Помещицы из будущего

Он сначала не понял, о чем я толкую, а потом поднялся и раздраженно провел пятерней по волосам.

– Да знаю я, что вы отказали ей. Но разве это как-то касается наших чувств, Лизонька?

Какой актер! Ему в театре главные роли играть…

– А если узнает она? – я наигранно взволновалась. – И что тогда?

– Не узнает! Ничего она не узнает! Я обещаю!

Когда он схватил меня за плечи и впился в губы, я сначала растерялась, а потом влепила ему такую пощечину, что заболела рука.

Александр так резко отпрянул, что чуть не упал, зацепившись о край ковра. Он схватился за щеку и уставился на меня ошалевшим взглядом.

– Елизавета Алексеевна…

– Я прошу вас покинуть мой дом, - я медленно поднялась, не сводя с него ледяного взгляда. – И больше здесь не появляться. Никогда. И маменьке передайте, что ей тоже здесь не рады.

– Что с тобой, душа моя? – его голос прозвучал как-то неестественно тонко. – Я не понимаю…

– Мне повторить еще раз? – процедила я сквозь зубы. – Я прошу покинуть мой дом.

И в этот момент выражение его лица разительно поменялось. Оно стало жестким, насмешливым и, я бы даже сказала, брезгливым.

– Ты что о себе возомнила, голь перекатная? Гордости где-то набралась, будто девица благородная… Или, может, ты думала, что я женюсь на тебе, а, Лизонька? – его губы скривились в язвительной усмешке. – Помещицы в дырявых платьях. Поплатишься еще за это, поняла? Надоела до чертиков…

Он окинул меня презрительным взглядом, развернулся и вышел из гостиной, а я только в этот момент почувствовала боль от ногтей, впившихся в ладошки.

– Зачем барин приезжали-то? – в комнату вошла нянюшка и, прикрыв дверь, с любопытством уставилась на меня. – Неужто…

В ее глазах засветилась надежда, но я не дала ее фантазии разгуляться.

– Вслед за маменькой за землями охотиться приезжали.

– Как это «за землями охотиться»? – Аглая Игнатьевна казалось, не могла поверить в такое. Ей, видимо, мечталось, что он возжелал на мне жениться и примчался с рукой, сердцем и остальными органами в нагрузку.

– Так, а вы бы, барышня, и сказали ему, мол, женитесь на мне. Тогда и половину земель получите, - принялась поучать меня нянюшка. – Хватит молчать да надеяться, что придут и замуж позовут! Время так быстро бежит, оглянуться не успеете, как старыми и никому не нужными станете!

– Не хватало еще себя предлагать! – я почти разозлилась, слушая ее речи. – У нас с Софьей Алексеевной чувство собственного достоинства имеется!

– Далеко вы на этом достоинстве не уедете! – буркнула Аглая Игнатьевна. – Достоинство! Тьфу!

Она ушла, а я вернулась к Тане.

Подруга все также сидела за столом, листая расчетные книги, и ее лицо не выражало ничего хорошего.

– Что-то ты быстро, - она на секунду оторвала взгляд от цифр. – Злишься, что ли? Что случилось?

Я поведала ей все, что произошло, и Таня возмущенно протянула:

– Вот это номера! Ловкий какой! Сильно, видать, пригорает у них с маменькой! И я знаю, почему.

– Почему? – я присела напротив. – Нашла что-то?

– Нашла… - Таня хитро посмотрела на меня. – Представляешь, оказывается покойный папенька, имел стекольный заводик, а еще собирался открывать бумажное производство. Место очень хорошее и для того, и для этого – река поблизости. А сырье для стекла – речной песок.

– Это ты по расчетным книгам поняла? – меня охватило любопытство. Оказалось, что и здесь все не так просто…

– Да, в ранних записях есть расходы на материалы для строительства. Я порылась в ящиках и нашла документы на завод и план строительства бумажного производства, - ответила Таня. – Вот только я не помню историй, в которых хоть что-то говорилось о стекольном заводе на этих землях.

– Я тоже не слышала, но это не значит, что его не было. Возможно, дело у них не пошло и развалилось все, - предположила я. – Мы за всю жизнь не могли поинтересоваться историей поместья. Позор на наши головы.

– Ладно тебе, - подруга подвинула ко мне план строительства. – Смотри, для производства бумаги тоже нужна река рядом. Вот она золотая жила, за которой они охотятся. Видимо, их поместье находится в совершенно другой стороне. Ты вообще знаешь, что к концу восемнадцатого века Россия обеспечивала себя бумагой в основном за счет своего производства?

– Я понимаю, к чему ты клонишь, но нам не за что строить все это. Ты представляешь, какие это деньги? – я понизила голос, чтобы, не дай Бог, нас никто не услышал. – Таня, мы тут без году неделя, а у тебя планы, как у Наполеона!

– Нет никаких планов, - подруга закусила губу и снова прищурилась, за что сразу получила шлепок по беленькой ручке. – Но если мы попробуем поднять хозяйство… там и до заводика недалеко…

– Таня! – засмеялась я, поражаясь ее активной деловитости. – Ох, прошу прощения, Софья Алексеевна… Вы в своем уме?

– В своем, в своем… - она усмехнулась, постукивая по книге пальчиком. – Разберемся.

Глава 16

На следующий день нас даже не пришлось будить. Как только на небе забрезжил рассвет, мы с Таней уже были на ногах. Уж очень хотелось отправиться на рынок.

В комнату, зевая, заглянула Аглая Игнатьевна и удивленно протянула:

– Сами встали? Удивительные дела творятся… Непонятные…

– Нянюшка, а мы завтракать будем? – Таня так активно расчесывала волосы, что старушка даже скривилась.

– Что ж вы делаете, Софья Алексеевна? Так и без волос недолго остаться! Сейчас Глашка придет вас одевать, принесет кислячка да пирожок. Некогда завтраки разводить…

Нянюшка ушла, а минут через десять явилась сонная Глашка в застиранной сорочке, поверх которой она накинула дырявую шаль.

– С чего это вам приспичило на базар ехать, барышнечки? – ворчала она, помогая мне одеваться. – За лентами, что ли?

– За картошкой, - ответила Таня, жуя пирожок. – Зачем нам ленты?

Глашка замерла и уставилась на нее с открытым ртом.

– Как это за картошкой?

– «Каком кверху», - подруга выпила кислого молока, вытерла белые усы, а потом грозно взглянула на девушку. – Рот закрой, ворона залетит.

Та прикрыла рот и снова взялась за дело, поглядывая на нас с некоторым страхом.