Помоги родной земле!
Шрифт:
Шесть могучих лиственниц издавна росли на мысу — осталось три. Срубили жители.
— А сколько они зимой людей выводили, — глядя на деревья, с грустью говорит Коростелев. — Маяк, приметное место.
Вода в Зюраткуле чистая, темная. В озере живут щука, язь, налим, окунь, чебак. Налим болеет, перенасыщение гнилью дерева.
«Что нам молиться на него?» — заявил как-то глава саткинских охотников и рыболовов Штейн, когда речь зашла о Зюраткуле.
А хотя бы и молиться. Надо, надо поклоняться красоте!
Не хочется уходить отсюда, глядел бы и глядел. Теснятся горы. Лукаш, Нургуш, одна из самых высоких Маскаль, три хребта. Лес и камень. Урал!
(Вспомнилось, как на Ицыле спросил проводника, показывая на вставшую впереди череду величественных вершин — Круглицу, Таганай, Ицыл, с вьющейся у подножия дорогой на реку Киалим: «А что это за хребет?» — «Уральский…» — был ответ. Проезжай
Ох, Штейн, Штейн. Сколько еще вас таких? И не потому ли оказалось сорванным и втоптанным в грязь и прекратило свое существование «Окно сатиры». А ведь было чуть ли не единственное в РСФСР. Проезжая по Сатке, мы видели его остатки: разрисованный фанерный щит со следами плевков и прошедших по нему ног валялся на земле почти у входа в краеведческий музей. Распущена и редколлегия, в которой были такие почтенные люди, как Николай Иванович Немчинов, бывший партийный работник, ныне пенсионер (увы, самые энергичные защитники природы в Сатке — пенсионеры).
Подтверждение неблагополучия с природой в здешних краях мы получили еще на первых километрах пути к Зюраткулю: у поворота с тракта Челябинск — Уфа повалена целая шеренга двадцатипятилетних берез, красиво обрамлявших дорогу с обеих сторон. Кому понадобилось это сделать? Точно, как у Леонова: топору было лень их обойти. И действовали строители электролинии. Десятки взрослых деревьев срублены только для того, чтобы поставить три столба с натянутыми между ними проводами. А кругом пустыри, неудобные земли, вкапывай хоть десять столбов, не трогая зеленой аллеи. Пробовали возбудить уголовное дело, чтоб наказать виновных. Отказали. А почему?
Аллея — мелочь. Куда серьезнее то, о чем спустя несколько месяцев с негодованием сообщали саткинские природолюбы:
«К водоохранным зонам строгого санитарного режима относятся водоемы питьевого значения, где присутствие позволительно только лицам, обслуживающим объект во время вахты, но строго запрещается кому бы то ни было, какой бы он чин ни имел, находиться в зоне по своим личным делам. Нарушители привлекаются к ответственности. А вот как будешь наказывать председателя горсовета, который ловил рыбу на пруду питьевого водозабора? Глядя на председателя, теперь уже бывшего, сюда хлынули и другие рыболовы, и оказался водоем без режима. После на льду можно было видеть банки из-под консервов, вороха бумаги, битые бутылки и прочее…»
Тут, пожалуй, весьма кстати будет напомнить строки из решения Челябинского облисполкома от 21 января 1969 года («Об охране памятников природы в области»):
«Предупредить председателей горисполкомов, что они несут ответственность за сохранение памятников природы на подведомственной местному Совету территории. Рекомендовать гор(рай)исполкомам предусматривать в районных и городских бюджетах и в финансовых планах предприятий, учреждений и организаций, ответственных за состояние памятников, выделение соответствующих средств на улучшение состояния памятников и на их благоустройство».
Летом 1974 года мне довелось жить на Волчихинском водохранилище, что в верховьях Чусовой. Тоже питьевой водоем со строгим санитарным режимом. Там все иначе. Водоем — искусственный, создан, чтобы утолять жажду индустриального Свердловска В тридцатых годах слово Чусводстрой было одним из популярных, звучало чуть ли не так же, как Уралмашинострой, Магнитострой. Теперь оно позабылось, Волчихичское водохранилище вписалось в окружающую местность, и редко кто вспомнит, что его создали человеческие руки.
Там — порядок. Никаких диких поселений, развалюх, бродячего скота, свиней, не прогремит выстрел, не возмутит озерной тишины тарахтение мотора или (еще чего не хватало!) грохот взрывчатки. В укромных уголках уютно запрятались два-три дома отдыха, их почти не видно. На южном берегу станции Флюс, дачное место, в субботу и воскресенье из электричек вываливаются толпы горожан с рюкзаками, удочками, но даже они не способны нарушить сложившийся распорядок на озере, мирное течение жизни природы в этом поистине божественном уголке земли. Водоем отдан любителям-рыбакам, они приезжают сюда из Ревды, Первоуральска, Свердловска — сотни, тысячи за сезон. Но никаких эксцессов. На второй базе, на острове (первая на берегу, там — лодки рыбаков), круглосуточно дежурят спасатели с моторками. Не случилось бы беды, вдруг налетит ветер, стихия коварна, вода есть вода. Они же, при участии егеря, быстро образумят браконьера, если потребуется. На остров привозят почетных гостей, чтоб провели денек на лоне природы, слушая тихий говор волны и пение птиц. Раз-два в неделю появится председатель Общества охотников Новотрубного завода
Иван Иванович Резниченко, распорядительный, строгий товарищ. (Водохранилище в ведении Первоуральского общества, как Зюраткуль — Саткинского.) На лодке спасателей, зорко поглядывая по сторонам, он объедет свои владения, проверит, нет ли где какого беспорядка, не треба ли чем помочь. Почему нельзя добиться, чтоб везде было так?Тургояк просит помочь…
Мы сидим в новом светлом здании Миасского горисполкома. Из громадного, во всю стену, окна, что впору зеркальной витрине магазина, открывается широкий вид на площадь и город с его прямыми асфальтовыми улицами, тоже неузнаваемо преображенными за последние годы. В этот час они оживлены. Вдали синеют горы, Уральские горы. Где-то там запряталось озеро Тургояк.
Чем же встревожены люди, собравшиеся в кабинете секретаря горисполкома? В повестке дня — вопрос о сохранении уникального озера. Среди присутствующих — ветераны лесного дела, городской землеустроитель, главный санитарный врач города, работник ТЭЦ, инспектор горОНО. Все они единодушны в мнении: жемчужине озерного края угрожает опасность.
Международным лимнологическим союзом — союзом, ведающим самыми примечательными «водяными памятниками» мира, — Тургояк включен в список наиболее ценных водоемов земного шара. (Так же, как Увильды — истинный гигант среди голубых окон так называемой Зауральской озерной впадины.)
Тургояк — одно из самых глубоких (больше 30 метров) и полноводных (до 500 миллионов кубометров) озер Челябинской области. Вода в нем целебная, насыщенная кислородом, почти свободная от растительности. В озере обитает четырнадцать видов рыб, в том числе сиг чудской, рипус, красавица форель. По берегам в расселинах скал прячет свои кружевные листья папоротник Асплений северный, на поверхности вод вблизи островов можно встретить другое редчайшее для уральских водоемов растение Риччии или Рикчии (обычно видим его лишь в аквариумах), а в воде — Полушник озерный. На двадцать метров в глубину просматриваются донные камни; такой светлой и холодной тургоякскую воду делают ее редкие физико-химические свойства. Турист, впервые попавший сюда, будет очарован. Часами он будет любоваться колоритными пейзажами, открывая для себя все новые и новые достопримечательности, новые, незабываемые красоты.
На рассвете озеро лежит в полудреме, не колыхнется. Клубится туман. Днем тихо-тихо, а как садится солнце — заволнуется, загудит, волны набегают на берег, после успокоится.
Из глубины веков дошла легенда. Когда человек впервые увидел озеро, он остановился потрясенный и воскликнул: «Тур ояк!» (По-башкирски «Стоп-нога!»). Так и стало оно прозываться — Тургояк (по одной из версий это были пугачевцы-башкиры, искавшие убежища после разгрома Пугачевского восстания).
Озеро надежно укрыто в дремучем лесу — обрадовались: никто не найдет. Можно жить, рыбу ловить. О том времени напоминает Пугачевская пещера, объект паломничества туристов. Старики-краеведы покажут, где стоял Пугачев, где они с Салаватом, вождем непокорных башкир, пожали друг другу руки, заключив вечный союз.
Вокруг Тургояка ожерелье озер поменьше, но с историей не менее поэтической. Озеро Инышко называют младшим братом Тургояка. Здесь, по преданию, Иныш, товарищ Пугачева, похоронил в бездне две бочки с золотом. Золото отбили у богатеев. «Это не бочки с золотом, а со слезами народными», — сказал Иныш, и по его приказу добычу бросили в пучину. Искали их аквалангисты, не нашли, наверное, затянуло илом. У земли взяли — земля приняла обратно [5] . Но и без этого Инышко — настоящее сокровище. Лучшего места для водных прогулок — тихо, спокойно, — пожалуй, не найдешь на всем Южном Урале. Здесь дом отдыха «Золотой пляж», лодочная станция.
5
Легенды рождают легенды. Развивая дальше сюжет с «золотыми бочками», некоторые из них повествуют о тщетных попытках поживиться запрятанным народным богатством. Доктор филологических наук А. Лазарев рассказывает: «Всю жизнь потратил на отыскание «пугачевского клада» башкир Садык с внуком Бакалом, одним из сподвижников Пугачева; зная, что клад лежит на дне озера Инышко, он решил прорыть канаву и, пользуясь разностью уровня озер, спустить воду из Инышки в Тургояк, но труд оказался не по силам. «И тут встретилось, — говорится в легенде, — непроходимое препятствие: стена слитого камня. Не было ни единой сумочки, чтобы можно было затравить лом или клин. Не дался Садыку клад». (А. И. Лазарев. «Поэтическая летопись заводов Урала». Южно-Уральское книжное издательство, 1972.)