Помни, что ты смертный

Лайам домашние чаи не одобряет. Впрочем, он не одобряет почти все, что делает жена.

Иногда ворчит: «Сама не знаешь, что пьешь!»

А она отвечает: «Нет, знаю. Знаю гораздо лучше, чем ты!»

Уезжая в Бамфорд на повременную работу, Салли берет с собой чай в термосе, оставляя Лайаму кофе. Вот и теперь она собралась приготовить напиток, когда вскипит чайник, а пока села за стол, вскрыла оба конверта. Как и ожидалось, в них оказались ранние рождественские поздравления. Она подумала, что надо не забыть купить сегодня открытки в Бамфорде. Потом занялась пакетом.

Обычная мягкая упаковка, на бланке написано печатными буквами «Касвелл». Слово «видео» тоже написано от руки. От кого, непонятно. Никаких намеков, кроме штемпеля центрального Лондона. Салли взяла пакет в руки, встряхнула на пробу. Оглянулась на засвистевший чайник, на мгновение застыла в нерешительности. Свист усилился. Она положила нераспечатанный пакет, встала, направилась к чайнику.

Бум!.. Позади ухнул взрыв вроде тех, что помнятся с детства, когда в непрочищенной топке камина вспыхивают угли. Первоначальное гортанное рычание сменилось триумфальным воем, словно какое-то животное вырвалось из загона на волю. Уши заложило. В спину ударил крепко сжатый кулак, швырнул вперед, головой на столешницу. В темной зимней кухне сверкнула яркая вспышка. Все это произошло одновременно, но каждая стадия воспринималась отдельно. С полки посыпались тарелки, в воздух полетели мелкие осколки, один попал в окно, зазвенело разбитое стекло, вываливаясь внутрь и наружу. Поднявшийся над столом дым застлал глаза, наполнил кухню вместе с едким запахом горящего пластика и мебельного лака.

Ошеломленная, на время полностью сбитая с толку, Салли лежала на столешнице, по-прежнему сжимая ручку электрического чайника. Он чудом устоял, она не обварилась кипятком. Запах гари усилился. Дым попал в легкие, Салли закашлялась, срыгнула, бросила чайник, зажала нос и рот обеими руками. Почему-то больше всего расстроилась, видя высыпавшиеся из горшочков сушеные травы. Один горшок скатился у нее на глазах, упал на пол, разбился на десятки черепков. Среди всего этого послышался голос мужа за кухонной дверью:

— Что ты там вытворяешь, черт побери? Меня когда-нибудь оставят в покое?

Салли выпрямилась, оглянулась, ухватившись за край столешницы. Струйка крови потекла по лбу, по носу, алые капли испачкали свитер. Сквозь дым она разглядела силуэт в дверях и машинально ответила на обвинение:

— Ничего не вытворяю.

— Что случилось? — Лайам направился к столу, вытянув перед собой руки.

Салли вернулась к жизни, оторвалась от столешницы и метнулась вперед:

— Нет! Не трогай!

Панический крик остановил его, он озадаченно уставился на сосновый стол.

— Пакет… — прохрипела она. — Пакет…

— Какой пакет?

В этом весь Лайам. Когда работает, вообще ничего больше не замечает. Впрочем, пожалуй, его можно простить, ибо от пакета мало что осталось. Вместо него на столе только жуткий зловещий опаленный круг.

В страхе и злости Салли утратила выдержку.

— Тот, в котором якобы было видео! Который я тебе показывала десять минут назад! Там никакое не видео, там бомба, понял? Экстремисты из движения в защиту животных прислали тебе бомбу! Те, которые в прошлом году вломились в лабораторию! Наверняка они…

Он открыл рот, собираясь, по ее твердому убеждению, сказать: «Чепуха!» — но не мог отрицать черный круг посреди стола, обрывки дымящейся бумаги, обломки пластика и провода, валявшиеся рядом.

Потом, кажется, вспомнил о ней.

— Ты цела?

— По-моему, да. Головой ударилась. — Салли осторожно прикоснулась ко лбу. — Мне страшно повезло. Я ведь собралась вскрыть пакет! Даже встряхнула, господи помилуй! Отошла, когда чайник вскипел. Иначе… — Она замолчала.

Лайам стоял с опущенными руками, мальчишеское лицо, благодаря которому он всегда выглядит моложе своих тридцати восьми лет, перекошено в изумленном недоверии.

— Не может быть, — выдавил он без всякой уверенности.

— Может! Отправитель мог тебя ослепить, навсегда изуродовать!.. Надо вызвать полицию.

Глава 2

Последние две недели Мередит Митчелл была на больничном, освобожденная от своих обязанностей в министерстве иностранных дел в связи с чрезвычайно зловредным гриппом, подхваченным в середине ноября. Она давно им не болела и забыла, как он изматывает. О возвращении на работу пока речь не шла. Нечего говорить, что в начале года она и не подумала сделать прививку.

«Не скажу, что это помогло бы в данном случае, — любезно объяснил доктор Прингл. — У вас новый тип гриппа. Вирус обновляется каждые два-три года».

Доктор посоветовал лежать в постели, пить много жидкости и потеть, выгоняя из организма заразу. Выписал лекарства от головной боли и ломоты в суставах, пообещал, что все будет хорошо.

Ничего не оставалось, как последовать его совету. Лежа на подушках, Мередит изучала трещины на потолке, разрабатывая планы их уничтожения. Кроме того, в углах колыхалась на сквозняке паутина. Ею тоже следовало заняться. За время болезни Мередит возненавидела потолок — эту памятную записку о домашних тяготах. Ничего вдохновляющего с него не свалится. Он не побуждал к глубоким размышлениям о смысле жизни. Призрачный палец не напишет на нем грозных предупреждений. Никаких «мене, мене, текел, упарсин». ^[2] Обыкновенный потрескавшийся викторианский потолок с довольно сомнительной электропроводкой, терзающий совесть как раз в тот момент, когда невозможно противостоять домогательствам.

2

По легенде, на пиру, устроенном вавилонским царем Валтасаром, таинственная рука начертала на стене эти слова, пророчившие гибель Вавилона.

Последней каплей стала готовка миссис Хармер. Миссис Хармер — экономка местного викария Джеймса Холланда. Джеймс, уезжая на время из города, любезно «одолжил» ее инвалиду, и Мередит вновь не нашла сил для отказа.

Это означало, что миссис Хармер являлась каждое утро в восемь, хлопала парадной дверью, топала в зимних ботинках по узкому коридору на кухню с криком: «Ничего, мисс Митчелл, это я!»

Потом готовила к завтраку чай и овсянку.

«Добрый завтрак подкрепит на весь день. Особенно когда организм, вроде вашего, еды требует. По крайней мере, будете знать, что в желудке что-то плотное».

Овсянка точно плотная, пожалуй, вполне подошла бы для замазки трещин в потолке. Но все-таки съедобная, и это было лучшее блюдо в инвалидном меню миссис Хармер, которое страшнее всех симптомов гриппа, вместе взятых.

Говоря о последних веяниях в области диетического питания, миссис Хармер презрительно восклицала: «Причуды!» По ее твердому убеждению, больной должен есть побольше вареной рыбы, полезной для мозгов. Полезен также рисовый пудинг. Крутое яйцо не идет ни в какое сравнение с яйцом-пашот, ^[3] катастрофически недоваренным, слизистым, на куске сырого хлеба. Кофе плохо действует на нервы. «Обязательно! — загадочно провозглашала заботливая экономка и добавляла: — «Оксо!», ставя на стол гигантскую кружку питательного бульона из фирменных кубиков.

3

Пашот — яйцо, сваренное без скорлупы в кипятке.

За время ее благотворительной миссии дом пропах вареной треской, запеченным в молоке рисом и кубиками «Оксо». Единственный положительный результат ее деятельности заключался в том, что Мередит старалась выздороветь как можно скорее. Когда настал день отправлять миссис Хармер обратно к викарию, она неблагодарно радовалась.

Теперь симптомы болезни ослабли, осталась только неприятная дрожь в ногах и полное отсутствие аппетита, что неудивительно после вареной рыбы и бульонных кубиков. Тем не менее она нынче встала, и довольно рано. Салли Касвелл, которая работает на местном аукционе «Бейли и Бейли», сообщила, что среди предметов, выставленных сегодня на осмотр перед завтрашними торгами, имеется набор викторианских винных бокалов: «Как раз то, что ты хотела, Мередит».