Поля Крови

— Стой.

Обернувшись, я встретился взглядом с идаром. Он, сцепив руки на груди, несколько ударов сердца молчал, затем негромко сказал:

— Когда-то я сражался бок о бок с одним северянином. Он тоже был несдержан на язык, но парень был хороший и храбрый. Я бы помог тебе, но всё, что у меня было, уже раздал. Всё, что осталось, строго учтено и я не могу отдать его просто по своему желанию. Я ведь даже не знаю, к кому приписана эта ваша Кузня, первый раз слышу про неё. У тебя есть два пути, парень. Трофеи. А судя по тому, что я вижу, — идар кивком указал на следы стрел на моей груди, — у тебя не должно быть с этим проблем. Или же купи, если трофеи тебе не подходят. В лагере есть лавка Дома Осколков, приехала только два дня как.

На этот раз я отстегнул с пояса ножны, добавив меч к вежливому жесту:

— Спасибо за совет, ваша милость. Я обязательно им воспользуюсь.

В лавку я даже не стал соваться. У меня ни монеты в кармане. Даже мои люди следуют за мной, лишь надеясь только на мои слова. Эдак я скоро дождусь, что у меня зубы начнут чернеть, а мои и без того слабые дары начнут мне отказывать. Везёт ещё, что когда я давал на алтаре Кузни клятву Кодику, то не назвал сроков, лишь условие — когда вернусь в замок Денудо.

Вот только когда это случится? Когда мы вышвырнем реольцев со своих земель? А что делать сейчас? Мне даже не на что купить людям лечебной мази. Обходимся тем, что Тощий накопал в лесу и натёр.

Мне остаётся лишь второй путь. Трофеи. И на этот раз за нашими спинами нет детей, так что я с радостью потренируюсь на реольцах. Можно сказать, что сейчас я даже хочу, чтобы они попались нам на пути обратно.

***

— Ха-ах!

Стражник, стоявший в дверях, кубарем влетел под ноги своим сослуживцам и принялся там возиться, пытаясь прийти в себя и встать.

Терсия ворвалась в казарму, отшвырнув со своего пути стражника и даже не заметив этого. Идар, в жилах которой пламенел ихор, окутывая её сиянием адепта внешних техник. Даже глаза её горели алым отсветом, словно у Кровавого жнеца.

При виде этого младшие воины попятились, старшие невольно потянулись за мечами.

Но она не заметила и этого.

Обведя взглядом казарму, отыскала единственную фигуру в шёлке, а не в доспехах или грубой ткани. Рявкнула:

— Нумеро!

Он развёл руками:

— Что?

— Гонец!

— Я знаю, — скривившись, отмахнулся. — Солдаты Вораза разорили деревню, заявили, что жители вырубили...

— Нет! — сияние вокруг Терсии стало ярче. — Ещё один гонец. Только что! Реол напал на лагерь короля на границе.

Нумеро застыл на миг, затем покачал головой и забормотал:

— Так вот почему он обнаглел. Думает, сейчас судьям будет не до споров двух...

— Нумеро! — Терсия топнула ногой, каменная плитка разлетелась осколками, заставляя солдат спасать глаза. — О чём ты думаешь? Плевать на этого Вораза.

Теперь уже Нумеро рявкнул:

— А о чём я должен, по-твоему, думать в такое время?

Терсия всплеснула руками:

— Ты со своими железками совсем поглупел? Какой месяц на дворе? Юг! Лиал! Лагерь короля! Ты вообще помнишь о нашем сыне?

Взгляд Нумеро наполнился изумлением, затем неверием. Он и впрямь последние месяцы был очень занят. И ещё миг назад был уверен, что до посвящения ещё две десятицы.

Прищурившись, он потребовал:

— Подробности!

Терсия лишь развела руками:

— Через десятые руки, только сама эта весть. Король жив.

Нумеро отмахнулся, опустив взгляд, принялся напряжённо размышлять.

Наконец шумно выдохнул:

— Значит, пора с этим заканчивать.

Терсия нахмурилась:

— С Реолом? Как-нибудь и без нас разберутся. Это всё, о чём ты сейчас думаешь?

Нумеро кивнул:

— С Воразом. Разберутся. Нет, не всё.

Терсия склонила голову, пальцы правой руки сложились в печать:

— Нумеро, не зли меня. Сначала ты пытался скрыть от меня письмо от сына, а теперь и вовсе...

Вскинув руку, Нумеро оборвал возражения Терсии:

— Довольно. Оденься для конной прогулки, прихвати тёплый плащ. Ты едешь со мной.

— Зачем для поездки на юг тёплый плащ?

Одним шагом Нумеро пересёк разделявшее его и жену пространство, ухватил Терсию за плечи и толкнул к выходу из казармы:

— Меньше слов. Давай иди!

Терсия фыркнула, разжала ладонь, убирая печать, развернулась, в три шага выскочив из казармы.

Нумеро перевёл взгляд на солдат, скомандовал:

— Гамион, на стены тройные посты. Никого без меня не впускать. Ни единой подводы, сестры поварихи или гонца. Никого. Кто сунется к стенам, встречайте стрелами и огнём. Орак, готовь десяток старших и десяток младших воинов. Конными. Живо.

***

Вечером, уже в сумерках, когда мы перекусили подогретыми у огня лепёшками, я с изумлением заметил в руках Наглого глиняный горшочек. Аккуратно зачерпывая, он мазал его содержимым рану на плече. Аромат мази чувствовался даже на моей стороне.

Я невольно привстал:

— Наглый, откуда это у тебя?

Исподлобья глянув на меня, он процедил:

— Если господин не может позаботиться обо мне, то что мне, гнить?

На миг я стиснул зубы, сказал жёстче:

— Я спросил не об этом. Откуда у тебя мазь? Ну!

— Достал.

— Это как ты достал, если я ничего не платил вам?

— Достал без денег, — скривив губы в ухмылке, Наглый добавил. — Я красивый и языкастый, господин.

— Чего?

Кодик буркнул:

— Да были у него деньги, господин. Что он, зря по деревне бегал?

Ещё не осознав ответа, я переспросил:

— Что? — а через миг, когда всё понял, в ярости уставился на Наглого. — Ты!

Он подобрался, цедя слова, спросил:

— Что? Да, утянул я пару ухоронок у деревенских, раз уж господин не может и серебряка нам заплатить. Что дальше? Выкинуть мазь? Ну ладно я, вы меня никогда и не жалели, гос-по-дин. Подхвачу гниль крови да и сдохну, слезинки не прольёте. А думаете, последняя рана у нас да, господин? Так и будем листики собирать, плевать на них, да к дырам лепить, да, господин?