Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
— Мне кажется — уже, — говорит Лондон.
Я врезаюсь в стул спиной и поворачиваюсь к подруге. Её волосы развеваются, словно язычки пламени, только не алого цвета. Ощущение, что все, что я вижу, искажается, трясется и колышется. Лондон начинает двигаться, а мне кажется, что она ходит как робот — её движения прерывисты. Она садится на пол и начинает рассматривать ковер, трогая его ворс. Я беру из миски с фруктами хурму — она притягивает мой взгляд — и начинаю вертеть в пальцах. Вместе с фруктом я сажусь на стул и стараюсь понять, чего же он от меня хочет. Мне кажется, что коричневатая шляпка у фрукта имеет глаза,
Хочется пить. Беру чашку, насыпаю в неё растворимое кофе и заливаю водой. Частички тонут в воде, растворяются и просят меня о пощаде. Мне становится их жалко, и я выливаю все в раковину. На дне чашки остался осадок, он преобразуется в непонятные узоры. Я кручу чашку в своих руках, стараясь разобрать рисунок, но не могу понять, что же изображено. Затем чашка падает из моих рук и разбивается о плитку. Я смотрю на осколки с удивлением. Только что это была целая чашка, а теперь она разбилась, устроив фейерверк от прикосновения с полом. Как это классно! Я чувствую, что испытываю восторг от того, что случилось с чашкой, и мне хочется повторить это снова. Улыбаясь, я беру еще одну чашку и сразу же ставлю её на место. Мне так резко захотелось написать Майки.
— Блин, какой этот ковер классный! — произносит Лондон. Она лежит на белом ковре и гладит его, трется щекой о ворс. Эй, я тоже так хочу!
— Оставь и мне место, — говорю я и иду к своему пальто, которое весит на вешалке в коридоре.
Мы с Майки после встречи обменялись телефонами, но еще ни разу не позвонили и не написали друг другу. Я набираюсь ему сообщение: «Приходи к нам». И отсылаю. А затем вспоминаю, что он не знает, где находится это «мы», и пишу ему адрес. Радуясь, я возвращаюсь к Лондон.
— Я оставила его для тебя, — шепчет подруга и указывает на кусочек ковра рядом с ней.
Я ложусь рядом. Белый ворс напоминает мне огромное пшеничное поле, колыхающееся под ласковым ветерком. В этом ковре живет целая вселенная.
— Ты это видишь? — спрашивает Лондон, все также шепча.
— Да. — Я тоже шепчу. Мне кажется это забавным. Наверное, это какая-нибудь игра, придуманная подругой. — А почему мы говорим шепотом?
— Чтобы не спугнуть народ, живущий под плинтусом, — отвечает она. — Я их видела, они такие крошечные, что могут поместиться в ладони.
— Давай их отыщем? — предлагаю я.
Мы начинаем ползать по дому, рассматривая каждый уголок, каждую вещь и каждую щель, стараясь найти этих лилипутов. Я вижу пыль, парящую в воздухе, в лучах солнца и стараюсь поймать пылинки, но они исчезают из моих ладоней. Затем я нахожу Лондон, которая сидит на стуле, поджав ноги под себя, и смотрит на ковер, но это не тот ковер, который лежит на кухне.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я и подползаю к ней.
— Осторожно! Ты что, не видишь, сколько игл в этом ковре? — произносит она.
И правда, у этого серого ковра длинный и острый ворс, похожий на тысячи игл. Я понимаю, что на плитках и деревянном полу безопасно, но этот ковер явно таит угрозу. Затем Лондон встает на стул и перепрыгивает на стол, он шатается под ней всего доли секунд, а мне кажется, что он похож на доску для серфинга.
— Эмили, скорее лезь сюда! Лава надвигается!
И я слушаюсь Лондон. Забираюсь на стол и смотрю на приближающуюся лаву
черного цвета. Она съедает всё на своем пути, и всё становится таким же темным, а затем останавливается в нескольких метрах от нас. Кто-то звонит в дверь. Наверное, это Майки.— Майки, мы здесь! — кричу я.
Но он вряд ли знает, где мы. Потому я выкрикиваю это еще несколько раз, чтобы он шел на мой голос. Майки появляется в дверях и смотрит на нас с удивлением. Мы же с Лондон смотрим на лаву, которая снова начала приближаться к нам, с широко раскрытыми глаза.
— Скорее лезь на стол! — проговаривает Лондон.
— Зачем? — недоумевает он.
— Лава приближается, посмотри! — говорит подруга и указывает пальцем на пол. — Она сжигает все на своем пути!
Майки усмехается и произносит:
— Это всего лишь тень. Здесь много окон, а солнце скрывается за облаками.
— Нет же! — протестует Лондон.
Тогда он подходит вплотную к лаве и наступает на неё. Ничего не происходит. Мы с Лондон удивленно переглядываемся и начинаем слезать со стола. С нами тоже лава ничего не делает.
— Ты только представь, мы бессмертны! — радуется подруга.
— Мы не умрем! — отвечаю я. Я чувствую, что теперь я, действительно, не умру. Мне ничего не страшно.
Затем я поворачиваюсь к Майки и смотрю на него. Он улыбается. Но это не Майки. Моё сердце вздрагивает и наполняется теплотой и радостью. Я так счастлива его видеть, как же давно мы не встречались! Я подхожу к нему вплотную и обнимаю, уткнувшись лицом в грудь.
— Том… — Выдыхаю я ему в куртку. А затем поднимаю глаза на брата. — Как же я рада тебя видеть, Том.
— У вас обоих зрачки огромные, — заявляет Том. — Что вы приняли?
— Останься со мной, Том, — произношу я.
Лондон говорит, что мы выпили немного чая из галлюциногенных грибов. А я все тоже твержу брату, умоляя его.
— Останься со мной.
— Я останусь, — говорит брат.
— Ты же теперь не бросишь меня? — как ребенок, произношу.
Том смотрит на меня немного жалостно, поджимает губы и кивает головой.
— Нет, я тебя больше не брошу, — говорит он. — Больше нет.
Двадцать
Небо озаряется красками. Папа зажигает фитиль петарды и отходит на десять шагов. Огонек сжигает фитиль за несколько секунд, затем пропадает, и целая буря красок вылетает в воздух со свистом. Красная, желтая, зеленая, голубая, розовая — в таком порядке одна за другой в небе взрываются искры. Затем папа поджигает еще один фейерверк, и он взлетает ввысь с ужасным писком, оставляя за собой длинный розовый свет, затем потихоньку тухнет и начинает падать вниз. Следом еще несколько штук точно таких же огоньков.
— Ого! — произносит мама и прижимает руку к уху, немного кривясь, но довольно улыбаясь.
На улице пахнет порохом и сыростью. Я вдыхаю этот запах как можно глубже в легкие, хочется его запомнить. Запомнить запах зимы без снега. Задний двор становится темным и мутным, затем я вижу, как начинает появляться туман. Видимо, папа зажег дымовую шашку. Ночью холодно, хотя еще не ночь, от силы часов девять вечера. Чувствую, как тело покрывается гусиной кожей, по нему пробегает холодок, и я еще больше укутываюсь в одеяло, сидя на ступеньках и облокотившись о перила.