Полуночный прилив

Трулль смотрел, как рабы заносили оружие в полутемный арсенал.

Такое чувство, что даже его родные братья в чем-то изменились. Между ними как будто пролегли невидимые тени, и от дуновения ветра эти тени гудят наподобие туго натянутых веревок. В кровь братьев проникла Тьма. Ох, все это отнюдь не на пользу грядущему походу. Как бы чего не вышло.

«Опять я тревожусь на пустом месте. Не умею смотреть дальше своего носа или же вижу все не так, как есть. И виноват только я один. Вина укоренилась во мне, как ядовитое семя. Нужно помнить об этом и следить за собой. Напридумывал невесть чего про Рулада и Майену. А ложные мысли ведут к ложным поступкам, и их ядовитый источник не иссякает…»

– Бинадас говорил, что этот торговец, Бурук, везет нам летерийское железо, – сказал Рулад, прерывая раздумья Трулля. – Железо нам не помешает. А летерийцы и впрямь глупцы.

– Нет, они не глупцы, – возразил Фэр. – Им просто все равно. Сегодня им выгодно продавать нам железо, а завтра – развязать с нами войну.

– Или отправиться бить наших тюленей, – добавил Трулль. – У летерийцев десять тысяч загребущих рук, и никогда толком не поймешь, кто же у них на самом деле всем заправляет.

– Их король Эзгара Дисканар не похож на нашего Ханнана Мосага, – промолвил Фэр. – Он не правит своим народом, обладая безраздельной…

Фэр не договорил. Повернувшись к нему, Трулль увидел, что тот глядит куда-то в сторону.

– Вечером к нам приглашена Майена, – вдруг сказал старший брат. – Матери может понадобиться ваша помощь.

– Раз нужно, поможем, – все с тем же странным, совершенно несвойственным ему равнодушием отозвался Рулад.

«Ошибаешься, Фэр. Ханнан Мосаг более уже не обладает безраздельной властью… Мы своим походом в Каменную чашу поколебали его положение. А может, у короля-колдуна никогда и не было этой самой власти. Взять тех же женщин…»

В хозяйском доме полным ходом шли приготовления к празднеству. Рабы что-то мыли, чистили, выносили шкуры, чтобы выбить из них пыль, заправляли маслом дополнительные светильники. Черед Удинааса наступал вечером, а пока ему дозволялось немного отдохнуть. По пути в свою каморку он заметил Уруту, стоявшую возле главного очага. Но там было сумрачно, и ему удалось проскользнуть незамеченным.

Удинаас ни на мгновение не забывал предупреждение Ведьминого Перышка. Если тисте эдур вдруг обнаружат, что в жилы раба попала кровь вивала, его убьют на месте. Надо таиться, но вот только как? Этого Удинаас не знал.

Он развернул подстилку и лег. Со всех сторон на него налетали звуки и наплывали запахи. Летериец лежал на спине, закрыв глаза.

Вечером он увидит Ведьмино Перышко. За все это время она лишь однажды явилась ему во сне. Других случаев поговорить с юной ведьмой Удинаасу не выпадало. Он догадывался, что девушка сторонится его, и причина тут не только в неравенстве их положения. Ведьмино Перышко чуяла в нем кровь вивала. Так колдунья говорила Удинаасу во сне, если, конечно, там действительно была она.

«Почему ты так уверен? – спросил он себя. – А вдруг все это – ловушки твоего собственного воображения? Вдруг оно придало праху совершенно иные очертания?»

Удинаас решил, что непременно поговорит с Ведьминым Перышком, как бы она на это ни отреагировала.

Судя по приглушенным ударам, доносившимся снаружи, рабы дружно выколачивали пыль из ковров. На мгновение Удинаас задумался о том, куда мог подеваться его дух Тени, после чего провалился в сон…

Тела у него не было. Все ощущения являлись неведомо откуда. Например, запах льда. Удинааса окружала плотная голубоватая дымка. Сквозь нее проступали полосы какой-то зелени. Их сменяли другие: черные и желтоватые. Наверное, то были участки земли и песка. Издалека доносился шум водных потоков, больше напоминающий вздохи и стоны. Сверху, из разрывов в облаках, нещадно палило солнце. Неожиданно раздался громоподобный хлопок, и весь мир вокруг вздрогнул.

Удинаас плыл по каким-то незнакомым, покрытым льдом местам. Похоже, двигался только он один; больше вокруг не наблюдалось никакого движения. Времени здесь тоже не было. Ничто не давило на Удинааса и не разрывало его на части.

Внутри ледяных глыб застыли чьи-то трупы. Их принесло сюда издалека, со стороны низин. Казалось, лед окутал своих жертв внезапно. Глаза мертвецов были полуоткрыты; вокруг тел застыли красным туманом облачка крови. Рядом Удинаас замечал и другие облачка, оставленные желчью и всем остальным, чем начинено человеческое тело. И не только человеческое. В лед вмерзли жертвы громадного побоища. Тисте эдур и их темнокожим союзникам противостояли ящероподобные твари. У некоторых вместо рук поблескивали мечи. Число этих монстров не поддавалось никакому счету.

Постепенно Удинаас добрался до места, где мертвые полуящеры заполонили собой все пространство, и теперь лавировал между «берегами». И вдруг откуда-то снизу ударила струя талой воды розово-красного цвета. Пробиваясь сквозь трупы, струя эта то слабела, то крепла, будто вверх ее гнали сокращения какого-то гигантского сердца, скрытого глубоко внизу.

Вода была ядовитой.

Удинаас бросился прочь. Он плыл (или бежал?), натыкаясь на трупы. Его вынесло в овражек, где мертвых тел не было. Не задумываясь о происхождении овражка, летериец помчался дальше. Быстрее, еще быстрее… пока его не поглотила тьма.

Потом тьма рассеялась. Внутри ледяных глыб застыли косматые бурые звери. Многие стояли на задних лапах, открыв пасть, откуда торчали клочки зеленой травы. Замерзли целые стада. Их бивни были направлены в сторону Удинааса, а блестящие глаза, казалось, внимательно следили за ним. В одном месте он заметил волка. Время остановилось для хищника вместе с прыжком, который так и не завершился… Еще одна сцена гибели, наступившей все по той же причине. Окружающий мир внезапно изменился. Но неужели настолько внезапно, чтобы дыхание ветров стало обжигающе ледяным?

«Оказывается, мир тоже способен предавать, – подумал молодой человек. – Скиталец милосердный, да как же такое возможно?»

Для многих соплеменников Удинааса богом была определенность во всех ее проявлениях. Такое воззрение на мир делало его проще и понятнее; холодное суждение, словно меч, рассекало собой что угодно. И все, более уже никаких исправлений, никаких изменений. Удинаас не раз наблюдал подобную определенность, но рассекающий меч всегда держали в руках другие.

Пусть не в людях – в самом мире все-таки была какая-то… определенность. Разумеется, мир менялся, и порою весьма жестоко, но ты хотя бы понимал, чего ждать. Ну скажите, какая природная стихия способна в мгновение ока покрыть льдом громадные пространства? Так неузнаваемо преобразить все вокруг могло только колдовство. Должно быть, кто-то обрушил на эти земли чудовищный магический удар. И все равно… чтобы безропотно подчиниться магической силе… Здешний мир не мог не сопротивляться чародейству. Удинаас привык верить, что природа сильнее магов и богов, иначе от мира уже давным-давно ничего не осталось бы.

Суша наверняка противилась магии. И море тоже. И ветер. И звери, травы, насекомые. Они просто не могли сдаться без борьбы. Но… потерпели неудачу.

Взгляд раба наткнулся на неуклюжую каменную башню. Узкий проем, похожий на след от косого удара, означал вход. Сам не понимая зачем, Удинаас направился туда.

Внутри он неожиданно почувствовал, что вновь обрел привычное тело. Споткнувшись, летериец повалился на колени. Обжигающе холодный камень содрал ему кожу на ладонях и коленях. Поднимаясь, он ударился плечом обо что-то непонятное и, скорее всего, вывихнул плечо.