Полый мир
Шрифт:
— Что скажешь, Эллис? — спросил Уоррен. — Согласен стать первым послом Новых Соединённых Штатов Америки?
Эллис не знал, что на это ответить.
На ферме Файрстоунов все поднялись на рассвете, кроме Яла, который встал намного раньше. «Новичок» успел затопить печь, собрать яйца и уже замешивал тесто для кексов, когда Декс открыл для Эллиса дверь и показал, как пройти к туалету на улице. Тихое серое утро сразу cхватило Эллиса холодными влажными объятьями. Резко и приятно пахло мокрой от росы травой, летними днями и — ещё сильнее — выгребной ямой.
Просто.
По пути к дому он остановился, чтобы насладиться прекрасным утром. Чирикали птицы, пищали лягушки, шелестели от лёгкого ветерка стебли травы. Лучи солнца пронизывали листву и разливались золотом на старых досках амбара. Эллис будто очутился в рекламе: сейчас он обернётся и увидит милую блондинку в шерстяном свитере с чашкой кофе в руках и жизнерадостной улыбкой на лице. Но подул ветер, и Эллис — в одних джинсах и футболке — поёжился от холода. Вот оно, главное отличие реальности. Полый мир представлял собой великолепную картину, радуя взор и лаская слух, но настоящий мир взывал ко всем чувствам и щедро преподносил как хорошее, так и плохое.
За спиной хлопнула сетка от комаров на входе. Почти незаметный вчера, сейчас звук показался до неприличия грубым.
— Пойдёмте со мной, Эллис Роджерс, — сказал Боб. Видимо, бывший Вед работал ночью при свече, чтобы вышить на рубашке новое имя. Помахивая четырьмя блестящими бидонами, он направился к амбару, а Эллис последовал за ним.
— Рен говорит, ничто не даётся даром. Нужно усердно работать и во всём полагаться на себя. Даритель учит лени, а это грех. Жизнь без лишений и боли слишком проста, а Бог не такой её задумывал для своих детей.
— Ты веришь в Бога? В Христа?
— Я стараюсь. Я хочу угодить Рену, но… — Боб в смятении закусил губу. — Я прожил пятьсот двадцать восемь лет, и если Бог так важен, почему я за всё это время ничего о нём не слышал? Мне тяжело в него поверить. К тому же почти все учения касаются загробной жизни, но ведь в Полом мире нет смерти. Я до сих пор пытаюсь в этом разобраться, но сложно положиться во всём на слово одного человека.
— И книги.
— Да, и книги. Вы её читали?
— Местами.
— Рен читает нам по вечерам и не разрешает смотреть голы. Он прочитал нам несколько книг, но, если честно, мне пока больше нравятся романы Агаты Кристи. — Боб поднял взгляд в небо. — Мне всё ещё сложно поверить в то, чего я не могу увидеть.
— Раньше и о вирусах никто не слышал, — сказал Эллис. — Многим пришлось просто поверить, что они существуют.
Учёные в этом плане почти как пророки.Боб кивнул.
— Возможно, но ведь вирусы не обрекут никого на вечные страдания, если в них не верить?
— Если только не зайти ненароком в лепрозорий.
— Куда?
— Никуда. Долго объяснять.
— Всё равно благодаря ИСВ у всех в Полом мире есть иммунитет к вирусам. И больше никто не умирает, поэтому сама идея о прекрасной жизни после смерти кажется… ну… просто глупой. — Боб нахмурился.
— Так почему ты пришёл сюда?
— Чтобы стать особенным, как вы с Реном. Вы просто… я хочу, чтобы вы знали, как я вами восхищаюсь. И все остальные. Рен объяснил: если мы хотим стать такими же, нужно закалять характер. Без него никогда не станешь Личностью. Рен говорит, боль и испытания помогут нам вырасти и стать уникальными. Мы должны быть твёрдыми как камни, как вы двое, а сейчас мы — кленовые листочки, которых бросает ветром.
— Это вас Рен листочками назвал?
Боб улыбнулся.
— Нет, я сам придумал. Красиво? Вам нравится?
— Очень поэтично.
Боб откинул запор и открыл высокие двери, из которых дохнуло навозом. Внутри тёмную пещеру амбара очерчивали только белые полосы света, прорезавшие вертикальные доски.
— Каждый должен отвечать за себя. Никакой халявы. Если слабо, значит, не заслуживаешь жить. Всё просто.
Эллис усмехнулся, услышав от него слова Уоррена. В его воображении они выбирались изо рта Боба, как огромный клоун из крохотной машинки.
— Выживают сильнейшие, — произнёс Боб. — Это девиз дарвинов, правильно?
— Выживают самые приспособленные — это теория Дарвина о естественном отборе. Которую, к слову, христианство никогда особенно не любило.
Боб остановился около ряда коров и озадаченно посмотрел на Эллиса.
— В этом я не знаток, но… — он протянул бидоны, — Рен сказал, вы бы хотели помочь с завтраком.
— А, ну конечно. Никакого бесплатного питания. — Эллис улыбнулся и взял у него бидоны. — Только сперва покажи мне, что делать.
Эллис полагал, что подоить корову — дело нелёгкое. По крайней мере, так всегда было в фильмах. Впрочем, если верить Голливуду, те же мужчины, которые укладывали дороги и вычищали канализации, не могли сменить ребёнку подгузник без перчаток и противогаза. Всё оказалось удивительно просто, едва Эллис вошёл в ритм и Боб заверил его, что корове не больно. Сложнее всего было уворачиваться от испачканного в навозе хвоста, сидя на крошечном стульчике, сжимая коленями бидон с молоком.
Боб присматривал за ним, пока не убедился, что Эллис справится с дойкой, и тогда отправился кормить и поить других обитателей амбара.
— А давно ты живёшь тут, на ферме? — повысил голос Эллис: струйки молока громко журчали в металлическом бидоне.
— Чуть меньше полугода.
От Боба его заслоняла корова, которую тот представил как Оливия.
— И тебе здесь нравится больше, чем в Полом мире?
— О, намного! — Эллис услышал скрежет лопаты. — Сам не думал, что мне понравится, и поначалу было сложно. Не представляю даже, как тяжело жить в лесу. Такое испытание только Рену могло прийтись по душе. Для нас это слишком. Жизнь на ферме всё же несколько… да что там, куда проще.