Полузабытая легенда
Шрифт:
— Мы бы с удовольствием погостили еще, но нас ждут дела, — извиняющимся тоном произнес Диего. — И без того мы отсутствовали слишком долго.
Гном кивнул.
— Занятой человек не может надолго оставлять свои дела без пригляда. Я понимаю, многоуважаемый дел Арьянте, гномы полагают так же. Злата напечет вам в дорогу пирогов.
По правде говоря, в этом не было никакой необходимости: на Гномьем Тракте в каждом селении, не говоря уж о городах, имелись приличные постоялые дворы и трактиры, так что вполне можно было обойтись без особых запасов еды, но забота все равно была нам приятна. Так что возражать мы не стали, напротив, поблагодарили гостеприимного хозяина и позже повторили слова благодарности для его дочери.
Наконец-то мы снова могли ехать верхом. Можно было больше не бояться того, что к вечеру ноги
Келебрана и Диего их лошади встретили радостным ржанием, а моя Песня покосилась на меня с подозрением. Но я протянула ей кусочек яблока на раскрытой ладони, шепнула несколько слов на древнем эльфийском наречии, что запомнила в Эльдоране — отчего-то мне казалось, что слова эти действуют на животных успокаивающим образом, и моя верная спутница признала меня.
Громмыш простился с нами у самых Врат, взяв с нас обещание непременно приехать погостить. Со Златой, не только напекшей нам в дорогу пирогов, но и завернувшей в промасленную бумагу колбасу и кусок запеченного мяса, а также вручившей едва ли не полную сумку яблок и орехов, мы распрощались еще раньше. И теперь, бросив последний взгляд на возвышавшуюся над нами неприступную твердь, мы удалялись от Горного Королевства. Небо было ясным и ярко-голубым, того неповторимого оттенка, что бывает лишь весною. Снег сошел уже повсеместно, вдоль обочины проросла трава, а в воздухе явственно разливался аромат особой — весенней — свежести. Солнце приятно грело, но еще не припекало. Я смотрела по сторонам и удивлялась, насколько разительно отличалось мое нынешнее восприятие от зимнего, когда за каждым спящим деревом, за каждым темным кустом мне мерещилась опасность. Или дело было вовсе не в растаявшем снеге и не в наступившей весне, а в том, что наконец-то вновь замкнулся Кровавый Круг и злу больше не было доступа в наш мир?
Въехав в небольшой городок, мы остановились в трактире на обед, а спустя немногим более часа продолжили свой путь. И вскоре вновь очутились в лесу, где я провела самую страшную в своей жизни ночь. Воспоминания нахлынули на меня и я непроизвольно поежилась. Но довольно быстро заметила, что и этот лес переменился. И дело было даже не в том, что из черно-белого он стал разноцветным, раскрасившись травой и первыми робкими цветами. Нет, перемены заключались в том, что лес действительно ожил. Тогда, зимой, в нем царило гнетущее безмолвие. Теперь мы то и дело слышали шорохи, потрескивание веток, пение птиц.
— Как вы полагаете, Лесная Марь сгинула окончательно? — спросила я у своих спутников.
— Ослабла так уж точно, — отозвался Келебран. — Раз сюда вернулись птицы и звери, значит, Марь более не может пить чужие силы. Вот наслать ночные кошмары заночевавшим в здешних местах путникам она, пожалуй, еще способна. Но вскоре кошмары превратятся просто в тревожные сны, а затем и на это силенок Мари не хватит. И она исчезнет. Навсегда ли? Как знать, Риона. Ведь до своего пробуждения пять лет назад много веков провела нежить в забвении. Но свет алмаза из Источника ослепляет злые силы и не дает им развернуться вновь.
— Подумать только, — грустно сказал Диего, — что совершенный моим далеким предком бесчестный поступок привел к столь пагубным последствиям и вечной тенью лег на его потомков.
— Ты сделал все, что в твоих силах, дабы исправить содеянное не тобой, — заметил Келебран. — Так к чему теперь столь печальные рассуждения? Наша жизнь слишком коротка, чтобы постоянно оглядываться назад — это могут позволить себе лишь эльфы. А нам надлежит смотреть вперед, но жить настоящим.
— На тебя так повлияло пребывание у эльфов? — с усмешкой осведомился Диего. — Или это последствие женитьбы? Прежде ты не был склонен к философским рассуждениям.
— Как и ты — к пустым сожалениям, — парировал Келебран. — Ты всегда был человеком деятельным.
— Я таковым и остаюсь. Но все это путешествие что-то переменило во всех нас. Вот и Риона уже мало походит на ту настороженную молодую женщину, в дом которой я постучался ненастной ночью. Тогда за ее уверенностью в себе все же таился испуг — а теперь он пропал бесследно.
Я хмыкнула, привлекая к себе внимание
собеседников.— Осмелюсь напомнить, что кузен самого короля лично пообещал мне разогнать Орден и приструнить храмовников Молчаливого Бога. К тому же я теперь не просто беглая прорицательница, а дама замужняя, следовательно, нахожусь под защитой своего супруга. Так чего же мне бояться?
— Полагаю, храмовники тебя пугали сильнее волколаков? — со смехом осведомился мой муж. — Во всяком случае, мысль как след дать промеж глаз какому-нибудь храмовнику горящей веткой тебя точно не посещала.
Я сделала вид, что задумалась.
— Полагаешь, что это надежный способ борьбы с адептами Молчаливого?
Диего тоже рассмеялся. Его грусть улетучилась и мы продолжили свой путь, изредка перебрасываясь шутками.
В столице мы с Келебраном не стали задерживаться надолго. Я желала только убедиться в том, что Диего выполнит данное мне обещание и позаботится о моих родителях — для этого хватило нескольких дней. Причем приятеля в эти дни мы толком и не видели. Сразу по приезду он направился во дворец и тут же погрузился в водоворот придворных интриг. Иногда он заглядывал к нам ненадолго, жаловался, что за время отсутствия «совсем выпал из жизни» и что «все так изменилось, никак не понять, кто с кем и против кого на данный момент дружит». Келебран только посмеивался над жалобами друга и уверял, что тот быстро во всем разберется и мигом приструнит тех придворных, кто слишком уж осмелел за время отсутствия главы тайной службы. Я осматривалась и обживалась в особняке, казавшемся мне слишком огромным, знакомилась с окрестностями и пыталась наладить отношения с прислугой — надо заметить, небезуспешно.
Однажды мне пришло в голову навестить родное предместье и своими глазами взглянуть на родительский дом. Натянув пониже капюшон плаща, я вышла из кареты на знакомой улице, застроенной торговыми лавками, и неторопливо спустилась по кривому переулку. Мне казалось, что за прошедшие годы я должна была позабыть те места, где прошли мои детство и юность, но нет — я помнила каждый дорожный камень. Дыхание перехватывало, сердце колотилось, на глазах выступили слезы. Я остановилась на мгновение, чтобы глубоко вздохнуть и успокоиться, и ощутила, как меня довольно-таки сильно толкнули.
— Простите, госпожа, — произнес знакомый до боли хриплый голос.
Онемев, я смотрела, как отец кланяется мне, обдавая запахом перегара, и удаляется, пятясь. Он меня не узнал.
Разом наступило спокойствие. Сердце билось в привычном размеренном ритме, дыхание восстановилось, слезы высохли сами собой. К дому, в котором я прожила большую часть своей жизни, я подходила скорее из упрямства, нежели из любопытства. Не дойдя нескольких шагов, я увидела, как на крыльцо поднимается коренастая женщина лет сорока с корзиной в руках — должно быть, та самая служанка, нанять которую пообещал Диего. Развернувшись, я пошла обратно, но перед домом родителей Литы остановилась, точно вкопанная и прижалась к дереву в надежде, что меня не заметят.
Карл с супругой решили навестить родню. Волос на голове моего бывшего жениха уже совсем не осталось, сутулость его усилилась и он отрастил зачем-то длинные усы. Лита несколько располнела, но ей это очень шло — она по-прежнему была красавицей. За руки супруги держались, как мне показалось, с неподдельной нежностью. Следом за ними шла дородная женщина с малышом на руках — видимо, няня. Я дождалась, пока семейство скроется в доме, и лишь после этого продолжила свой путь.
Лита выглядела довольной жизнью и меня это не могло не обрадовать. А вот то, что я так и не повидала маму, на удивление даже не расстраивало. Судя по отцу, особых перемен в их жизни не произошло. Я сделала для них все, что было в моих силах, а устраивать трогательную сцену воссоединения семейства желания не возникало. Оставались еще две нити, связывающие меня с прошлым: аптекарь Ним и домик в деревушке, за которым присматривали Равель и Гална. Немного поразмыслив, я решила съездить спустя какое-то время в деревню и забрать оттуда часть своих вещей — особенно дороги мне были некоторые книги. Что же касается домика, то его я решила подарить лавочнику — все-таки его подарок спас в свое время мне жизнь, пусть даже сам Равель и посчитал оберег безделушкой. А я не хотела оставлять себе напоминаний об Артуре и его матери, даже в виде денег, которые я могла бы выручить за дом.