Помещицы из будущего
Шрифт:
– Судя по разговору старушки, мы сестры в этом мире или в этой реальности, или… - я застонала и откинулась на подушки. – Опять запуталась.
– Я все еще надеюсь, что это сон, – Таня прилегла рядом. – Лежим себе сейчас в больнице под капельницей, от наркоза отходим…
– Кто же нас в погребе нашел? – хмыкнула я. – Если только прошла неделя, и соседи всполошились. Так за это время можно…
Я не стала договаривать, но Таня поняла меня. Ее лицо стало хмурым, она сложила на груди руки и задумалась.
Вернулась нянечка с молоком. Она суетливо разливала его по чашкам, что-то приговаривала, но у меня так
– …а потому что «Черные воды» в упадок приходят. Когда ваш батюшка покойный последний раз ремонты делал? Все денег нет. Откуда ж им взяться, если в карты до утра играть, да последнее из дома тащить… Ох, душа заблудшая… Царствие ему небесное. Может, там успокоится…
«Черные воды»??? Мы в заброшенной усадьбе?! Вернее в усадьбе, которая в наше время была заброшенной.
Я покосилась на Таню. Подруга смотрела на старушку, приоткрыв рот, а ее глаза стали как два юбилейных рубля.
– Пойду я, скажу Евдокии, чтобы чего на стол собрала. Скоро доктор приедет. Надобно его попотчевать, чем Бог послал, - нянечка улыбнулась нам. – А вы отдыхайте, голубочки. Молочко пейте.
Она вновь ушла, а мы резко повернулись друг к другу.
– Галя, не нужно нам было вещи из тайника брать! – зашептала Таня. – Это из-за них все случилось!
Версия была правдоподобной. Ведь все произошло именно после того, как мы притащили домой библию и шпильку!
– Но зачем мы здесь? Ведь всегда есть причина и следствие. Просто так в прошлое высшие силы не забрасывают, - сказала я, покрываясь липким потом от страха. – Таня, а что если это навсегда?
Между нами воцарилось молчание. Я посмотрела на подругу и заметила слезы на ее глазах.
– Танечка, я прошу тебя, не плачь. Слышишь? Главное, мы вместе. Вдвоем ведь не так страшно!
– Да, ты права, - она грустно усмехнулась. – Мы вдвоем огромная сила. Только вот заперты мы в телах юных девушек, а с ними в прошлом уж точно не церемонились. Как бы нас замуж не выдали или в монастырь не отправили.
– Кто это сделает? – попыталась я ее успокоить. – Папенька отдал Богу душу, кстати, сестрица тоже. Глашка эта, о какой-то сестре убиенной говорила, мол, ты на нее похожа. Матери, видимо, тоже нет. Ведь узнай она, что ее дочери в себя пришли, уже примчалась бы…
– Еще одна сестра? – Таня сдвинула брови и медленно поползла по подушке вверх. – А не ее ли мы нашли вещи?
Я как-то даже об этом не подумала. Ничего себе!
– Нужно узнать, что здесь произошло, но сначала осмотреться, - на удивление во мне начал пропадать страх, уступая месту странному азарту. – Осторожно, не спеша, чтобы нас ни в чем эдаком не заподозрили.
– Да! А если что, мы всегда можем списать какую-нибудь оплошность на последствия от падения! – глаза Тани заблестели. – Скорей бы синяки да шишки прошли!
– Такой ты мне нравишься больше, - я обняла подругу. – Только вот непривычно видеть вместо своего «четырехглазика» молодую девочку.
– Зато, какие перспективы в личной жизни! – Таня снова вытянулась на кровати, закинув руки за голову. – Если, конечно, с умом подойти…
С такого ракурса я на наше перевоплощение не додумалась посмотреть. Ну и Татьяна!
Под окнами раздался стук лошадиных копыт, сквозь который слышался скрип. Что это? Переборов
головокружение, я подошла к окну и, отодвинув штору, посмотрела на улицу.– О Боже… - все, что смогла я из себя выдавить. – Это… это…
Передо мной раскинулся настоящий двор старинной русской усадьбы. Только не такой как я себе представляла… Из окна были видны белоснежные стены боковых пристроек, ротонды, окруженные лестницами и… грязь, по которой бегали куры, ходили вытягивая шеи здоровенные гуси. Но вишенкой на торте была лежащая в луже свинья. Она довольно похрюкивала, переворачивалась с бока на бок и выглядела очень счастливой. Возле лестницы стоял удивительный экипаж, похожий на старинную коляску, на козлах которой сидел бородатый мужик в красной рубахе.
– Галя, что там? – послышался взволнованный голос Тани. – Что ты увидела?
– Словами это не описать… - тихо ответила я, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. – Иди, сама посмотри.
Глава 5
Таня подошла к окну и с минуту просто молчала, глядя на раскинувшийся перед ней пейзаж.
– Нет, это ведь просто невероятно… Никак в себя прийти не могу, - подруга прижалась носом к стеклу, чтобы увидеть еще больше. – Галь, а куры даже по лестнице ходят… Они что, не могут им загородку сделать?
– Мне кажется, сюда идут, - я потащила ее обратно в кровать. Куры меня сейчас интересовали меньше всего, даже если бы они ходили строем по этой спальне. – Наверное, это доктор приехал.
– Слушай, а ведь нам нужно быть очень осторожными. Не дай Бог, заподозрят что-то неладное… - Таня забралась под одеяло так глубоко, что наверху остался один нос. – И так здесь непонятно что творится. Мне страшно.
Дверь открылась, и в комнату вошел плотный мужчина с густыми усами. Он был одет в запыленный кафтан, под которым виднелся темный жилет, бриджи до колен и серые чулки. В руке доктор держал кожаный саквояж, на котором тоже лежал слой пыли. Но в этом не было ничего удивительного, ведь он ехал на том транспорте, что стоял под окном, да по проселочным дорогам…
– Добрый день, барышни, - произнес он гудящим басом и, подойдя к кровати, поставил саквояж на столик. – Как чувствуете себя?
– Лизонька меня не узнала, Иван Тимофеевич, - посетовала вошедшая следом нянюшка. – Вы бы порошков выписали.
– Не узнала, говорите? – доктор обошел кровать, чтобы оказаться рядом со мной. – Это правда, Елизавета Алексеевна?
Он оттянул мне нижнее веко, пощупал шишку и вопросительно уставился на меня.
– Помутнение нашло, - ответила я, глядя на него так искренне, как только могла. – Внезапное.
– Это бывает, бывает… У вашего соседа, Александра Васильевича, давеча конюха лошадь копытом огрела. Так он, болезный, долго глаза до кучи собрать не мог. Только через месяц один глаз на место вернулся.
– Иван Тимофеевич погрозил мне пальцем. – Вы не балуйте, Лизонька, и не пугайте нянюшку, иначе придется поставить вам с сестрой пиявок!
– Иван Тимофеевич, дорогой, - старушка смотрела на него таким умоляющим взглядом, что он не выдержал.
– Будет уже, Аглая Игнатьевна. Будет. Оставлю я барышням порошки, так и быть, но мое мнение таково – шишки сами пройти могут, а боль потерпеть можно, чтобы неповадно было дурью маяться!