Полынь Половецкого поля

Для степняка были священны три желания. Первое — оседлать коня. Второе — съесть мясо. Третье — привести жену. Аттила полностью отвечал кипчакским традициям, он любил действие, поступок. Поступок мужчины!

Вот на чем строилась психология восточного человека, носителя восточной культуры! Вот что определяло модель его поведения! Это очень важное обстоятельство, оно позволяет понять и объяснить причину иных исторических событий, даже человеческих трагедий и страстей.

Южные германцы, несомненно, несли в себе нетленный груз Востока, он поныне отличает их, пусть даже европейцев. Неравнодушные люди! Их литературные произведения об Аттиле точнее и строже, в них дух свободной Степи, может быть, сохранен помимо желания авторов. Но иначе они не умели. Это в крови.

Поразительно, воины Аттилы в поэмах и балладах южных германцев «становились» рыцарями даже в XII веке. Поэты не боялись нарушить ход Времени, потому что хотели видеть своих героев рядом. Баварцы и саксонцы гордились этими страницами своей истории и долго не желали расставаться с ними… Правда, сейчас они не знают, что эти их страницы написаны на тюркском языке.

Известно, в средневековье имя Аттилы упоминали даже в церковных проповедях… И это самое, на мой взгляд, поразительное.

Впрочем, чему удивляться, язык кипчаков сохранялся в Южной Германии до XV века. Значит, крестоносцы, уходившие отсюда на завоевание Константинополя в 1204 году, отдавали команды на тюркском (кипчакском) языке.

И это — не преувеличение!

Одним из первых ученых, открывших заново эту забытую тайну, был датчанин Вильгельм Томсен. Его работы, выполненные в XIX веке, — в золотой коллекции мировой науки. Томсен чуть было не взорвал Европу, — взрыв грозил отозваться большим пожаром в столь складно написанной истории Старого Света. Но пожар умело затушили.

«Какие гунны?», «При чем здесь эти варвары?» — вопрошали люди, прочитав безукоризненную работу выдающегося датского ученого, убедительно доказавшего, что история Европы без истории тюрков пуста и несостоятельна.

Вильгельм Людвиг Петер Томсен (1842–1927) родился в семье почтмейстера городка Рандерс, здесь прошло его детство, здесь он начал университетскую карьеру. Занятия теологией не принесли молодому человеку удовлетворения, его увлекали другие науки. Томсену повезло: ему встретились выдающиеся преподаватели, которые обратили внимание на его феноменальную память и разглядели в юноше дар языковеда-филолога.

Он воспитывался в образцовых традициях европейской школы. В путешествиях перед ученым открывался живой неповторимый мир, а в библиотеках — мир ушедший. Арабский, персидский, японский, китайский, цыганский — десятки языков постиг Томсен, пока не познакомился с экзотическим для Европы тюркским языком.

Ученый почувствовал в нем тайну, почувствовал сердцем. Но разум долго противился голосу чувств, до тех пор, пока не представился случай.

В 1887 году Томсена пригласили профессором на кафедру сравнительного языкознания в Копенгагенский университет. Мировую известность ему принесла работа о происхождении Русского государства. (Именно русского, а не славянского!) Надо ли говорить, что исследование профессора выразило точку зрения, существенно отличную от той, что принята в России.

Собственно, профессор Томсен и был одним из первых ученых, кто писал правдивую — без политики! — историю Руси, такой, какой она и была.

Неспособность ни опровергнуть, ни принять выводы исследования, в котором не нашлось места легендам и вымыслам, сделала имя профессора Томсена если не запретным, то по крайней мере не афишируемым среди российских ученых. Жаль! Мир от него узнал правду о Киевской Руси. Профессор Томсен не раз посещал Россию, он блестяще знал европейские (венедские) корни славянской культуры.

Именно этот ученый обнаружил то, что всегда ускользало от российских ученых, — он выявил тюркскую основу культуры, которая ныне ошибочно называется «русской». Профессор научно обосновал известное. Говорят же французы: «Поскреби любого русского, будет татарин».

Вот Томсен и «поскреб» Русь.

А началось все с письменных памятников, открытых в России, вернее, в Южной Сибири, на древней родине кипчаков. Памятники эти простояли более тысячи лет забытыми.

Изучать их, равно как и историю колонизованных народов, российская наука не собиралась. Наоборот, со времен Петра I памятники методично уничтожали, как и все, что связано с «малыми народами». Царь Петр писал в указе: «А басурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколько возможно убавлять». И убавляли. Геноцид — старая традиция доброй матушки-России.

Традиция, которая не забывалась ни при какой власти.

Вот почему находки Даниэля Готлиба Мессершмидта остались без внимания. Этот ученый из Данцига в 1719–1727 годах путешествовал по Сибири. Неподалеку от Нерчинска ему показали руины древнего кладбища, там сохранились причудливые камни, покрытые рельефными изображениями и надписями.

С изображениями все ясно: сцены охоты, животные, лица, орнаменты были выполнены с большим вкусом. Письменные же знаки показались немецкому ученому знакомыми, напоминающими древнегерманские руны. Но он сразу отмел глупую догадку: слишком далека Сибирь от Германии.

В Петербурге его находку приняли без восторга. На снятые копии с уникальнейших памятников не стали даже смотреть, не говоря о том, чтобы публиковать их. Письменность велено было считать скифской. А копии сдать в архив за ненадобностью. Никого не смущало, что скифы так далеко на востоке не жили. Впрочем, к чему эти детали?

Позже, с помощью одного из послов Екатерины II, эти копии тайно попали в Европу и там были изданы. Как видно, воровство и подпольная торговля древностями практиковались в России уже тогда… Словом, мир узнал о забытой странице своей истории — правда, речь еще не шла о древнетюркской культуре.

О сибирских стелах с диковинными рисунками заговорили даже в салонах знати, уж очень все выглядело таинственным и величественным. Особенно после публичных высказываний аббата Бальи о сибирской Атлантиде и об атлантах-сибиряках, которые погибли при загадочных обстоятельствах…

Так что публикация о находках Мессершмидта не прошла бесследно. С той поры для многих европейских ученых охота за древностями из Сибири стала страстью. За бесценок авантюристы скупали редчайшие произведения искусства, на которые щедры были Сибирь и вся степная Россия, их курганы. Сколько же богатств потеряно, но и сколько найдено в ходе этого откровенного грабежа.

К началу XIX века в Южной Сибири было открыто несколько памятников, испещренных таинственной письменностью. Явственно проступали следы удивительной и неизвестной в Европе цивилизации, которая манила к себе, к сожалению, именно авантюристов. Они рисковали не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы заполучить.

В Париже, в мировом центре востоковедения, едва ли не каждый год обсуждали тогда новые и новые находки, привезенные из России. Конечно, о многих находках владельцы молчали, чтобы не вступать в конфликт с законом: речь шла о золотых изделиях, на обладание которыми требовались документы.