Полуночный Прилив

Удинаас помешкал. — Да, Ваше Величество. Завидует.

Глаза Рулада полыхнули красным. — Говори, раб.

— Я не в том положении…

— Мы решаем, в каком ты положении. Говори.

— Вы украли его трон, Император. И меч, который он полагал своим по праву.

— Он все еще хочет его? — Внезапный смех, грубый и холодный. — О, мы будем рады! Нет, не так. Мы не должны. Невозможно. А что насчет нашей жены?

— Майен сломана. Заигрывая с вами, она не имела в виду ничего серьезного. Вы были младшим братом возможного жениха. Она искала союзников в семье Сенгаров. — Он остановился, видя, что Руладом снова овладели спазмы. «Накал эмоций достиг предела, края пропасти, и не мне посылать хозяина в пропасть. Не сегодня. Возможно, никогда. Это яд во мне — такая жажда мести, такая… злобность. Не мои мысли, не мои наклонности. Помни, Удинаас, иначе станешь хуже Ханнана Мосага». — Ваше Величество, — сказал он спокойно, — Майен потерялась. Она страдает. Лишь вам дано помочь ей.

— Ты говоришь, чтобы спасти рабыню, — прошипел император.

— Пернатая Ведьма питает ко мне лишь ненависть, Ваше Величество. Я Должник, а она — нет. Мое желание — наглость, и она готова меня покарать.

— Ты желаешь ее.

Удинаас кивнул. — Хочу ли я спасти ее от побоев? Конечно, Ваше Величество. Как и вы. Как вы и сделали миг назад.

— Потому что это… мерзко. Что мне сделать с тобой, Удинаас? Раб. Должник… как будто это умаляет тебя в глазах других рабов.

— Летерийцы ничего не упускают, даже став рабами. Ваше Величество, этой истины никогда не понять Тисте Эдур. Бедные или богатые, свободные или невольники, мы вечно восстанавливаем старые дома и разыгрываем прежние драмы. В конечном счете, не важно, ласкает нас судьба или пожирает — будет что должно быть, и лишь Странник решает нашу участь.

Рулад внимательно следил за ним. Дрожь его тела угасала. — Халл Беддикт пытался выразить то же самое, но он не красноречив и потому не преуспел. Итак, Удинаас, мы можем их завоевать, можем повелевать плотью так же, как командуем тобою и твоими приятелями — рабами… но веру, что ведет их всех, нам не победить?

— Поможет разве что уничтожение, Ваше Величество.

— А этот Странник, он наделяет судьбами?

— Точно так, Ваше Величество.

— И он существует?

— Физически? Не знаю. Это не важно.

Рулад кивнул. — Ты прав, раб, это не важно.

— Завоюйте Летер, и он сожрет вас, Ваше Величество. Ваш дух. Вашу… невинность.

Странная ухмылка перекосила лицо Рулада. — Невинность. И это от короткоживущего создания вроде тебя. Мы готовы разгневаться. Мы готовы увидеть, как твою голову сорвут с плеч. Ты заявляешь, что нам не выиграть войны; но что мы сами думаем об этом?

— Ответ лежит на вашей плоти, Император.

Рулад глянул вниз. Его ногти отросли, стали кривыми и желтыми. Он содрал с груди одну монетку. — Довести до предела… идею богатства. Денег. Сокрушить иллюзию процветания.

Удинаас замер. «Он может быть юным и почти сумасшедшим, но он не дурак».

— Ах, — продолжал император, — Мы видим твое… удивление. Кажется, нас недооценивали даже наши рабы. Но ты не глуп, Удинаас. Слава Сестрам, что ты не Король Эзгара Дисканар — ведь в этом случае нас ждал бы серьезный противник.

— Ваше Величество, Эзгара может быть мягким, но его окружают опасные люди.

— Да, его Цеда Куру Кан. Почему он не действует?

Удинаас покачал головой: — Я и сам удивляюсь, Ваше Величество.

— Мы еще поговорим, Удинаас. И пусть никто не знает об этом. В конце концов, что все подумают: император и раб сообща строят новую Империю? Ведь нам надо оставить тебя в рабах, не так ли? Рабом в глазах всех. Мы подозреваем, что если мы тебя освободим, ты покинешь нас.

При этих словах он вздрогнул.

«Возьми меня Странник, этому мужчине нужен друг». — Ваше Величество, я не покину вас. Ведь именно я поместил монеты на ваше тело. Этому нет прощения, этого не исправить. Но я БУДУ стоять рядом, что бы не случилось.

Ужасные глаза Рулада, кроваво-красные и воспаленные, прекратили сверлить лицо Удинааса. — Ты понял? — прошептал он. — Я так…

«Испуган». — Да, Ваше Величество, я понял.

Император закрыл глаза рукой. — Она тонет в белом нектаре.

— Да, Ваше Величество.

— Я мог бы освободить ее… но не могу. Удинаас, ты знаешь причину?

— Она понесла вашего ребенка.

— В тебе ДОЛЖЕН быть яд. Удинаас, ты слишком много знаешь…

— Ваше Величество, может быть, стоит послать за Уруфью? За вашей матушкой. Майен нужен… кто-то.

Рулад кивнул, не отрывая уродливой руки от лица. — Вскоре мы соединимся с армией Фира. Пять, шесть дней. Уруфь будет здесь. Тогда… да, я поговорю с Матерью. Мое дитя…

«Мое дитя. Нет, это невозможно. Мекросский приблудыш. Нет смысла думать о нем. Совсем нет.

Я не злодей… но я поклялся быть на его стороне. Возьми меня Странник, что я натворил?»

* * *

В долине пылала ферма, но она не видела, чтобы кто-то боролся с огнем. Все убежали. Серен Педак снова принялась подрезать волосы, настолько коротко, насколько это возможно при помощи складного ножа, который одолжил один из солдат Железного Клина.

Чтящий стоял неподалеку, а рядом с ним взводный маг Корло. Они тихо переговаривались, изучая пожар внизу.

Где-то к югу и востоку от Дреша, полдня пути от моря. Она не могла представить, что Тисте Эдур смогли сюда добраться; однако дороги забиты беженцами, все бредут на восток, в Летерас. В толпе мелькали многочисленные дезертиры, по обочинам встречались тела ограбленных или ставших жертвами зверского насилия.

Казалось, для идущих по следу беженцев банд насилие стало излюбленным способом провести время. Серен понимала: путешествуй она в одиночку, была бы уже мертва. В некотором смысле это было бы облегчением. Концом озлобленного унижения, мучительного чувства нечистоты. Мысленно она раз за разом вспоминала, как Железный Клин убивает тех мужчин. Его желание свершить достойное возмездие. И свой голос, хрипло останавливающий его во имя милосердия.

Видит Странник, теперь она об этом сожалеет. Пусть бы он поработал над тем ублюдком. Еще лучше, если бы они увезли его с собой. С выколотыми глазами, отрезанным носом, вырванным изо рта языком. Она бы сжимала в руке нож, отрезая куски его кожи. Она слышала историю о торговом агенте в одной отдаленной деревушке: он взял в обычай насиловать молоденьких девушек, пока наконец местные женщины не поймали его. Сначала его избили и высекли, потом в тугую повязку на чреслах набили колючек и шипов, привязали мужика к спине лошади. Уколы довели животное до бешенства. Оно сбросило хозяина в лесной чаще, но к тому времени он успел истечь кровью. Говорили, что на лице мертвеца отпечатались следы всех перенесенных им мук, а что до паха…

Срезав последнюю прядь сальных волос, она швырнула ее в огонь. Поднялась мерзкая вонь; но ведь лесные кудесники и старцы — шаманы умеют использовать человеческие волосы в самых ужасных целях. Увы, если дело доходит до возможности связать чужую душу, мало кто устоит перед искушением.

Корло крикнул солдатам, и они вдруг понеслись вниз по склону к ферме, оставив позади лишь Серен и Клина. Багряный гвардеец подошел к ней. — Слышишь, подруга?

— Что?

— Лошади в стойле. Огонь дошел до потолка. Фермер оставил коней внутри.