Поменяемся?

— Не кричи на меня, Вить. Сейчас я знаю только то, чего мне не хочется. И я это тебе озвучила.

— Да, я понял! Тебе не хочется жить со мной! Ты вот так запросто разорвёшь хренову тучу лет отношений во имя неизвестно чего! — Его лицо страдальчески кривится. — Да что я, блин, тебе сделал?!

— Ничего ты мне не сделал. — Я снова испытываю желание по-идиотски улыбнуться, но приходится себя сдержать. Витя и без того вот-вот забьётся в припадке. — Тебя никогда не посещала мысль, что мы живём по накатанной? Потому что так удобно и мы привыкли? Потому что есть общий быт и общая компания? Уверен ли ты, что мы всё ещё смотрим в одну сторону?

Витя смотрит в сторону, глубоко дышит. Я воспринимаю это как хороший знак. Прилив кислорода к голове ему сейчас не помешает.

— Да, я во всём уверен, — его голос становится тише тона на три. — Я тебе ещё после Мальдив сказал, что заново переоценил наши отношения и тебя. Ты для меня лучший партнёр, и я не хочу ничего менять.

— А я думаю, что тебе со мной просто удобно, — мягко возражаю я. — Иначе ты бы не уехал на Мальдивы и не кинул меня с горами.

— Да сколько можно мусолить одно и то же? Мы все совершили ошибку с этой рокировкой. Что теперь, всю жизнь это вспоминать?

Я молчу. А что я могу поделать, если эта так называемая ошибка безвозвратно изменила мою жизнь? Те пять дней в горах, как зубную пасту, уже не запихнуть обратно. Про то, что мне известно о поцелуе с Лианой, решаю умолчать. Как-то нечестно будет попрекать его этим после игры в карты на желание и секса на рабочем столе.

— Агния… — восприняв тишину как сомнение, Витя делает ловкий выпад вперёд и хватает меня за тазовые кости. — Хватит херню нести, а? Сейчас пицца приготовится и завалимся фильм смотреть. Помнишь, ты твердила про клининг? Хорошая вещь, оказывается. Если хочешь, будем его каждую неделю вызывать.

Мне становится его по-настоящему жалко. Так бывает, когда один уже в курсе, что машина не на ходу, а второй ещё наивно надеется, что проблема решится покраской бампера.

— Вить, — я снимаю с себя его руки и отшагиваю назад. — Я из техники только хлебопечку заберу. Вряд ли ты когда-нибудь будешь ей пользоваться.

— Агния! Да ты, блин, охренела?!

Я жмурюсь. Ну вот, он снова орёт.

— … я здесь полностью ремонт сделал, потому что тебе старыми бабками пахло! И место это мы выбрали, потому что тебе нравилось… Хотя в другом районе аренда в два раза дешевле.

В третий раз за сегодняшний день я испытываю потребность сбежать и медленно пячусь обратно в коридор. Пару метров прямо, потом два налево… а там уже и до входной двери рукой подать.

— Справедливости ради, ремонт делали жители Душанбе, и я за него заплатила ровно половину. Про район спорить не буду. Тут я целиком и полностью виновата. Давай я в другой раз вещи свои заберу, ладно?

62

В мамину квартиру я приезжаю полностью разобранная и, миновав кухню, прямо в одежду падаю на свою детскую кровать. Желудок наконец перестал урчать, принявшись с упоением жрать собственные стенки. Не беда. Если я пережила сегодняшний день, то и язву как-нибудь переживу.

А мой телефон между тем по отказу набит сообщениями от Вити с обвинениями в том, что я разрушила свою и его жизнь. И жизнь его родителей тоже, потому что у его мамы астма, которая на фоне переживаний непременно обострится.

Такая эмоциональность стала для меня, мягко говоря, сюрпризом. Витя всегда казался мне по-хорошему эгоистичным и психологически здоровым, для того чтобы выставлять себя жертвой.

При звуке очередного входящего я накрываю голову подушкой. Твою мать. Дайте мне передышку! Хотя бы до завтра.

Чувство вины, которое я так старательно в себе глушила, прорастает в петлях кишечника и тянется ростками к печени, вызывая мучительную тяжесть в подреберье. Я знала, что будет непросто, но реальность превзошла все мои ожидания. Сначала разговор с Лианой, потом с Витей, и оба хотят одного: чтобы всё было так, как раньше. А я не хочу, и потому объявлена корнем зла.

Поэтому я начинаю злиться на Рафаэля. Очень сильно злиться. Пообещал позвонить, но так и не позвонил, а когда я звонила ему в обед, чтобы сообщить о приходе Лианы, он был недоступен. Если у него всё по-настоящему — какого черта я должна выгребать всё это дерьмо одна? Ясен пень, что у него работа, но у меня она тоже есть, и при этом нет никаких поблажек.

Тук-тук-тук!

Вытащив голову из-под подушки, я с опаской смотрю на дверь.

— Да, мам?

И мысленно молюсь: пожалуйста, пусть это будет предложение поесть блинчиков.

Спойлер: это не оно.

— А ты чего молча в комнату забежала? — Мама смотрит на меня с укоризной. — Хотя бы поздоровалась.

— Извини, тяжелый день, — нервно чеканю я, давая понять, что не настроена быть отчитанной.

— Витя только что звонил. — В её голосе появляются нотки благоговения. — Спрашивал, как ты добралась. Волнуется.

Я измученно закатываю глаза, возвращаясь к забытой идее лоботомии. Снова Витя. Могу я хотя бы на пару часов забыть обо всех на свете и просто полежать?!

— Передай, что я чудесно добралась и уже легла спать. Так что пусть прекратит закидывать меня сообщениями.

Лицо мамы возмущённо краснеет. Ну а чего я ждала после столь неприкрытого неуважения к учительскому любимчику?

— Агния! Некрасиво игнорировать человека! Вам нужно поговорить, как взрослые люди. Парень позвонил, волнуется…

— Ма-а-ма! — перебиваю я, ощущая, как кровь тугой горячей волной ударяет в голову. — Именно потому, что я взрослая, я сама решу, с кем и когда я хочу и буду общаться, и что для меня красиво, а что нет! Можешь часами надрывать голосовые связки, рассказывая о том, как сильно мне нужен Витя, какой он прекрасный и как мне должно быть страшно остаться одной, но это не изменит ровно ничего! Я не хочу быть с ним, и мне не страшно! Вот такой безбашенной тупицей я уродилась! Слабоумие и отвага — мой девиз! А сейчас, умоляю, дай мне побыть одной. У меня был охренеть, блядь, какой тяжелый день, что тебе даже и не снилось! Представь, как тебя раз десять за день вызывал на ковёр директор и словесно поимел во все отверстия! Представила? Так вот, мне ещё хуже!

— Агния, — растерянно лепечет мама. — Ты что, ругаешься матом?

Тяжело вздохнув, я камнем приземляюсь на кровать и обнимаю себя руками.

— Нет. Тебе показалось.

— Ладно. — Неожиданно быстро сдавшись, мама пятится к выходу. — Отдыхай. Котлетки, если что, на плите стоят. Кушай.

Дождавшись, пока дверь за ней захлопнется, я закрываю глаза. Казалось, после крика должно стать легче, но хрен там. Напротив, хочется плакать.

Где-то в отдалении вибрирует телефон. Я гневно шарю рукой по матрасу. Лучше бы это был не Витя, а то ему несдобровать.