Полынные сказки

Лёля оглянулась и увидела, что неподалёку от неё сидит мама. И сидит она не на крыльце, не на траве и, конечно, не на поросёнке Феде, а на чём-то совсем другом.

— Иди сюда, иди. Садись рядом со мной на завалинку. Она не летает.

Но Лёля уже сама поняла, что завалинка не летает, ясное дело — она ведь заваливает, дом снизу заваливает, чтоб ветер под дом не пробрался, а с ветром — мороз и снег.

Хорошая была завалинка, обшитая серыми досками. И на ней можно было сидеть, и не только сидеть, а даже бегать по завалинке вокруг дома. И Лёля бегала по завалинке, стучала босыми пятками по серым доскам, а потом сидела и глядела на луг и одуванчики.

«Сидеть можно и на стуле, — думала Лёля. — Сидеть и глядеть в стену. Но разве сравнится стул — с крыльцом и завалинкой, а стена — с лугом и одуванчиками? Да никогда в жизни».

И тут Лёля поняла, что главное — это не то, что на крыльце можно сидеть, главное, что у неё есть это крыльцо и завалинка, и луг, и одуванчики.

А сидеть можно на чём угодно.

Да хоть на стуле, да хоть на поросёнке Феде, если вовремя сказать ему:

— Стой, Фёдор!

Сказка о Соседней комнате

Наконец-то Лёля поняла, что она живёт в доме. А дом стоит на большой поляне. А за поляной видны другие дома. И в них живут люди.

А тот дом, в котором живёт сама Лёля, называется — школа.

— А вон те дома тоже школы? — спрашивала она, когда научилась толком спрашивать.

— Да нет, там просто — дома.

— А это наш дом?

— Наш.

— Он — дом?

— Дом.

— А где же школа?

— Да вот она. Наш дом и есть школа. Здесь дети учатся.

Так Лёля поняла, что живёт не в простом доме, а в школе.

Школа начиналась с крыльца, и, поднявшись по ступенькам, надо было пробежать через коридор, в котором всегда было темновато, — тут и попадёшь в сторожку, в которой жил школьный сторож дед Игнат.

Из сторожки в глубину школы вели две двери. Одна — налево, другая — направо.

И налево была комната Лёли, а в ней было три окна.

В одно окно было видно, как бегают ребята на школьном лугу, в другое — крыши домов, тех простых домов, не школ. У них были соломенные крыши, а пыльная дорога вилась между домами. По дороге ходили кони, ездили на телегах люди.

А в третье окно видна была сирень, и большей красоты, чем эта сирень, на свете не было.

Когда цвела сирень, всё вокруг было полно сирени — и окна, и небо в окнах.

Была в Лёлиной комнате кровать с яркими серебряными шарами, а на ней лежало сразу три подушки. А внутри-то у подушек был пух! Утиный, гусиный и куриный пух! Вот это да! Этого Лёля никак не ожидала, что у подушек внутри пух.

Но пух, в конце концов, ерунда. Пух в подушках, стол да стулья есть в каждом доме, а вот такой огромной жёлтой и высокой штуки, что стояла у стены, не было нигде.

Штука называлась — кафедра.

На кафедру можно было взобраться и речь говорить.

И Лёля забиралась на кафедру и говорила речь.

— А в подушках — пух! — говорила она. — Утиный, гусиный и куриный! Вот как!

И стенные часы слушали Лёлю, удивляясь насчёт подушек.

Кафедра была покрашена жёлтой масляной краской. Не какой-нибудь простой краской, а — масляной.

— У нас кафедра покрашена масляной краской! — толковала Лёля с кафедры стенным часам. — Вот как!

А в кафедре в специальном ящичке кое-что лежало.

Там лежали тетради, ручки и перья!

И было ещё кое-что! Чернила!

Вот это уж да! Чернила! Вот так вот!

А рядом с Лёлиной комнатой была — Соседняя. И рядом с Соседней комнатой нельзя было плакать.

Когда Лёля была ещё совсем маленькая и лежала ещё в колыбели, ей хотелось поплакать.

Но как только она начинала это дело, тут же к ней подходил кто-нибудь и говорил:

— Тише… тише… не плачь… нельзя… там — Соседняя комната.

«Что за ерунда? — думала Лёля. — Всюду можно плакать, а тут нельзя! Загадка какая-то!»

И тогда она решила раз и навсегда перестать плакать, раз уж рядом была Соседняя комната. И перестала, и во всей своей будущей жизни не плакала. И плакала только тогда, когда удержаться было невозможно.

Так жила Лёля рядом с Соседней комнатой и не плакала, а только приглядывалась, что в этой комнате происходит.

И вот что она заметила.

Она заметила, что какие-то маленькие люди ходят в эту комнату. Туда-сюда. Придут — уйдут. Опять придут.

А в комнате за стенкой всё время что-то творилось. То была тишина, то вдруг начинался шум, гвалт и крики. Такие крики, что, если б Лёля заплакала, в Соседней комнате никто бы и не услыхал. И вот когда в Соседней комнате слышались крики — Лёля немного плакала, чтоб отвести душу; стихали крики — смолкала и она.

И всегда там был слышен один и тот же голос — ровный и спокойный, весёлый и звонкий. И Лёля знала, что это самый лучший голос на свете — голос её мамы.

Когда Лёля научилась ходить, она, конечно, сразу пошла в Соседнюю комнату.

И только она открыла дверь, только заглянула, как сразу поняла — Комната Волшебная!

Она увидела такие вещи, такие странные вещи, которым названия подобрать было невозможно!

Потом-то оказалось, что названия у всех этих вещей есть.

Доска — так называлась длинная и чёрная штука на ножках. На доске можно было писать мелом, а потом тряпочкой мел стирать.

Парты — так назывались те удивительные вещи, которые стояли в три ряда посреди комнаты. На этих партах и сидели маленькие люди — ученики. И много ещё было удивительных вещей — и глобус, и шкафы с книгами, и карты, и указки, и счёты. И вся эта комната со всеми вещами называлась — класс, а Лёлина мама была учительница.

Она, оказывается, учила учеников.

И Лёля долго думала, чему же мама их учит?! А потом сообразила, что мама учит летать!

Когда в классе тишина — это мама их учит, а когда начинается шум — это значит они все разом полетели.

И Лёля представляла себе, как маленькие ученики дружно летают над партами — кто кувыркается в воздухе, кто смеётся, кто кричит и просто так машет руками.

А выше всех и лучше всех летает над доской её мама!

Сказка о Главном Человеке

И, конечно же, мама её была Главным Человеком в мире.

Это было ясней ясного.

Когда мама гуляла с Лёлей по лужайке около школы, им часто встречались люди — большие и маленькие.

Маленькие крутились вокруг мамы. Забегут спереди и кричат: