Полюшко-поле

Пытаясь закурить папиросу и напрасно чиркая отсыревшими спичками, он медленно зашагал по песчаной косе, вошел в лес. Сел на пень и осмотрел свое имущество — пистолет с запасными обоймами, планшетку с картами и двумя плитками шоколада — неприкосновенный запас на крайний случай.

Он покачал головой: «И вот этот случай подвернулся…»

Помятый коробок совсем отсырел, но все же летчику удалось зажечь спичку, и он с наслаждением закурил. Постепенно успокоился и пришел к мысли: «Только не унывать, все могло кончиться гораздо хуже». В нем проснулось страстное желание побыстрей выбраться из леса на Переяславский шлях. «Идти только на Рогозов. Там можно встретить артиллеристов, — подумал он. Достав из планшетки карту, Сергей развернул ее. — Ого, до Рогозова сорок километров. В путь!»

Он углубился в лес и миновал поляну с большими красноголовыми грибами. Днепровские кручи осели за кронами сосен, потонули в шумящей вырезной листве дубов и только изредка выглядывали островерхими темными курганами. В глухих местах леса изрытая, словно плугом, земля хранила следы кабаньих клыков.

Пробираясь через дубняк, он вышел к озеру, усеянному кувшинками. В траве вилась тропинка. Она скользнула по бугристому берегу и потерялась в одичалом малиннике.

С Днепра налетел ветер и закачал на волнах крупные белые цветы. Сергей взглянул на пляску кувшинок и, сорвав несколько спелых ягод, нащупал ногой тропинку.

С пригорка Синокип узнал местность. В прошлое лето он приезжал сюда с друзьями рыбачить и ночевал у этого продолговатого озера.

Теперь он хорошо знал дорогу на Старое. Она вела вдоль Белого болота на сахарный завод, а там — рукой подать до Переяславского шляха.

Совсем неожиданно он вспомнил, как перед сильной грозой один заядлый спиннингист случайно обнаружил в орешнике старую партизанскую землянку, и вся рыбацкая компания тогда укрылась в ней от ливня.

Сергей поспешно спустился с пригорка.

«Да, орешник тот самый. Только еще больше разросся… Но вот штука: землянки-то нет и в помине. — Он снова обыскал кусты. — Нет землянки! Совсем какое-то заколдованное место. Наверно, я спутал пригорок. Местность не та». Но что-то ему подсказывало: нет, та! И он опять принялся раздвигать кусты.

До слуха донесся отдаленный конский топот. Синокип насторожился. Топот приближался. Кони, фыркая, летели прямо в орешник.

«Может быть, ищут меня?» — Он выхватил из кобуры пистолет и притаился.

Ударила о корень подкова. Зашумел орешник. Шагах в десяти от Синокипа всадники осадили коней. Чубатый, в синей рубахе, спрыгнув с вороного, вонзил штык в землю. Повернул, снова вонзил и радостно вскрикнул:

— Нашел! Ей-бо, нашел! Не соврал гад Варава. Точно указал.

— А ты пош-шуруй, пош-шуруй лучше, — послышался шамкающий голос.

— Зачем, батя, зря шуровать?! Накрыли партизанскую базу, теперь немецкому коменданту можно смело докладывать.

— Шахарок, полушубки, шпиртик, — послышался тот же шамкающий голос.

Затрещали кусты, и Синокип увидел всадника в сером, изрядно потрепанном пиджаке и в таком же затрапезном картузе с потертым кожаным козырьком, напоминающим пыльное конское копыто. Но жилистый старик держался в седле легко и уверенно, с какой-то особой молодцеватой настороженностью, положив на луку седла карабин.

«Старый черт-вахмистр…» — Сергей, не опуская пистолета, продолжал следить за стариком.

А тот, довольный находкой, молча поглаживал струистую бороденку.

— Трогай! — бросил кто-то третий густым баском.

Взлетели, свистнули нагайки. Конский топот удалился и затих.

«Вот какие птицы…» — Сергей плюнул с презрением, приближаясь к тому месту, где только что так усердно рыскали предатели.

Штык чубатого раздвинул аккуратные квадратики дерна, так искусно замаскировавшие вход в землянку, и теперь под сломанной веткой — приметным знаком — чернела дыра. Сергей заглянул туда, но ничего не увидел.

Встреча с предателями насторожила его. Приднепровский лес уже не казался таким надежным укрытием; теперь всюду подстерегала опасность, и Сергею не хотелось по глупому попасть в западню, нарваться на какую-нибудь бандитскую засаду. Он понимал, что нельзя слишком поспешно выходить из леса на Переяславский шлях. Прежде всего — осмотрительность. Надо пробираться на восток незаметно, осторожно обойти стороной село Старое и особенно лакомую приманку для местных полицейских — сахарный завод.

Тропинка вывела его на лесную дорогу. Он шел, прислушиваясь к лаю собак. Блеснуло глубокое круглое озеро, окруженное кряжистыми дубами. За ним потянулся нескошенный луг с грустной одинокой копной у пыльной серой дороги.

Сергей обратил внимание на следы. Протопало немало походных колонн. На дороге остались отпечатки полумесяцев-подковок и острых шипов. Кто прошел — свои или чужие? В колючем чертополохе застряли куски окровавленной ваты, грязные бинты. Рядом с каким-то тряпьем на пустых консервных банках нарядно пестрели иностранные этикетки и окурки сигарет с золотистыми ободками.

«Немцы! Но почему рядом с тряпьем такие броские, яркие этикетки?» — Сергей терялся в догадках.

Вдали темнели перелески, и он ускорил шаг. На лугу тускло поблескивали болотца, окаймленные ярко-зеленой осокой. Там важно прохаживались старые аисты. Поводя длинными красными клювами, они внимательно посматривали на свои выводки.

Припекало солнце, а Синокип все шагал и шагал на восток. На опушке он услышал треск мотоциклов и притаился в боярышнике.

Фашисты!

Он увидел их: в черных касках, в серо-зеленых мундирах, с биноклями и автоматами на груди — усатых, очкастых и совсем юных, белобрысых, без стальных шлемов, с засученными рукавами.

Боярышник рос у самой дороги, и мотоциклы с колясками проскрипели почти над самым ухом. Пыль бесшумно осела на листья, и Сергей чуть не чихнул.

Вдруг на лугу зазвучали какие-то неясные голоса. Потом раздалась резкая команда:

— Шнель!

Сергей услышал топот ног и скок лошади. По дороге в клубах пыли катилась серая толпа людей. Немцы-конвоиры гарцевали на конях. Они не вели, а гнали измученную жарой колонну военнопленных. Отстающих стража хлестала плетками. Загорелые, по-кабаньи гладкие конвоиры, мерно покачиваясь в седлах, попыхивали сигаретами.

Жара и жажда, видно, давно мучили пленников, а сыпучий песок наливал ноги свинцом. Когда песок стал еще более глубоким, какой-то конвоир, привстав на стременах, крикнул:

— Русский зольдат, бежать за мой лошадь, карашо бежать. Шнель!

Сергей видел, как, избивая на скаку пленных, конвоиры помчались вперед.

Люди в окровавленных повязках, сделав невероятное усилие, побежали по сыпучему песку, потом упали. Пять раненых бойцов, не выдержав гонки, лежали на дороге, тяжело дыша.