Полураспад

Однако чем дольше я смотрел на моего Костю и негодяйскую Гайку, тем больше черт сходства я различал.

Взять хотя бы высокий аристократический лоб. Или плавную, уютно-округлую линию подбородка. Пожалуй, если бы не Гайкины смоляные кудри (у Тополя кудрей не было и в помине), они и впрямь сошли бы за брата и сестру. А впрочем, что, если кудри у Гайки крашеные? Ведь известно, что бабы все время что-то себе на голове красят. Многим и голова-то нужна исключительно для этого…

— Мы сводные брат и сестра, — как видно, телепатически уловив мое недоверие, сказал Тополь.

— По отцу?

— Да где же по отцу, Комбат, если у меня фамилия Уткин, а у нее — Кравцова? Если у меня отчество Алексеевич — а у нее Ивановна? Что-то ты тупишь сегодня, мне кажется, — с доброжелательной улыбкой подковырнул меня Костя.

— Значит, вы сводные по матери?

— Ну да! Наша общая мама Любовь Георгиевна Мещерякова ушла от моего отца к ее отцу, — Костя ткнул сестрицу пальцем в мускулистое плечо, — когда мне было десять лет. Через девять месяцев после этого знаменательного события родилась Иришка.

— Через семь… Я родилась недоношенной, — сердито вставила Гайка.

— Пусть будет через семь! Но сути дела это не меняет! — невозмутимо продолжал Костя. — Главное, что, когда Иришке было три годика, я был уже половозрелым пацаном…

— Ага, половозрелым пацаном тринадцати лет! — не удержался я.

— Вот именно! — Моей иронии Костя как будто не заметил. — В общем, я стал для Ириши идеалом мужчины. И все такое. В общем, наложил отпечаток на ее развитие как женщины. Я для нее по-прежнему авторитет. Правильно я рассказываю, сестренка?

— Ну типа того, — недобро ухмыльнулась та.

Мне все хотелось спросить: «А мама ваша знает, чем ее дочурка тут занимается?», но я сдерживался. Потому что если мама знает и ничего не предприняла, значит, мама у Кости и Ириши дура набирая. А если не знает — так пусть не знает и дальше. Лучше спать будет.

Тополь тем временем проявлял чудеса обычно не свойственной себе словоохотливости.

— Ты думаешь, я в восторге от того, что Иришка в сталкеры подалась?

— Ну… Мнэ… — замялся я.

— Вот именно что «мнэ»! Я вообще, когда узнал, что она тут, в Дитятках, ошивается, был вне себя от бешенства!

— Забрал у меня мой ПДА, контейнер и костюм! Думал, меня это остановит, — самодовольно вставила Гайка. — Как же! Держи карман шире!

— В общем, ты сам все видишь. — Костя сделал обобщающе-заклеймляющий педагогический жест.

Я кивнул. Мол, вижу. Еще и как! Оторва. Заноза.

Одинокая волчица. Именно о таких мечтает половина известных мне мужчин. Как не посочувствовать братцу!

— Но знаешь, она у меня всегда пацанкой была… После того, как сдала на кандидата в мастера спорта по скалолазанию, поступила в институт физкультуры… На тренера учиться… Так там в группе у нее одни мужики были! А хобби у нее знаешь какое?

— Ну уж не вышивание гладью, это точно! — сказал я и сразу вспомнил некстати рехнувшегося Синоптика с его «лёвиком под веткой сирени».

— Верно мыслишь, Вован. В свободное от работы время Иришенька моя стреляет из пистолета и занимается спортивной рыбной ловлей!

— Рыбной? Ловлей?

— Ну да. Спортивной.

— Впечатлён, — честно признался я. Если сообщение по поводу стрельбы откровением для меня не стало (по совести, если не умеешь стрелять, делать в Зоне нечего!), то рыбная ловля меня совершенно добила.

Я не знал ни одной женщины, способной правильно подцепить червяка на крючок, ни одной женщины, отличающей карася от окуня, а карпа от зеркального карпа…

— Ну а что тебя, родная, заставило в Зону-то пойти? В Институте физкультуры мало приключений было? — сказал я с глумливой ласковостью.

И посмотрел на Гайку самым проникновенным своим, «мужским» взглядом. Этот взгляд я тренировал и даже, можно сказать, оттачивал годами. От него млели все подряд — от школьниц до дам бальзаковского возраста. Но вместо того чтобы ответить на мой мужской взгляд таким же тягучим и доверительным взглядом женским, каким она, налакавшись шампанского, смотрела на меня в баре у «каперов», Гайка лишь истерично дернула плечом и отвернулась.

— У нее роман неудачный был… — вполголоса начал объяснять Тополь. — Хочет теперь доказать ему, что она — самая крутая. И что он по сравнению с нею — полное говно, недостойное того, чтобы называться мужчиной!

— Костя, пожалуйста, не надо! — Гайка вскочила и хлопнула по столу кулаком. Копна ее кудрей, делавшая ее головку похожей на черный одуванчик, нервически вздрогнула.

— Не надо так не надо, — пошел на попятную Тополь.

А роман неудачный у Гайки наверняка с кем-то из нашего брата-сталкера случился. Иначе непонятно, что ты докажешь какому-нибудь торговцу майонезом, если добудешь хоть десять «ведьминых кос»… Но в таком случае с кем именно из сталкеров была близка эта соблазнительная неврастеничка? Я уже было собрался перебрать в уме самые видные с точки зрения внешности кандидатуры, когда мои размышления грубо прервали.

— Может, скажешь этому хмырю, чтобы он убирался? — произнесла Гайка сварливо.

— Сначала ты мне, сестренка, скажи, зачем он явился! Потому что я его обнаружил в момент, когда он наставлял на гебя во-от такой ствол. — Тополь показал, какой именно. Получалось в два раза больше, чем в реальности. Странное дело — какой бы размер мужчина ни показывал руками — размер пойманной рыбы, размер полового органа или короткоствола, всякий раз получаются лишними от 20 до 50 процентов линейного габарита. Тем временем Тополь продолжал: — Я Вовасика знаю много лет. И ответственно тебе заявляю, он просто так по домам симпатичных телочек со стволом шариться не будет!

Я скромно потупился. Это была чистейшая правда, хотя по пьянке со мной, не скрою, случались разные комические случаи.

— Пусть Комбат сам скажет. Мне лениво, — с самым высокомерным видом заявила Гайка. Она, кажется, начала понимать, что ее карта бита.

— Если вкратце, Костя, то ситуация такая. Мы с одним товарищем добыли «кварцевые ножницы».

— Что еще за «один товарищ»? — ревниво осведомился Костя. К слову, он привык, что я ему, как напарнику, почти не изменяю. А если и изменяю, то задорого. А потом проставляюсь ему по полной, чтоб он, не дай бог, «не затаил».