющие изумрудные глаза и покрасневший кончик носа.

— Иду к Саманте. Хочу забрать печенье и обсудить заказы на следующую неделю.

— А-а-а… — Ей нужно было в совершенно противоположную сторону. — Знаешь, у меня назначена встреча с Бетси, но идти к ней еще рано. Может, хочешь выпить по чашечке кофе и обсудить планы по организации юбилея «Растики»?

— Дженна, тебе не обязательно этого делать, правда. Я и так у тебя в долгу за помощь в ресторане. Уверен, у тебя масса работы по организации праздника для Эунси.

— Как и у тебя, — улыбнулась она. — Почему ты отказываешься?

Стоктон не мог признаться ей в том, что вчерашний вечер пробудил в нем уже почти забытые чувства. Этой ночью он долго не мог заснуть, раз за разом прокручивая в голове возможные сценарии развития их отношений, но всегда упираясь в непреодолимый тупик: они живут разными жизнями в разных городах и с этим ничего не поделаешь.

— Попросить о помощи — это ведь не преступление, — сказала Дженна, так и не дождавшись ответа.

— Что ж, наверное, ты права. Я ничего не понимаю в планировании вечеринок.

— А я ужасно готовлю белые соусы, — вздохнула Дженна. — Но я думаю, мы можем помочь друг другу.

Они зашли в маленькую закусочную и, устроившись за столиком у окна, заказали кофе. Стоктон с восхищением оглядел Дженну, повесившую пальто на вешалку и оставшуюся в белой водолазке с широким воротником и бежевых брюках. Стоктон ничего не понимал в модных марках одежды и даже под страхом смертной казни не отличил бы Гуччи от Миу-Миу, но качество ткани и покроя было заметно сразу.

— У меня есть масса идей для твоей вечеринки, — с энтузиазмом начала Дженна. — После того, как я провела вечер в «Растике», я подумала…

Ее прервал пронзительный возглас:

— Дженна Пирсон? Дочь Мери Пирсон?

Стоктон заметил, как скривилось лицо Дженны, но через секунду она уже овладела собой.

— Здравствуйте, миссис Ричардсон. Рада вас видеть.

Гертруда Ричардсон — одна из тех женщин, которые уверены, что, если оставить свое мнение при себе, пропадет гениальное мнение, поэтому при любом удобном случае стараются донести его до всех, кто не смог избежать общения с ними. Гертруде было уже больше восьмидесяти, но годы не убавили ее прыти.