Помеченный смертью
Шрифт:
Бородин заиграл желваками.
– Может, тебе под крыло к кому-нибудь пойти? На Григорьеве свет клином не сошелся.
Бородин обернулся. Уже начал догадываться, о чем пойдет речь, но не решился ни спросить о чем-либо, ни поторопить.
– Есть люди, Андрей, которые могли бы помочь.
– И вы их знаете?
– Знаю, – ответил Виталий Борисович и спокойно посмотрел в глаза собеседнику.
Это было, конечно, деловое предложение.
– Здесь люди нужны не простые, – напомнил Бородин. – Эти комплексы, С-300, – вещь серьезная. На самых верхах все решается.
– Естественно, –
– На каких условиях возможно сотрудничество?
– Это не со мной будешь обсуждать. Мне нужно твое принципиальное согласие.
– Да.
– Это твой ответ?
– Это мой ответ.
Виталий Борисович кивнул, давая понять, что и рассчитывал увидеть перед собой разумного человека.
– Вот и займемся этим, Андрей, очень скоро. Вернешься из Лондона…
– Из какого Лондона! – горько сказал Бородин. – У меня в ОВИРе загранпаспорт забрали, не объясняя причин.
– Ах да, паспорт! – вдруг вспомнил Виталий Борисович и извлек книжицу из внутреннего кармана пиджака. – Держи.
Бородин открыл паспорт и увидел свою фотографию.
Так это они его паспорта лишили, чтобы не убежал и еще – чтобы был покладист. С самого начала его вели, на него рассчитывали, виды имели и своего добились. Как сложно все! Будто идешь по темной комнате наугад и не знаешь, на что наткнешься в следующий миг.
58
Это была обычная многоэтажка в Строгино. Вошли в первый подъезд, поднялись лифтом на четвертый этаж. Виталий Борисович позвонил в одну из дверей, и им с небольшой задержкой открыли. Это был Хатыгов. Он отступил на шаг, освобождая дорогу, Виталий Борисович шагнул первым, спросив на ходу: «Что новенького?» – на что Хатыгов пожал плечами и махнул рукой куда-то в глубину квартиры – сами, мол, полюбуйтесь.
Прошли через холл, в котором скучал, привалившись к стене, автоматчик. Виталий Борисович толкнул дверь, и им открылась комната. Справа, у окна, стоял Морозов, он повернул голову, когда открылась дверь, и скрестил руки на груди, и еще один человек был в комнате, он сидел на диване и тоже обернулся к вошедшим, и Бородин, словно наткнувшись на этот взгляд, остановился на пороге. Он вдруг понял, что вот этот молодой человек и есть тот самый парень, который, его, Бородина, должен был убить, и от этой мысли у него нехорошо сжалось сердце.
Сзади подошел Хатыгов. Бородин был вынужден переступить порог, а Хатыгов вошел следом и прикрыл за собой дверь.
– Как он? – спросил Виталий Борисович у доктора.
Морозов пожал плечами. У него был хмурый и высокомерный вид. И скрещенные на груди руки только подчеркивали эту отстраненность.
Виталий Борисович прошел через комнату и сел в кресло, оказавшись как раз напротив сидевшего на диване человека. На этого человека Виталий Борисович смотрел внимательно и с любопытством, как энтомолог смотрит на новый экземпляр в своей коллекции.
– Фамилия?
– Моя? – спросил человек.
– Да, ваша.
– Митяев.
Виталий Борисович посмотрел на доктора. Тот пожал плечами и отвернулся.
–
А звать, значит, Кирилл Дмитриевич, – понимающе сказал Виталий Борисович.– Да, – подтвердил Кирилл и вдруг улыбнулся.
Улыбка у него была широкая и беззаботная. Так улыбаются люди, у которых нет проблем. Таких людей, без проблем, Бородин не видел уже много лет, считал, что они давно повымерли, как мамонты, и теперь разглядывал Кирилла с удивлением, которого не мог скрыть.
Виталий Борисович вдруг повернулся, щелкнул пальцами:
– Андрей, подойди!
Этот щелчок в обычной обстановке показался бы Бородину оскорбительным, но сейчас такое напряжение витало а воздухе, что он на жест Виталия Борисовича даже не обратил внимания и послушно приблизился.
– Этот человек вам знаком? – спросил Виталий Борисович, обращаясь к Кириллу.
Тот всмотрелся в лицо Бородина, и хотя смотрел открыто и даже дружелюбно, Бородин внутренне сжался под этим взглядом.
– Нет, – сказал Кирилл. – Первый раз вижу.
– А вот этот?
Виталий Борисович неуловимо быстрым движением руки извлек откуда-то фотоснимок и показал его Митяеву. Кирилл руку за снимком не протянул, сидел, спокойно всматриваясь, после чего так же спокойно сказал:
– Нет, и этого не знаю.
Виталий Борисович чуть повернул снимок, и Бородин увидел, кто там запечатлен – Григорьев.
– Не может быть, чтобы вы его не знали, – сказал Виталий Борисович. – Вы видели его. Вспомните.
Ни тени сомнения не пробежало по лицу Митяева. Все так же спокойно он ответил:
– Нет, не видел.
– А фамилия Рябов вам знакома?
– Нет.
– А Ползунов?
– Нет.
– А Даруев?
– Да. Даруева я знаю.
– Кто он?
– Мой знакомый. Работает в Росгидромете.
Виталий Борисович вздохнул, поднялся из кресла, направился к двери, сделав знак Морозову – следуйте за мной. Когда они вдвоем вышли, Бородин ощутил какую-то пустоту, будто на него повеяло холодом, и он тоже торопливо шагнул за порог, оставляя Митяева наедине с Хатыговым. Виталий Борисович вышагивал по холлу, будто вымерял его площадь, вдруг остановился, бросил коротко автоматчику:
– Выйди! – и тот скрылся в одной из комнат.
– Что за чушь? – спросил Виталий Борисович, обращаясь к Морозову. – Я ничего не понимаю. Вы им занимались?
– Да.
– Когда он пришел в себя после ваших манипуляций?
– Минут сорок назад.
– И что – вот так сразу и начал комедию ломать: «Я – Митяев, и никого больше не знаю»?
– Он не ломает комедию.
– А что он делает, по-вашему? – зашипел Виталий Борисович, и только сейчас Бородин обнаружил, как он взбешен.
– Он – Митяев, – сказал Морозов.
Он все так же стоял, скрестив руки, и Бородин вдруг понял, что это неспроста, что делается это демонстративно.
– Митяев, – повторил доктор. – Безобидный метеоролог. Жил на своем острове, бед не знал…
– Да я голову ему сверну, не глядя на то, каким именем он себя называет! – взорвался Виталий Борисович. – У него руки по локоть в крови!
Из комнаты выглянул Хатыгов и покачал головой, осуждая. Там, наверное, был слышен крик Виталия Борисовича.