Поменяемся?

— Можно, — Рафаэль относит сумки в мою комнату, обувается и выходит за второй партией.

Мама смотрит ему вслед с изумлением и опаской.

— А это он тебе как друг помогает или…?

— Оба варианта, — улыбаюсь я, чувствуя себя по-идиотски счастливой.

— А… Лиана?

— Долгая история. Рафаэль свободен, если ты об этом.

Мама сводит брови к переносице, будто пытается смириться с чем-то, и молча уходит на кухню. Решив дать ей осмыслить информацию, я иду к себе в комнату, прикидывая, куда распихать сумки. Два баула убрать под кровать, один распотрошить, чтобы было во что переодеться.

Слышится хлопок входной двери, грохот сбрасываемых ботинок, звук шагов. Рафаэль с остатками моих вещей появляется в дверях спальни.

— Ее куда? — уточняет он, кивая на хлебопечку.

— Может, закинуть на шкаф? — предлагаю я со вздохом. — Она вряд ли когда-нибудь мне понадобится. Я не адепт готовки, имей в виду. То есть, я умею и готовлю, но без изысков.

— Ты меня о подводных камнях пытаешься предупредить? — В голосе Рафаэля читается усмешка.

— Вроде того. Чтобы не быть уж слишком идеальной в твоих глазах, — кокетничаю я.

— Я по натуре крестьянин. Люблю гречку с яйцами да борщ с котлетами. Осилишь?

Ощутив внезапный прилив веселости, я хихикаю.

— Думаю, организовать смогу.

— Чай готов! — доносится из кухни. — Приходите!

Спустя три минуты мы сидим за столом. Мама делает вид, что размешивает варенье, а на деле украдкой наблюдает за Рафаэлем, словно оценивая, достоин ли мальчик, по виду напоминающий хулигана, занять место ее любимчика.

— Это с чабрецом? — Рафаэль вопросительно смотрит на нее поверх чашки.

— Да, — сдержанно соглашается мама. — С тимьяном. Не нравится?

— Моя дэвани такой же заваривала. Больше нигде не встречал. Вкусно.

— А я его на рынке у одной женщины покупаю, — она моментально оживляется. — У нее настоящий, горный, а не вот эта пыль аптечная.

— Хороший, — кивает Рафаэль, делая большой глоток. — Дэвани делала с молоком.

— Так ты чего сразу не сказал! — Метнув в меня укоризненный взгляд, мама вскакивает и бежит к холодильнику. — Вот же свежее есть, только купила.

Глядя, как заботливо она придвигает молочник к Рафаэлю, становится понятно, что дело на мази. Симпатия школьного учителя — вещь изменчивая. Сегодня в любимчиках ходит один, завтра уже другой.

— Поедешь в отель? — Понизив голос, Рафаэль наклоняется ко мне.

— Если ты не обидишься, сегодня побуду дома, — шепотом отвечаю я. — Надо вещи разобрать и с мамой побыть. Она и так сбита с толку.

— Ладно. С утра тогда за тобой заеду.

Я непонимающе хлопаю глазами.

— Зачем?

— Так у тебя же машина возле офиса осталась.

Я собираюсь ответить, что вызову такси, но вовремя прикусываю язык.

Нет, правда, в какой момент я разучилась просить и принимать помощь? То ли это влияние практичного подхода Вити, считавшего, что по возможности все надо делать самому и не обременять других, либо это я сама, которая так гордилась умением со всем справляться, что стала забывать, как это — положиться на кого-то еще.

— Хорошо, — скромно соглашаюсь я. — Буду ждать.

В коридоре мы, забыв о наличии в соседней комнате мамы, страстно целуемся. В какой-то момент я даже умудряюсь опустить руку Рафаэлю на ягодицу и сжать.

— Уверена, что не хочешь со мной? — бормочет он, одергивая джинсы.

— Очень хочу, — подтверждаю я, отстраняясь. — Но сегодня побуду дома. У нас куча времени.

Рафаэль уходит, оставив меня стоять с пылающими щеками и чувством томительного распирания внизу живота.

— Ушел? — голос мамы заставляет меня обернуться.

Ответ очевиден, но я все равно киваю.

— И как у вас? Серьезно?

— Наверное.

Она скептически хмурится.

— Наверное? Это как?

Улыбнувшись, я решаю озвучить ей то, о чем думала несколько дней.

— Ты как-то сказала, что вдвоем всегда лучше, чем одной. Я не согласна. Мне нравится быть одной гораздо больше, чем быть с кем-то по привычке. Мне кажется, отношения имеют смысл только, когда тебе хорошо и одному, но вдвоем вам все-таки лучше.

— И как тебе с ним? — Мама кивает на дверь.

Моя улыбка становится мечтательной.

— Очень и очень хорошо. Настолько, что не возникает даже мысли заводить кошек и красиво стареть одной.

77

Полгода спустя

— Снова опаздываешь, — замечаю я, задумчиво глядя в монитор в попытке решить, какой диван лучше подойдет в гостиную. Угловой или все-таки прямой? Горчичный или цвета мокко?

— У Толика колесо спустило, и мы остановились его менять, — весело отзывается Лера, плюхая сумку на стол.

— Врешь.

— Вру, — соглашается она. — На самом деле мы все утро трахались. Я же не виновата, он постоянно меня хочет.

Я смотрю на ее порозовевшее, счастливое лицо, и устало отмахиваюсь. Сношайтесь сколько угодно, дети мои, главное, не деритесь.

Отправив Леру к психотерапевту, я чудесным образом изменила ее жизнь. Моей гениальной помощнице хватило всего одного сеанса, чтобы выставить из своей жизни слюнявого абьюзера Серёню, и через три месяца повстречать хорошего парня Толика, работающего инструктором по плаванию. Секрет излечения оказался донельзя прост. Врач убедила Леру, что Серёня ее не любит, потому что ни один любящий мужчина не станет вести себя так, как он.

И все-е-е. Не зря говорят, что гениальное всегда просто.

— Я сегодня на час пораньше уйду, ладно? — осведомляется она, раскрывая ноутбук. — Мы с Толиком в кино идем. За это в обеденный перерыв останусь работать.

Я снова машу рукой. Пусть идет. По себе знаю, как трудно вырваться из комы первых свиданий. Меня она до сих пор не отпустила, хотя наши отношения с Рафаэлем давно перешли рубеж медового месяца.

Вот и сейчас, завидев его сообщение, улыбаюсь, как полоумная. И сердце стучит так же восторженно, как и полгода назад.