Помни имя свое

Лежать пришлось всю ночь. Они взяли пенки — тонкие полиэтиленовые коврики, чтобы не лежать на земле, замаскировались, как смогли. Март месяц, это тебе не лето с зеленкой, замаскироваться сложно. Они приняли специальные таблетки — и бодрствовали всю ночь…

Чеченская ночь — она далеко не тихая и далеко не мирная. Ночью — выходят на охоту, меняют свои позиции оборотни. Примерно в час по местному они увидели таких — шесть человек, один за одним, редкой волчьей цепочкой прошли в сторону Грозного, у них были рюкзаки, автоматы и гранатометы. Снять их из бесшумок, одного за другим — больших проблем не составляло — но они пришли не за этим, им нужна была совсем другая добыча. Поэтому — они пропустили боевую группу чеченского сопротивления и даже не сообщили о ней. Во-первых: на случай, если кто-то слушает эфир, во-вторых — на опыте знали, что толково информацию никто не отработает, только спугнут.

Настал рассвет. День обещал быть скверным, возможно с мокрым снегом. Солнце не вставало, просто темнота вокруг стала отступать, черное превращалось в темно-серое, продолжало сереть дальше. Над изрытым траками полем, кустарником, домами вдалеке — вставал утренний промозглый белый туман.

Они уже подумали, что в чем-то просчитались, когда Гурдаев шикнул — это означало опасность. Присмотревшись, Теплов увидел бегущего от огородов человека… он бежал странно, согнувшись даже не пополам… он никогда бы не поверил, что так можно бежать, если бы не видел это собственными глазами.

Зверь, за которым они пришли — приближался, он бежал мелкой рысцой, тяжело дыша. Лес был совсем рядом, и видно было, что эту дорогу он преодолевает не первый раз в своей жизни. Он бежал, даже не смотря, куда он бежит — так, как он согнулся — можно было смотреть только в землю.

Значит, это его следы они нашли вчера…

Улучив момент, он рванул толстую леску, которую привязал к дереву, и которая перекрывала тропу как ловчая снасть. Бегущий упал — и в этот момент, оказавшийся ближе к нему Гурдаев привычно бросился ему на спину, как волк, стал вязать. Бывший сотрудник уголовного розыска, и далеко не из худших, ему не нужна даже была помощь, ведь он брал таких, и еще худших зверей и не раз. Михаил остался с Винторезом — контролировать тропу…

— Дан [130] … - прошипел по-чеченски Гурдаев.

Бандит только хрипел…

Под прикрытием Винтореза Михаила — Гурдаев потащил свою добычу туда, где они оставили машину…

Где-то в Северной Осетии…

Фильтр и следственная тюрьма ФСБ

Март 1996 года

Чеченская война — пока еще не первая, а просто чеченская, которую еще можно было выиграть — по степени кровопролитности и жестокости была вполне даже заурядной на фоне того, что происходило в Африке, на фоне резни в Бейруте, даже на фоне Вьетнама, где воевала регулярная армия одной из сверхдержав. Не было в ней ничего особенного и на фоне того, что происходило в Афганистане… в Афганистане бывало еще и похлеще. Но почему-то — именно чеченская война стала настоящей раной на сердце русского народа… раной, которая не зарубцуется, наверное, уже никогда.

130

Сделал, сделано…

Чеченцы были похожи на своих, на русских — их было не отличить от русских. Они говорили на русском языке — когда не говорили на своем, да даже и в бытовой жизни, особенно городской, многие говорили по-русски, потому что русский язык намного богаче чеченского. И в то же время — эти люди ненавидели русских так, что готовы были убить человека просто за то, что он русский. Зарезать как барана за сказанное по-русски слово.

Сначала — русские просто не понимали этого. Восемнадцатилетний лопоухий солдат, который шел в чеченское село с парой канистр солярки, чтобы обменять ее на еду — он ведь не думал, что в селе враги. Он думал, что все это так, понарошку. Что-то типа ролевой игры, где они с одной стороны, а мы с другой — но всем надо жить. И деды, которые посылали этого солдатика продавать солярку, чтобы разнообразить свой рацион — тоже не думали, что посылают его на смерть, они думали, что те, кто в лесу это одно, а те, кто в селе — совсем другое. В этом было еще и вот что… как-то неосознанно потерявшие стержень и чувство национального единства, чувство принадлежности к нации, чувство родства крови, развалившие свою страну русские — вполне могли допустить, что в народе может быть так, что одни воюют, а другие — приторговывают потихоньку… жить то всем надо. Но найденный труп срочника с отрезанными половыми органами — быстро излечивал от иллюзий. И тот, кто оставался в живых в мясорубке — хорошо понимал, что мирных здесь нет, что это единый народ, и воюют здесь — родами, а то и всем народом. И поэтому единственный способ выжить и победить — убивать всех, кто встретится тебе на пути.

Не сразу — но это понимали…

Проскочив чеченскими размытыми весенней водой дорогами, они выскочили на территорию Ингушетии, а потом — и Северной Осетии. Примерно к середине следующего дня — уже с нормальными документами — прибыли в небольшое селение. Здесь, на базе консервного завода, который растащили и разворовали — был организован фильтрационный пункт, который не значился ни в одном официальном документе. Это было сделано потому, что людей, которых допрашивали здесь — обязательно или делали агентами и отправляли к чеченцам, либо убивали. Третьего — было не дано…

Двое дюжих солдат сверхсрочников — каждый из сельской местности, привычный к виду крови, к забою скота, потерявший друзей, специально отобранные психологами ФСБ — приняли связанного чеченца у маленькой, состоявшей всего из двух человек группы Теплова, потащили его вниз. Теплов и Гурдаев — прошли в одну из скверно оборудованных, неотапливаемых каморок на первом этаже — попить чаю и немного отогреться…

Чай был знатным. Черным как деготь…

— Бессмысленно все это… — сказал Теплов, грея о кружку руки.

— Расколем… — сказал Гурдаев — и не таких раскалывали…

— Да я не об этом…

— А о чем?

— Да все… вот это.

Теплов помолчал, потом заговорил, как выплевывая слова.

— Ты прости меня… ваша [131] … может, я не дело говорю, только не справиться нам с этим. Берем… одного, другого… А толку? Это не бандиты воюют, это весь народ воюет…

— Ты не прав — отрезал Гурдаев.

— Да?

— Да. Я — чеченец. Почему я на твоей стороне, русский?

131

Брат (чеченск.).

— Ты не чеченец — задумчиво сказал Теплов.

— Ха. А кто же?

— Ты — советский.

— Советский… — Гурдаев отхлебнул из своей кружки чуть ли не в поллитра объемом — и в этом ты не прав. Мы все — советские… ты, я. Вот возьми меня. Я мент. Ментом был, ментом и подохну. Мне мой коллега с Москвы — ближе и дороже любого соседа, потому что он такой же, как я. Думает как я. Делает как я. И дерет его начальство — как меня. Мы все — люди. А они — нет. Ублюдки, из горных сел, из зон, всякая шваль. Вот им до нации — дела нет, как до Аллаха, им палец покажи — они на палец молиться будут. Просто… силу почувствовали, озверели гады. А так… пусть мы советские, но мы и чеченцы. А не они. Понял?

Теплов ничего не ответил.

— Расколется, как думаешь?

— Расколется, тащ полковник… — Теплов в этом не был так уверен, но о другом думать не хотелось. Иначе — все зря.

Несколько старых телевизоров, раздобытых по окрестностям — были подключены к системе наблюдения и выведены вместе с пультом в кабинет полковника Лиховидова. Лиховидов — маленький, неприметный, с короткой седой бородой — начинал еще в Афганистане, в отряде Каскад. За его голову — давали сто тысяч афганей.

Чеченца, которого они притащили — бросили в камеру. Один из них — вышел, снял трубку телефона. Прозвенело — как раз наверху, в маленьком кабинете, где вернувшиеся с поля отогревались чаем.

— Доставили, тащ полковник. Что с ним делать то?

Лиховидов посмотрел на Теплова, потом на Гурдаева. Гурдаев отрицательно покачал головой.

— Ничего не делать. Закрой дверь и уходи!

Лиховидов протянул руку, выключил экран….

— Кто пойдет?

Гурдаев хлопнул папкой — в ней была оперативная информация на этого ублюдка. Папка была тощей… родился… учился… конечно же ФЗУ, потом, как перестал быть Советский союз и стала демократия — бандформирование. К Лабазанову не взяли, потому что в зоне упорол какой-то косяк — у Лабазанова были уголовники, они прекрасно помнили, кто был кто в зоне, косореза могли опустить или пристрелить. Попал в Президентскую гвардию — место для отстоя и лузеров. Те, за кем были сильные родственники, авторитетные тейпы — шли к своим. Уголовники — к Лабазанову. Дудаев — собирал к себе всякую мелкородную шваль, у него сильного тейпа не было и в президентской гвардии — кого только не было, даже русские были. Грузины еще были, которые с Гамсахурдиа пришли, осетины — эти были христиане, им к мусульманам нельзя.