Помиримся… у алтаря?

И в чем она предположительно виновата?

– Никаких предположений. Неужели ты думаешь, что я бы приехал сюда, – его голос зазвенел от презрения, когда он обвел широким жестом гостиную, – не будь у меня на руках неопровержимых фактов?

Сердце Равенны пропустило пару ударов. Она не могла поверить, что ее мать могла совершить нечто ужасное, но при этом она прекрасно осознавала, что только самые крайние обстоятельства могли заставить Джонаса встретиться с Сильвией Руджеро. В его глазах отчетливо читалась ненависть, когда он говорил о ней.

– Ты слишком зол, чтобы рассуждать непредвзято, – сказала Равенна, и его брови изумленно взлетели вверх. Он явно не привык к тому, что ему кто-то смеет возразить. Она сделала глубокий вдох. – Ты презирал мою мать на протяжении многих лет, а теперь считаешь, что нашел способ заставить ее заплатить за то, что она влюбилась в твоего отца.

Мгновенно вспыхнувший в его глазах огонь сказал ей, что она попала в самую точку.

– Ты решил, что сейчас, когда с ней больше нет Пирса, она станет для тебя легкой добычей? Но она не одинока, и тебе придется хорошенько это запомнить.

– Так быстро? – Его голос был полон высокомерия. – Она уже нашла себе нового защитника, который занял место Пирса? Она бьет все рекорды по скорости.

Равенна не осознавала, что делает. Она вдруг рванулась к Джонасу и увидела, как расширились его зрачки, когда ее ладонь резко приблизилась к его лицу. Джонас перехватил ее запястье и потянул вверх так, что ей пришлось встать на цыпочки, наклонившись вперед. Все ее тело словно покалывало от электрического разряда. Джонас хмуро смотрел ей в глаза, словно стараясь проникнуть в самую душу. Инстинкты подсказывали Равенне, что он очень опасен, но это не имело никакого отношения к ее матери. Равенна дернулась, но он не выпустил ее руку.

Они стояли, почти касаясь друг друга, и теперь Равенна в полной мере осознала, какая мощная мужская сила скрывается под дизайнерским костюмом. Его горящий взгляд говорил о том, что он едва сдерживает себя в рамках приличий. Она сделала глубокий вдох, пытаясь унять нарастающую панику.

– Я никому не позволяю бить меня, – процедил он сквозь зубы, и Равенна ощутила на своем лице его горячее дыхание.

– А я никому не позволяю оскорблять мою мать.

Даже сейчас она отказывалась отступить. Она смотрела в эти беспощадные сверкающие глаза и чувствовала первобытный страх.

– Тогда мы зашли в тупик.

Он дернул ее к себе, или это она покачнулась в его сторону? Она с трудом удерживала равновесие, балансируя на пальцах ног.

– Тогда хватит уже играть в мачо. Отпусти меня. – Она намеренно сделала небольшую паузу. – Разве что ты хочешь мне что-то доказать.

Волна облегчения накрыла ее, когда он наконец отпустил ее. Равенна наклонила голову и потерла запястье, словно рассматривая, не остались ли синяки от его хватки. Синяков не было, но он все равно напугал ее своей неумолимостью.

– Давай кое-что проясним раз и навсегда, – наконец произнесла она, глядя в аристократичное лицо Джонаса. – Моя мать любила твоего отца.

– И ты ждешь, что я в это поверю? – покачал головой Джонас, его губы скривились в издевательской усмешке. – Я давно не наивный ребенок, верящий в сказки. У нее была цель – заманить в ловушку богатого любовника, это было очевидно для всех. При любом удобном случае она демонстрировала свои прелести.

– Моя мать никогда…

– Он был намного старше, у него была семья, жена, ребенок. У него были хорошая, комфортная жизнь, уважение друзей, карьера. Ты считаешь, что такой мужчина, как мой отец, мог бы без сожалений оставить все это, не попавшись на удочку искательницы богатого покровителя?

Равенна колебалась: она знала, как много боли причинили людям Пирс и ее мать. Но преданность заставила ее спросить:

– Значит, ты не веришь в любовь?

– Любовь? – фыркнул Джонас. – Сильвия потворствовала его желаниям наиболее очевидным способом. Уверен, он любил хвастаться ею, как и другими своими вещами.

Он обвел взглядом комнату, задержавшись на Сезанне, висевшем на дальней стене. Равенна точно знала, что это копия, потому что оригинал продали еще в прошлом году. Насмешливая улыбка Джонаса без слов сказала ей, что он тоже в курсе подмены.

– А что касается ее… – Он пожал плечами. – Пирс был для нее лишь источником доходов. У них не было ничего общего, кроме безудержной любви к роскоши и отвращению к работе. Зачем ей быть экономкой, когда она могла иметь все, что захочется, просто позволив ему…

– Хватит! – резко оборвала его Равенна. Я не желаю слышать больше ни слова в подобном тоне.

– Ты уже не школьница, Равенна. – Он покачал головой. – Ты не можешь больше притворяться.

– Прекрати! – Она предостерегающе подняла руку, призывая его к тишине. – Мы никогда не добьемся согласия по этому вопросу, так что давай оставим это. Просто скажи, зачем ты приехал.

Ярость все еще кипела в крови Джонаса, и ему понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться. Это было на него совершенно непохоже. Он всегда был хладнокровным, уравновешенным человеком даже во время самых рискованных и опасных коммерческих предприятий.

Да и в личной жизни… Он давно усвоил этот урок, наблюдая, как отец мечется от одной любовницы к другой. Он видел, как отец сперва был без ума от новой пассии, а потом его одолевала скука.

Джонас был не таким, как Пирс. Он приложил все усилия, чтобы быть максимально на него непохожим. Он был спокойным, надежным человеком. Вот только сейчас его руки дрожали от одолевающих его эмоций.

– Ну? Я жду.

Джонас обернулся на хриплый голос Равенны.

Равенна Руджеро. Он никогда бы не узнал в этой молодой женщине ту заплаканную девчонку, которую он помнил. Она была угловатым подростком с длинной косой, перевязанной лентой; тогда она казалась ему совсем еще ребенком. В то время только губы и потрясающего цвета глаза намекали на будущую привлекательность. И низкий голос, уже тогда обещавший стать хрипловатым и чувственным. Так и произошло.

Сильвия Руджеро была очень красивой женщиной. Но ее дочь, даже одетая в темную, свободного кроя одежду, затмевала ее, как безупречный алмаз затмевает дешевый страз.

В Равенне было что-то… И дело не только в ее лице, которое притягивало его, как магнит, так что ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не смотреть на нее. Дело было в элегантности и изяществе, которые контрастировали с ее низким, чувственным голосом и воинственным поведением.

Стоя лицом к лицу с Равенной, он упивался пьянящим волнением от непосредственной близости. Было что-то очень чувственное в ее воинственной позиции, в ее взгляде, когда она бросилась на него.

Впервые в жизни Джонас, предпочитавший планировать собственные удовольствия, задался вопросом: а что кроется за такой импульсивной, необузданной страстью? Не только гнев, но и…