Полупрозрачная

По легенде, Екатерина II ещё с XVIII века начала создавать тюремные замки. Первая буква её имени – «е». Вот и были тюрьмы построены со своеобразной планировкой, напоминавшей эту букву. Об этом знали все заключённые.

В конце коридора, на стыке двух стен, на всех этажах крепились большие прямоугольные зеркала. Я четырежды спускался с этажа на этаж, но ни разу не посмел взглянуть на своё отражение: боялся увидеть образ полупрозрачной девушки. Внезапно поймал себя на том, что неосознанно обвиняю её в случившемся со мной. Это она не посмотрела на дорогу. Это она могла остановиться. Это она забыла об осторожности и о мало-мальском самосохранении. Это всё она! Но внутренний голос почему-то не соглашался: это не она! Это я сел за руль выпившим! Это я нёсся на огромной скорости! Это я рисковал, разгоняясь в такую погоду! Это я! Или… Это мы! И она, и я! Мы оба сделали всё, чтобы эта трагедия произошла. Так должно было быть. Это. Мы. Оба.

Когда дежурный конвоир подвёл меня к камере ожидания, сразу наступило облегчение. Я глубоко вздохнул: теперь точно знал – свиданка. Из распахнутой двери комнаты потянуло затхлым запахом, что свойственно старым постройкам. «В коридоре было посвежее», – ухмыльнувшись, подумал я.

Бегло и оценивающе осмотрел всю камеру. Семь пар глаз одновременно прострелили меня взглядом. Немного смутившись, я обернулся к решётчатому окну, за которым ровно падал снег. Неприязнь тут же прошла.

Вертлявый пацан подбежал ко мне:

– Слушай, закурить дай.

Молча из заднего кармана спортивных брюк я достал пачку «Явы». Открыв её ловко, стукнул средним пальцем по дну пачки – тут же одна сигарета выпрыгнула.

– Бери.

– Хм, ну ты даёшь!

Я толком не успел осмотреться, как тут же прошла команда:

– Руки за спину! Выходим по одному!

Взволновался. Наверное, Дениска пришёл.

Я оказался в третьей кабинке. И действительно, через затемнённое окно смотрел с серьёзным видом на меня мой младший брат. Я сразу уселся напротив. Опустившись на стул, поднял телефонную трубку и удобно облокотился на прикреплённый к полу стол.

– Ну, здорово, что ли! – постарался я сказать бодрым голосом.

Брат, пытаясь улыбнуться, ответил в трубку:

– Здорово, Альберт. Ты чё бледный?

– У меня всё нормально… – я пожал плечами, прилагая усилия, чтобы не выдать нервозность, и неожиданно возмутился: – На улице так морозно, что ли? Что ты тулуп на себя напялил?

– Вроде сегодня холодно, – ответил сдержанно Денис.

– Бог с ним, с этой погодой, ты лучше расскажи, что у вас нового.

– Письмо моё получил?

– Получил, но письмо письмом, лучше сам расскажи.

– Я ж тебе писал, что Ангелина родила под Новый год девочку.

– Жорик, небось, рад? Он всё хотел, чтобы жена ему дочку родила.

– Рад, конечно.

– Назвали как? – спросил я, потому что в письме ничего об имени сказано не было.

– Ты не поверишь! – ответил громко брат.

Я приложил указательный палец правой руки к губам, показывая: тише, мол. Денис заметил, что я слегка засуетился, выдержал паузу.

– Так ты мне скажешь или нет, как назвали девочку?! – возмутился я, хотя уже догадывался.

– Альберт, вроде ей дали имя в честь той…

– Выходит, девочку назвали Ренатой… – сказал я монотонным голосом и огляделся по сторонам, словно подспудно ожидая появления Полупрозрачной. Затем, схватившись за бегунок молнии в мастерке, начал его то расстёгивать, то застёгивать. Взяв себя в руки, повторил: – Значит, дочку Жорика зовут Рената, как и его двоюродную сестру.

В голове моей промелькнули строчки из письма Дениса: «Пострадавшая в аварии и была той самой девушкой, которую Жорик хотел пригласить на твой юбилей. Помнишь, Марк просил для младшего брата?»

– Кстати, а почему она тогда не пришла?

– Ей мать не передала. Когда Жорик звонил им, трубку взяла его тётя. Ну, мать этой сестры… – выдавил из себя Денис.

– Ладно, не напрягайся, это уже не имеет никакого значения, наверное… – задумчиво сказал я, всматриваясь через стекло в лицо брата.

Тогда я ещё не догадывался, что именно это и имело самое важное значение, серьёзным образом влияя на дальнейшее развитие событий в моей судьбе.

Денису, похоже, хотелось снять напряжение, возникшее между нами.

Он, вздохнув, промямлил:

– Я в передаче вроде принёс всё, что ты просил.

– Спасибо, – ответил я виновато и, стряхнув с себя задумчивость, обратился более оживлённо: – Серафиме что, не подписали разрешение на свиданку?

– Сам понимаешь, незаконная она.

– Ты помогай ей там по дому.

Брат нахмурился. Губы у него немного дрожали. Чтобы не выдать волнение, он стиснул зубы. В отличие от моей широкой физиономии его лицо было более худощавое, поэтому губы выглядели вытянутыми, но всё равно видно, что мы были родные.

Он застыл.

– Денис, как себя чувствует Серафима? – спросил я сердито и начал постукивать пальцами правой руки по стеклу.

Брат с испугом взглянул на меня:

– Не знаю. С работы приходит и сразу спать ложится.

– И ничего не говорит?

– Нет, говорит, что устала.

– Подозрительно как-то. В письме она ничего такого не пишет.

– Может, за тебя переживает? – произнёс Денис неуверенно.

Он меня озадачил. Продолжая смотреть сквозь стекло, я нервно улыбнулся. Разговор у нас как-то не клеился.

Серафима – добрая по природе девушка. Знаю, что она заботится о моём брате. Её бескорыстие может доходить до самопожертвования. Но Денис разгильдяй, я об этом тоже помню.

– Ты когда на работу устроишься?

Тут брат широко раскрыл глаза и возмутился:

– А куда? Сейчас попробуй устройся на работу!

– Тогда таксуй по ночам. Машину только мою не угробь.

Денис остолбенел. Я смотрел на его недоумевающее лицо с признаками внутренней неуверенности.

– Ты пойми: жить надо, есть надо… Ладно, хоть Серафима работает в гастрономическом отделе, кормит, считай, всех нас. Нас, двоих мужиков…

Я продолжал читать мораль, а брат уставился на меня растерянным взглядом и даже рот раскрыл от удивления. На его лице застыла немая гримаса. Он упорно молчал. Видимо, я напомнил ему нашего отца, который Денису в подростковом возрасте частенько любил читать мораль на всякие темы. Отец обращался с Денисом словно с больным, вроде проявляя заботу о нём. Считал, что Денис должен быть благодарен за доброту и радоваться ей, но вместо тёплого чувства к отцу брат эту экзекуцию каждый раз переносил молча. Зато с матерью не церемонился, дерзил в ответ на каждую её просьбу.