Помещица Бедная Лиза

– Ладно, время ещё есть, беги на Знаменскую площадь, купи хоть какой еды у лоточников. Я тут посижу.

Долго я не заставила себя уговаривать, жалобное ворчание пустого желудка очень стимулировало мою скорость передвижения. Поскольку я не снимала верхнюю одежду, а только перчатки, то и сборы были коротки. Выскочив из вагона, я практически бегом припустила на Знаменку. Лоточники, разумеется, никуда не делись, так же зазывали покупателей. Я подскочила к ближайшему. У него были только пироги, на копейку я купила три пирога, два с мясом, один с капустой. Но этого нам с Федькой маловато будет, ему бы мяса какого, и пить бы чего. Тут до моего обоняния донёсся дразнящий аромат жареной курицы. Проглотив голодную слюну, я огляделась. Кур продавала бойкая молодушка. И стоили они дороже пирогов. За куру заплатила целый пятак, но в качестве бонуса мне досталась небольшая баклажка с морсом. Кое-как умостив всю купленную снедь в руках, я рванула назад, так как слышала уже сигнальный колокол. Да, свой рекорд по бегу при сдаче ГТО я побила точно. В вагон я влетела с последним ударом колокола. Но дыхания не хватало для слов, и я только кивнула смотрителю, когда он запирал за мной двери вагона.

Поужинав и оставив немного на утро, сходили в туалетное купе "освежиться". Как несчастный котей пристраивался на горшок - отдельная скорбная повесть, но справились, кое-как. Постелив себе постель, прикрутила фитилёк керосиновой лампы на самый минимум, я устроилась на ночь. Прижала к себе теплую, пушистую тушку кота, я вдруг тихо заплакала. День хорохорилась, пыталась понять и принять свое попаданство, а вот сейчас, одна, в темном купе, в далёком мире и далёком прошлом, едущая неизвестно куда и зачем... мне было страшно, что уж там выпендриваться. И только одно родное, знакомое существо сейчас успокаивающе мурчало у меня под ухом, аккуратно вытирая мягкой лапкой слезы с моего лица.

Так мы и заснули, в обнимку с Федькой. Проснулись, когда занимался поздний зимний рассвет. Может, ещё бы подремали под теплым одеялом, но природа брала свое, и у меня и у Фиодора, да так, зараза, настойчиво брала, что лежать уже не было никаких сил. Трясясь от стылого воздуха, торопливо натянула платье, сунула босые ноги в ботинки (все равно под этим длинным подолом не видно никому!), нашла какую-то шаль в багаже прошлой Лизы, и зябко кутаясь в нее, там же спрятав кота, который сердито шипел мне из глубин шали.

– Смотри, не задуши! Прошлый раз едва выжил, так опять удавить хочешь!

Под это позитивное шипение поплелась к смотрителю за ключом от туалетного купе. Возле кладовочки смотрителя весело потрескивала полешками маленькая печурочка, и было тепло. По всему вагону отопление не было предусмотрено, далеко до таких вагонов ещё, минимум лет сто. Прямо даже хотелось постоять тут немного, погреться. Но природа... да. В туалетной комнате, где царил лютый холод, кое-как выполнив зов природы, пробурчав себе под нос "Здравствуй, аднексит!", поплескала себе в лицо ледяной водичкой из рукомойника и заклацав от этой процедуры зубами, подождала Фиодора с его природой, и выползли в относительно теплый коридор. Отдавая ключ, увидела, что смотритель пьет чай из кружки, горячий, аж пар идёт. Бросила завистливый взгляд на кружку. Да, кипяточку бы сейчас! Правильно поняв мой взгляд, смотритель сказал.

– Чайку желаете? С сахаром? Желаете у себя в купе выпить чайку? Так я сейчас принесу! Всего одна копейка!

Я согласно кивнула головой и поплелась к себе. Ничо себе расценочки! Я за копейку три пирога купила! А тут кружка чая! Но что поделать, других вариантов просто не было. Пока шла, лихорадочно вспоминала - а не завалялась ли где у меня одна копейка после вчерашнего разгула провиантского? Полтинник было жалко до слез, единственная стоящая деньга у меня. Лихорадочно обшарив тот конверт, я, о, счастье! нашла монетку в одну копейку. Она завалилась между сложенной подорожной и поэтому не гремела.

– Живем!
– сообщила я коту - счас чайку попьем, у нас ещё один пирог есть, с капустой и кусок курицы!

Кот тут же оживился.

– Чур, курица мне, а весь пирог, так и быть, ты одна съешь. Я капусту не люблю, ты же знаешь!

Но и я энтузиазма насчёт капусты не выразила. Но тут Федька, спохватившись, загрузил меня информацией к размышлению.

– Ты бы, Лизетт, спросила у смотрителя, во сколько поезд до Курска и сколько часов идёт он туда?

Это точно. Ведь мне ещё в Курске надо кого-то найти, где-то в конверте лежала бумага с адресом и фамилией, я уже успела об этом забыть. В дверь купе постучали деликатно, кот шустро юркнул за мою спину, закопавшись в одеяло.

В купе вошёл смотритель, держа в руке кружку с чаем, в другой руке было блюдечко с мелко наколотым сахаром, желтоватого цвета и ложечкой. Я с благодарностью взяла принесенное, подав взамен копейку. Смотритель хотел было уйти, но я его окликнула.

– Скажите, уважаемый, вы знаете, во сколько отправляется состав до Курска? И сколько часов он туда идёт?

Смотритель задумался на минуту, потом сказал.

– Идет состав до Курска столько же, сколько мы едем из Петербурга в Москву. Только сегодня поезда туда нет. Сегодня же среда, значит, завтра будет. Так пассажиры, кому в ту сторону и день не совпадает, обычно останавливаются в заезжей гостинице, али в нумерах. А потом уж и едут, куда надобно.

Он поклонился и вышел. А мы с вылезшим Федькой уставились друг на друга, открыв рот. Даа... вот такой подлянки мы не ожидали. Где деньги, Зин? На нумера эти самые, на пропитание... впору встать с протянутой рукой на паперти. Вот как раз тут мои Же не манж па сис жур и пригодятся! Я нервно хихикнула, отпивая чай. Который подозрительно отдавал пареным веником. Хрустнув рафинадом, ещё сделала приличный глоток. Как говорила моя бабушка Мария в аналогичных случаях - Если глаза закрыть, то есть можно!

При мысли о будущем голодном и холодном существовании есть захотелось ещё сильнее. Поэтому волевым решением постановила - остатки курицы делим пополам, пирог тоже, но капусту из Федькиной доли я выковыриваю. Пусть тесто ест. Котофей скривился, но не возражал. Уж лучше тесто, чем ничего. Потрапезничали, и тут Фиодору пришла в голову мысль, очевидно навеянная творческим обсасыванием куриной косточки.

– А ведь сейчас уже ломбарды должны быть! Ну и чего ты паришься? Продай побрякушку, какую, да и все!

Тут я заупрямилась - Бабулины драгоценности не продам! И свои жалко!

Хотя из своих и было-то у меня только что цепочка с крестиком крестильным, да сережки с александритами. А их, кажется, нашли гораздо позже этого времени... но и кот был не лыком шит, тут же новую идею выдвинул.

– Ты, когда выгребала все у бабки, не смотрела, может, там и готовые какие вышивки были? Их ведь тоже можно продать!

Честно говоря, я вообще те свои действия крайне смутно помню, если не сказать, что вовсе не помню. Поэтому, вытащив сундук из глубин багажного шкафа, мы с котом начали увлеченно перебирать его содержимое.

Оказывается, я гребла и в самом деле, не глядя, точнее, что увидела - то сгребла в сумку, что не увидела с пьяных глаз - то мирно осталось лежать в шкафу. Среди бабушкиного рукоделия обнаружилось несколько готовых вещей - три воротничка, выполненные в технике "ришелье", и пара заготовок для белых женских блузок с веточками ландыша и сирени, на другой, выполненные в технике французского узелка. Мне даже стало жаль продавать такую красоту, но есть хотелось сильнее. И ночевать под забором опасно. И вокзал ночью закрыт, поскольку ночью поезда не прибывали, не было ещё столько маршрутов. Сразу отложив выбранные к продаже вещи в отдельную маленькую сумочку, убрала все назад. А тут и время подошло собирать свои вещи, одеваться на выход. Заодно посетили вместе с Федькой туалетную комнату, неизвестно когда сможем воспользоваться удобствами. Вытащила вещи из шкафа, кот пока пристроился на столике, глядя в окно, смотрела и я.