Помещица Бедная Лиза

Немного подремав, приняла ванну, вымыла голову, пока сохли волосы, наводила красоту. Вроде бы все прилично, не слишком ярко, но и не мышь серая. А с прической, украшениями и нарядным платьем - так и вообще приятный глазу образ получился. Но в меру, главную виновницу приема ничуть не затмеваю, только оттеняю. Попутно заметила, что ранее приходилось добавлять под платье вкладки пуш-ап в стратегических местах, а теперь все вполне даже как а-ля натюрель.

Несмотря на то, что сумерки только начали обозначаться на горизонте, подъезд особняка Гагариных был ярко освещен, от парадного крыльца отъезжали несколько экипажей, освобождая дорогу вновь подъехавшим. В холле было шумно - барышни экзальтированно приветствовали друг друга, как будто не виделись, по меньшей мере, несколько месяцев, а не позавчера на балу у градоначальника графа Тучкова. Блистали эполетами и аксельбантами офицеры, приветствуя друг друга щёлканьем каблуков высоких сапог. Матроны торопили своих подопечных барышень проходить в бальную залу. В общем, было шумно, гамно, душновато. Я не стала стоять у стеночки, так как никого не знала здесь, поэтому быстро шмыгнула в дамскую комнату, "попудрить носик" и пережила всю суету, сидя на банкетке. Дождавшись относительной тишины, вышла и двинулась к распахнутым дверям бальной залы сквозь анфиладу комнат. У дверей маялся солидный то ли дворецкий, то ли мажордом, мне все равно, я в этих понятиях путаюсь. Была им отловлена, когда намеревалась прошмыгнуть мимо него. Дядька поинтересовался моим именем, статусом. Я робко проблеяла, потрясенная видом этого блестящего (и в самом деле!!) мушшины - блестел позументом камзол, белые шелковые перчатки благородно отблескивали натуральным шелком, даже лысина блестела, как надраенная, - свои анкетные данные, насчёт статуса, подумав, скромно сообщила - Помещица.

И этот блескун, черти б его взяли, не нашел ничего лучшего, как выждав перерыва в музыке, зычным голосом проорать.

– Помещица Арсентьева, Елизавета Ивановна!

Мне резко захотелось развернуться и задать стрекача отсюда. Тишина была оглушающей. Дамы с плохо прикрытым любопытством и завистью рассматривали необычное платье, мужчины оживлённо шушукались, обсуждая новое личико среди известных девиц, рассчитывая на наивную деревенскую богатую простушку. О богатстве явно говорили драгоценности, сверкающие в ушах и на шейке девицы, и даже платье сверкало камнями.

На мое счастье, ко мне метнулась сама княгиня - мать, пасшаяся неподалеку от дверей. К ней на подмогу спешила и княжна Анастасия. Настенька оказалась вполне милой, жизнерадостной девушкой, ну, может, не великого ума, но дружелюбной. Она, мило тарахтя, комментировала мне на ухо обо всех, с кем меня знакомила княгиня Татьяна. Познакомили меня и с легендарными княгиней Татищевой и графиней Невиной. Вот ей-Богу, заклятые подруги, только одна сухопарая и высокая, а вторая маленькая и пухленькая, что-то прочирикавшая мне на французском... упс, засада! Где там мои Же не ма па сис жур? Напрягшись и собрав в кучу всю свою память, я натужно выдавила из себя.

– Мерси, мадам! Тре бьен, мадам!

Ещё бы знать, что бы это значило. Но видимо, я что-то верное сказанула, так как графиня любезно мне улыбнулась и продолжала чирикать со своей соседкой, грузя уже ту своим французским. Нет, чтобы как все цивилизованные люди, на аглицком бы размовляла!

Княгиня Гагарина представляла меня своим приятельницам как "нашу спасительницу, кудесницу и чародейку. Представляете, это у нее в имении делают все эти восхитительные вещи!" и она трясла полой своего казакина, который не преминула сегодня же и надеть. Оглядевшись, я увидела и в самом деле свои изделия на дамах - ридикюльчики, игольницы с рукоделиями, вышитые воротнички, лифы у платьев, накинутая на плечи у Татищевой моя ирландская шаль павлиньей расцветки, короткий жакет кружевной на Невиной... Наконец, представления закончились, и я поспешила прочь вместе с княжной к стайке щебечущих девиц, лукаво стрелявших глазками в сторону молодых офицеров. Те тоже не оставались в долгу, многозначительно поглядывая на юных прелестниц. Я скромно помалкивала, так не знала о чем говорить. Ну не рассказывать же мне, что наша свинья-рекордсменка Матильда принесла пятнадцать поросят!

Танцы продолжились, музыка грянула, кавалеры поспешили ангажировать дам для танца. Я, увы! знала только два танца - вальс и полонез. И то, только потому, что движения там довольно простые, а все те, где надобно выделывать ногами разные антраша, в свое время гордо проигнорировала. Поэтому всякие там мазурки, польки, падеспани точно не мое.

Среди подошедших офицеров нашелся один смелый, который пригласил меня на вальс. Конечно, это был не современный вариант, но хоть что-то знакомое. Представился он сам, вопреки этикету - Трегубов Андрей Васильевич!

Он что-то ещё вещал, но я особо не прислушивалась, считая шаги, ровно до того момента, как он произнес.

– Для нас, павлоградцев, московский климат просто губителен!

Я в полном изумлении вытаращилась на него. Для меня в этом предложении было одно слово главное - павлоградцев!

То есть, этот Трегубов вполне может знать Сергея Шереметова! Вот этого мне меньше всего хотелось бы!

Трегубов, между тем, продолжал, вгоняя в ещё большее смятение

– Как только наши офицеры побывают в Москве, так возвращаются в мрачном настрое, с разбитым сердцем! Вот, например, мой друг Серж Шереметов, был зимой в отпуске у родителей, вернулся в полк, как будто его подменили. Любимец дам, весельчак и балагур, совсем не тот вернулся. Как - будто, оставил здесь свое сердце. Теперь я понимаю, почему. Чувствую, что я тоже оставлю сердце здесь, в ручках такой прелестной девушки!

Я покраснела для приличия и смутилась, но в голове была только одна мысль.

– Да замолчи же ты! И отвали от меня! Знаю я, почему твой дружок мрачен! Вовсе не от разбитого сердца...

К моему счастью, танец закончился, и я получила свободу. Впоследствии ещё меня приглашали, но я отклоняла приглашения, отговариваясь усталостью и прочей ерундой. Только один раз ещё потанцевала с немолодым графом чинный полонез. Издали приметив двигающегося в мою сторону Трегубова, я быстренько двигалась в дамскую комнату. Княжна Анастасия, заметив мои маневры, тихо сказала.

– Трегубов так всем хорош - и богат и приятен, обходителен и красив. Но у него там такая маменька, она закатила глаза - у него уже две помолвки было, но до свадьбы дело не дошло, матушка всех невест до истерики доводила. Так что, Лиза, смотрите сами, а то оглянуться не успеете, а будете обручены.

Я вяло отмахнулась.

– Да нет у меня в планах, замуж выходить!

Конечно, нет, ведь я уже замужем!

Наконец, этот прием закончился, я отбыла, получив приглашение на завтра, на утреннюю прогулку по Нескучному саду.

Прогулка была лёгкой и приятной, присутствовали почти все знакомые по вчерашнему приему. По утреннему летнему времени я оделась в лёгкое платье из полупрозрачного маркизета без рукавов с круглым вырезом. Но поскольку по правилам приличия, обнаженные руки в такое раннее время не приветствовались, то сверху я надела короткое болеро с длинными рукавами, связанное ирландским кружевом, в тон моему платью. Неожиданно прогулка прошла с выгодой для меня. Девицы, настроенные практичными мамашами, наперебой узнавали у меня, как заказать изделия моей мастерской. Я всем пообещала завтра встречу в лавке у галантерейщика, там снимем мерки, обсудим вид изделий, фасон. И попросила приехать вовремя, чтобы не растягивать рандеву на весь день.

Далее день покатился по накатанной. Типография, где немного удивились необычному заказу, но приняли его, пообещав ускоренные сроки, в течение недели выслать заказ в Курск. По дороге на стекольный заводик, который располагался в Черёмушках, заехала и на металлический склад, где тоже оставила заказ на металлы. Пробыла там всего минут сорок, не больше. Все остальное время провела на стекольном заводе. Заказ был большой и различные размеры банок. Но производитель был доволен, возле Москвы было несколько таких заводиков, и заказчиков они ценили. Уже в конце переговоров, хозяин, с которым меня тогда познакомил Николай Петрович, внезапно поинтересовался.

– Как там князь Шереметов себя чувствует? Слыхал, что в последнее время он приболел, давно в свете не появлялся.

Я пролепетала, что у князя старые раны воспалились, но он лечится. По дороге в город мне стало неловко, надо бы навестить родителей супруга, они меня хорошо приняли, это я сама не захотела с ними близко общаться, а теперь вру третьим лицам о состоянии свекра.

Помучившись угрызениями совести, велела проехать возле дома Шереметовых в Москве, загадав, что если в доме кто-то будет, то я зайду. В поместье в Подмосковье я точно не поеду.