Полузабытая песня любви

– А все берберские женщины такие красивые, как вы? – робко спросила Димити, отчаянно пытаясь удержать в голове все иностранные названия, так как они стали тут же улетучиваться из памяти. Селеста засмеялась, и Чарльз присоединился к ней. Делфина тоже улыбнулась, не прекращая жевать пирог.

– Какая милая девочка, – тепло проговорила Селеста. – Давно мне не доводилось слышать такого искреннего комплимента. – Она бросила в сторону Чарльза вызывающий взгляд и потянулась за его тарелкой. Когда она сделала это, Димити обратила внимание, что на ее пальце нет обручального кольца. И на его тоже. Она сглотнула и ничего не сказала, пытаясь вообразить горы, о которых упомянула Селеста, где люди блистают своей красотой так, что она видна на небесах.

После обеда Делфине позволили не участвовать в мытье посуды, поскольку она помогала готовить, так что девочка прервала Димити, когда новая подруга, заикаясь, принялась благодарить за обед, и утащила ее из дома. В саду Димити с облегчением перевела дух. Как бы ни великолепны были дом, где жило семейство Обри, сам обед, хозяева и то обстоятельство, что она впервые почувствовала себя гостьей, все это слишком обескураживало, так что у бедняжки словно гора упала с плеч, когда она снова увидела над собой высокие облака. Делфина показала свой огород, где росли несколько чахлых кустиков редиса и салата.

– Смотри! Опять помет кроликов! Они едят все, что я выращиваю! – пожаловалась она.

Димити, кивнув, присела рядом и принялась изучать оставшиеся на грядке улики.

– Надо завести проволочную сетку, чтобы не пускать в огород кроликов, – посоветовала она. – Или силки, чтобы их ловить.

– Ой, бедные пушистики! Я не хочу причинять им боль… Почему ты не хочешь, чтобы папа пошел к твоей матери и познакомился с ней? – спросила девочка с любопытством.

Димити подобрала пару шариков кроличьего помета и покатала их по ладони, не зная, что ответить.

– Да ладно, – сказала наконец Делфина. – Не хочешь, не говори. – Она встала и уперлась руками в бока. – Пошли. Поймаем рака вместо того, которого ты отпустила, и вместо тех бояк-моллюсков, которые от тебя сбежали!

Делфина на сей раз набралась храбрости и дотронулась до рака, позволив капле воды упасть с кончика пальца прямо на его черный глаз, пока рак пытался защититься, шевеля лапами и поджимая хвост. Но девочку мучила мысль, что Димити заберет его с собой: рак так забавно шевелил усиками, что она решила назвать его Лоренсом. Димити отпустила добычу обратно в ручей, а потом научила Делфину различать ядовитую болотную калужницу и съедобный водяной кресс, в изобилии растущий поблизости, – раз уж кролики так сильно проредили урожай салата. Худенькая девчушка оказалась способной ученицей, и с течением времени уроки стали проходить все дальше и дальше от «Литтлкомба», близ утесов и в рощах, причем подруги всегда ходили в обход деревни и держались подальше от «Дозора». Вскоре Делфина под руководством Мици стала приносить домой дикий укроп, белую марь, майоран, корни хрена и цветки липы в дополнение к кухонным запасам Селесты, которая ахала от восторга, поднося липовый цвет к лицу и глубоко втягивая аромат. «Ah! Tilleul!» [40] – благодарно вздыхала она и ставила чайник на огонь.

40

Ах! Липа! (фр.)

Однажды утром Димити застала Элоди застывшей на лужайке перед домом, с выражением ужаса на лице: огромный шмель с желтой пыльцой на иссиня-черных волосках жужжал вокруг ее ног. Рядом Делфина сложила руки на груди.

– Земляная пчела не причинит тебе вреда, Элоди. У нее нет жальца. Оно есть только у медоносных пчел, – успокоила Димити.

– Вот и я говорю ей то же самое, а она мне не верит, – терпеливо проговорила Делфина. – А как ты назвала это чудовище?

– Земляная пчела. Разве это неправильное название? – пожала плечами Димити.

– Ни в Лондоне, ни в Суссексе шмеля так не называют. Научи нас еще каким-нибудь дорсетским названиям.

Они увидели, как шмель наконец-то отвязался от Элоди, поднялся в воздух и скрылся из глаз. Басовитое жужжание исчезло вдали. С возгласом облегчения Элоди бросилась в объятия сестры и крепко обхватила ее руками.

– Ну вот, Элоди. Теперь ты в безопасности, – ободрила сестру Делфина, похлопывая ее по плечам.

Следующий час они с удовольствием провели с Димити, которая называла им вещи вокруг по-дорсетски, а сестры радостно прыгали и восхищались новыми смешными словами. «Кротовина»вместо «кротовой норы». «Гусель»вместо «гусеницы». «Мурашник»вместо «муравейника». «Земляное яблоко»вместо «картофеля» [41] .

Как-то раз они заглянули на Южную ферму, и Димити смущенно представила Делфину жене тамошнего хозяина, миссис Брок, которая была дружелюбнее остальных местных жителей и порой давала ей лимонад или кусок хлеба, если не оказывалась слишком занята. Супругам Брок обоим перевалило за пятьдесят. У них были седые волосы и морщинистые лица. После того как эти люди прожили долгую жизнь, полную крестьянского труда, их руки стали заскорузлые и потемневшие, а ногти толстые и пятнистые, как рог какого-нибудь животного. Они имели двоих взрослых детей: дочь, которая вышла замуж и уехала, и сына по имени Кристофер, работающего на ферме вместе с отцом. Это он бил палкой крыс, и это за ним по пятам всегда бегал терьер. Высокий, молчаливый молодой человек с жесткими, как солома, рыжими волосами и мягким, но мужественным взглядом. Кристофер зашел на кухню как раз в тот момент, когда Делфина рассказывала миссис Брок о матери-марокканке и о своем знаменитом отце. Димити поражалась ее смелости, тому, как та ничего о себе не скрывала, и когда она взглянула на Кристофера, то увидела восхищение и на его лице – хотя, воможно, это было простое любопытство. Как будто он столкнулся с какой-то головоломкой, которую предстояло решить.

41

В переводе английские диалектизмы заменены русскими из словаря Даля.

Часто, когда она подходила к «Литтлкомбу» или играла близ него, Димити чувствовала, что на нее смотрят. Иногда она видела далекую фигуру человека, стоящего на утесе, в то время как они с Делфиной бродили по пляжу, или тень за окном дома, если они резвились в саду. Однажды Димити была у ручья с засученными рукавами и юбкой, заткнутой за пояс, чтобы не замочить ее. На сей раз она не добывала себе еду, а просто развлекала Элоди, пытаясь ее занять, потому что Селесту мучила мигрень. Димити подняла глаза и обнаружила, что Чарльз стоит, опершись на дверной косяк, и наблюдает за ней, прищурив глаза, чтобы защитить их от солнечного света. Такой сосредоточенный, такой погруженный в собственные мысли, что даже не подал никакого знака, когда заметил, что его засекли. Димити покраснела, быстро отвела взгляд и увидела, что Делфина тоже обратила внимание на отца. Она склонила голову набок и с минуту рассматривала подругу.

– Он хочет снова тебя нарисовать. Я слышала, как он говорил об этом маме, но она сказала, что не нужно этого делать, если ты против, и что следует определенно спросить разрешения у твоей матери. Он сказал, ты истинный деревенский типаж. Я сама слышала, – проговорила она тихим голосом.

– Что это значит? – удивилась Димити.

Делфина пожала плечами:

– Не знаю. Но папа рисует только приятные вещи, так что это не может означать ничего плохого.

– Не вижу, чего в нейособенного, – пожаловалась Элоди сестре. – И совсем не понимаю, почему папа хочет ее рисовать.

– Не будь злой, Элоди. Я считаю Мици очень красивой. Мама сердилась, потому что ему нужно написать большую картину. У него заказ на портрет одного знаменитого поэта. К выходу книги его стихотворений работа должна быть закончена. Времени осталось мало, а папа вместо этого думает лишь о том, как нарисовать тебя, Димити, – сказала Делфина подруге.

Элоди надулась, а Делфина принялась водить палкой по воде взад и вперед. В разговоре наступила долгая пауза, во время которой Димити переваривала полученную информацию.

– Ты действительно считаешь меня красивой? – спросила она наконец.

– Конечно. Мне нравятся твои волосы. Они похожи на львиную гриву! – воскликнула Делфина, и Димити улыбнулась.

– Ты тоже красивая, – сказала она из вежливости.

– Когда я вырасту, то стану такой же красивой, как мама, – заявила Элоди.