Помолчим?

Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Василием, тот смотрит непонятным прищуром… Вдруг выдыхает, хлопает по столу ладонью и говорит, веселея на глазах.

— Знаешь что за настойку я тебе предлагал?

Отрицательно киваю.

— Шишки кедровые пятилетней выдержки.

Из меня так и вырывается "ммм".

— Только ее не каждый выдержит, у нас сосед с Красноярска привез пару лет назад, так мы только пригубить и можем..

Понятно, лесной дух бы меня быстро усмерил.

— А тут я такой нарисовался..

Василий кивает и тянется к бутылке, мама останавливает руку, Катя впивается в мою.

— Ну-ка, женщины, успокоились обе, перестали белеть. — Смотрит на меня. — Ты вообще… Как? Будешь?

— А надо?

— Ну, смотри сам..

На удивление виски оставили до нового года, старался развлечь компанию рассказами о себе, и мне это вроде бы удалось… Незаметно убрался стол, включился телевизор, и даже моя Катерина положила голову на плечо, заставляя понять, что приступы учащенного сердцебиения у меня случаются все чаще.

По телевизору отглаголили новости, мама с отцом ушли разбираться с кроватями.

— Ты извини, если что не так..

— Не говори глупости, Кать. У тебя замечательная семья, да и отец тебя очень любит..

Поцеловал макушку и всё-таки добавил.

— Я же справился, да?

Услышал, как выдохнула, улыбаясь.

— Ты ещё сомневаешься?

— Знаешь, с первого курса с родителями не знакомился… Думал, облажаюсь опять.

— Правда? Так долго! Но..

Осеклась под взглядом вернувшихся родителей, договорить не успела, как и дать друг другу осознать, что всё это закручивается всё больше. Что я там хотел? Тонуть вместе? Ну, морской узел начал затягиваться, поздравляю, Равиль.

Умчалась к себе.

Старался не спать, но мгла взяла своё. Снова затягивает в темноту, в тот самый день далёкого прошлого.

Убирайся, исчезни, выметайся. Лучше бы ты не родился.

Вскакиваю с дивана, давя вырывающийся хрип. Слабо соображаю, почему в кресле спит её отец… ну, или делает вид, едва ли меня можно было не услышать.

Сдавливаю гудящие виски, пошатываясь бреду на кухню, начиная различать предметы в темноте. Дыхание по-тихоньку выравнивается… твою мать, я же не пил, да и Катя рядом, с чего опять-то?

Наливаю в стакан ледяной из-под крана, падаю на табуретку возле окна. Всматриваюсь в далёкую алую Луну. Полнолуние, все страхи выходят наружу? Да нет… ерунда такая.

Вздрагиваю от вдруг загоревшейся лампы. За спиной раздается голос её отца.

— А я думал уже идти тебя душить у Кати..

И он басисто смеётся собственной шутке. Надо смеяться, Рав. Потираю глаза, но не решаюсь обернуться.

— Разбудил я Вас, да?

Замечаю краем глаза, как тот садится рядом, протягивая руку к моему пустому стакану. Вдруг говорит совершенно серьёзно.

— Давай-ка, разобьешь ещё. Меня мать потом за этот сервиз на кусочки покрошит.

Решаюсь встретиться взглядом, тот по-доброму щурится, едва улыбаясь.

— Ну, что ты ждёшь? Что выгоню сейчас? Ну, разбудил ты меня, девчонки спят, не слышали.

Осматривает стакан и ставит тот на стол.

— Поговорим по-человечески?

Киваю.

— Катя говорила, что я вахтовик, да?

Снова кивнул.

— Так вот, я мастер на буровой в одном далёком-далеком посёлке в глухой Сибири, куда добираться пять часов на самолёте и столько же на вертушке… Работа тяжёлая, всяко бывало за эти два десятка. Знаешь, сколько мужиков я повидал? Приезжают, думая деньжат быстро подзаработать, а у нас там… условия… не квартирные… ну да ладно.

Он вдруг тушуется и снова берет стакан в руки, разглядывая грани.

— И таких вот сцен там я, поверь, повидал много. Иногда такие медведи белугой воют.

Открываю рот, думая отшутиться, не даёт.

— Да погоди ты… Кого как жизнь ломает, Равиль, это я тебе в силу своего опыта скажу. Не ты первый, не ты последний. Знаешь, у нас задержался один осетин, он после восьмого года седой весь, а парню же и сорока нет… Так что, рассказывай, не юли, девкам не выдам.

Постарался улыбнуться, принять беззаботный вид, не помогло.

— Руки сначала успокой, потом доказывай мне, что все в порядке.

Сжимаю ладони покрепче.

— Не хочешь? Часто у тебя так?

— Раньше да.

— А сейчас что? — Загадочно улыбается всей своей физиономией. — Дочь моя?

Кивнул.

— Ну, хорошо. Кстати, умело ты Катюху есть заставил..

— Спасибо.

Тот встаёт и направляется к холодильнику, достает оттуда холодец, берет две вилки и ставит на стол.

— Присоединяйся давай, что как неродной..

Отказываться глупо, да и я уже начал дышать ровнее. Сидим вдвоём, уплетаем холодец. Закинул ногу в привычное положение и даже решился поверить в эти давно забытые отцовские нотки в голосе дяди Васи.

— Знаете, у меня отец повесился.

Тот вздыхает и жуёт дальше.

— Я ещё в средней школе был. Он же из-за матери. Видимо, думал, что та вернётся с выдуманной работы и увидит его в ванной.

Перестает жевать и вслушивается в молчание. Обрывает уносящиеся мысли.

— Но вернулся ты?

— Да, он ещё живой был. Следом пришла мать от будущего отчима, наговорила мне с горяча и выгнала к соседям.

Долго молчим… тот опять возвращает в настоящее.

— Катя знает?

— Не всё.

— Не рассказывай ей лучше, сам справишься. С матерью не говорил за столько лет, как я понимаю?

Выдохнул подольше.

— У нас либо серия упреков, либо, как сейчас, взаимная симпатия на расстоянии. Звонит, когда что-то нужно, не больше.

— Ну, её тоже осуждать глупо, мало ли, что у них было..

Снова закрываю глаза.

— Давайте закончим на этом? Холодец отменный… никогда такой не ел.

— Ой, юлил бы ты поменьше, давно бы со всем справился. — Вздыхает. — Ладно, пошли спать, а то чавканьем перебудим всех.

Подзывает заглянувшую в дверь кошку.

— Мусь, разбудили тебя? Ай, нехорошие какие…

Оглядывается ко мне, положив руку на плечо, сжимая то.

— Поговорим ещё, забудется наконец… а с квартирой той… лучше избавься, не к чему самому вспоминать и жизнь семейную там начинать, если ты, конечно, всерьез… Ну, понял меня?

— Понял.

— Вот и молодец.

– ---

– --

В голове всё крутится эта фраза. Застряла, аж клещами не вытащить.

«Вот и молодец».. Вот и молодец. Да разве? Вот и молодец. Вот и молодец..