Полынные сказки
Шрифт:
— Кто скажет спасибо? — спросил он.
— Полынный народ, — ответил Ефимка.
— Нет, Ефим, ты ошибаешься. В книжке написано по-другому. На-ка книжку, прочти.
Ефим взял книжку и прочел:
Сейте разумное, доброе, вечное, Сейте, спасибо вам скажет сердечное Полынный народ.— Там написано по-другому, — сказал господин Попечитель. — Там написано — русский народ.
— Так ведь это одно и то же, — ответил Ефимка.
Господин
— Ну что ж, Татьяна Дмитриевна, — сказал он. — Ещё раз спасибо вам.
Сказка о том, как не зацветала сирень
Сразу после экзамена мама уехала. Она уехала в Пензу — в далёкий город, к врачам.
Лёля осталась одна. Нет, не совсем, конечно, одна. В школе посапывал на печке дед Игнат, бродил по классу Мишка-солдатик, добрые сёстры Еленакай и Натакай часто забирали Лёлю к себе, — не одна и всё-таки одна.
Уже все цветы — и купальницы с незабудками, и ландыши расцвели, а сирень всё молчала. Бутоны-то уже были, да никак не могли они созреть, раскрыться — заговорить.
Приехала Дуня, и Лёля стала жить с нею в школе.
Как-то вечером Лёля сказала:
— Дуня, расскажи мне сказку.
— Сказку? — удивилась Дуня. — Я сказки не рассказываю. Я песню пою.
— А ты спой сказку.
— Ну что ж, — согласилась Дуня. — Слушай. — И Дуня запела:
Что стоишь, качаясь, Тонкая рябина? Головой склоняясь До самого тына?Дуня пела, а Лёля слушала, и в голове у Лёли сказка эта сложилась так.
Дунина сказка про рябину
Жила-была в полынной стороне рябина.
Она росла у забора на самом краю деревни.
Скучно, одиноко жила рябина — степь раскинулась вокруг, степь. А за забором росли яблони, цвела сирень. На рябину никто и внимания не обращал. Иногда только поздней осенью, когда на ветвях её поспевали красные ягоды, люди, проходящие мимо, останавливались.
— Какая красивая рябина в этом году! — говорили они и шли дальше.
А некоторые так просто проходили мимо, не замечая рябиновой красоты.
Рядом с рябиной, у самых её корней, вилась дорога. По дороге мчались кони, громыхали телеги. Пыль из-под конских копыт оседала на её ветвях. А за дорогой была река, и на том берегу рос могучий дуб.
Рябина давно заметила его, а дуб, пожалуй, её не замечал. Он был огромный, крепкий, и даже самый сильный ветер не мог согнуть его, только листья обрывал с веток.
Как-то поздней осенью задул особенно сильный и пронзительный ветер. Рябина гнулась под его порывами, последние ягоды осыпались с её ветвей. И рябина захотела поговорить с дубом.
— Дуб, эй, дуб! — прошептала она. — Слышишь меня?
И ветер подхватил её слова, но дуб молчал — спал, наверно, убаюканный ветром. И долго ещё шептала рябина, пока дуб отозвался:
— Слышу тебя…
— Мне надо к тебе перебраться… Скучно здесь, одиноко. Да и ветер очень сильный.
— Так ведь дерево где растёт — там и
растёт. Как переберёшься-то?— А я бы прижалась к тебе, — шептала рябина. — Легче было бы…
Дуб долго молчал, а потом уж ветер донёс до рябины:
— Хорошо бы.
— Перенеси же меня через реку, ты ведь большой и сильный. Или сам иди ко мне.
И дуб тряхнул ветвями, хотел раздвинуть плечи, но не смог сдвинуться с места…
Дуня спела песню, замолчала, а Лёля не удержалась и заплакала. Эта сказка про рябину как-то вдруг оказалась связанной с болезнью мамы, и вот мамы всё нет, и когда же она вернётся?
— Ну, ну, не плачь, — сказала Дуня. — Ты ведь не знаешь, чем кончилась сказка.
— А чем? — всхлипывала Лёля.
— Однажды утром люди проснулись и вдруг увидели, что рябина растёт рядом с дубом.
— Неужели перебралась?
— Конечно.
— А как?
— Наверно, добрый человек всё понял, осторожно выкопал рябину да и перевёз на лодке через реку.
И Лёля, засыпая, думала, что, если она увидит когда-нибудь одинокую рябину — обязательно перевезёт её через речку к дубу. Только бы выкопать её осторожно, корней не повредить.
А когда заснула окончательно, ясно увидела, как идёт рябина к дубу сама, как тяжело вынимает из земли свои корни, как гнётся, как качается, переходит речку, чтоб прижаться к дубу.
Сказка о чёрте с рогами и бородой
И ещё день прошёл — сирень не зацветала, и ещё, и ещё.
И вот однажды вечером — Лёля уже легла — вдруг услышала в сторожке какой-то стук по полу, а потом — плач. Только нерусский какой-то плач, нечеловеческий.
Лёля вскочила, выбежала в сторожку и увидела маму.
Мама и Дуня сидели на лавке, тихо смеялись, обнимались. А дед Игнат стоял в стороне и держал на верёвке что-то непонятное.
Но Лёля и не смотрела, что там держит дед Игнат. Она кинулась к маме, обняла её, прижалась к ней. И долго-долго так сидела, уткнувшись носом в мамино плечо.
И тут снова послышался этот странный звук, вроде как плач, да только нерусский.
— Посмотри, Лелесь, кого я привезла, — сказала мама.
Лёля оглянулась и охнула.
Небольшой серый чёртик стоял на полу и блистал золотыми глазами. Над горящими глазами острые и кривые торчали рога, кривились длинные губы, и бородка жёлтая тряслась под губами.
— Нечистый?
— Да что ты, — засмеялась мама. — Это — Катька.
Тут Катька дёрнулась, натянула верёвку и нацелила рога прямо на Лёлю.
«Мнэ-э-э!» — закричала она.
— Это коза, — объясняла мама. — Катька. Понимаешь — коза! Ну вроде как маленькая коровка.
Лёля не знала, что такое коза. В Полыновке не держали коз, а только коров и овец. Полыновцы думали, что коза уж больно на чёрта похожа.
— Козье молоко очень полезно, — рассказывала мама. — Умные врачи велели мне его пить. И тебе, Лелесь, надо будет пить Катькино молоко. Согласна?
Лёля кивнула. Она была рада, что мама вернулась. Тут уж что угодно выпьешь, лишь бы мама дома была.