Помощница и её писатель

Чтобы отвлечься, он старался работать как можно больше, и в итоге к 31 декабря написал столько текста, что решил — хватит сидеть дома, а то на заднице скоро трудовой мозоль вырастет. И остеохондроз начнётся.

Поэтому Олег собрался и ближе к вечеру отправился в центр города, решив, что прогулка в новогоднюю ночь — то, что ему нужно.

Но у судьбы вновь оказались свои планы.

82

Нина

Олег задал мне задачу со звёздочкой.

Серьёзно, я не мучила свой мозг с той же напряжённостью уже миллион лет. Даже решение насчёт Андрея с его настойчивостью казалось мне теперь сущей ерундой, сравнимой с таблицей умножения, а вот то, что вывалил на меня Олег — это грёбаные интегралы как минимум. А то и ещё что-нибудь похлеще из курса высшей математики, который был у меня на первом курсе института и максимально действовал на нервы.

Меня шатало то туда, то обратно. Порой я думала — а почему бы и не попробовать? А потом вспоминала всё прочитанное про диссоциальное расстройство личности, ужасалась и приходила к выводу, что мне оно не надо. Серьёзно, Нина, тебя два мужика уже искалечили, как могли, зачем тебе третий? Живи, как жила, дочку воспитывай. От Олега увольняйся и в редакцию возвращайся — правда, лучше в другое издательство, наверное, — книжки делай и думать забудь о личной жизни. Не для тебя она, неужели ты ещё не поняла? То козлы, то психи попадаются. Хватит уже, успокойся! Лучше вибратор себе купи.

Но не получалось успокоиться. Тем более, что однажды я, заметив, как Маша, хихикая, увлечённо с кем-то переписывается, поинтересовалась, кто там на проводе, и услышала неожиданный ответ:

— Олег!

— К-какой Олег? — уточнила я, от шока начав заикаться.

— Твой писатель, мам! — с улыбкой сказала дочь, не отрываясь от телефона, а через секунду, засмеявшись, повернула ко мне экран.

Чёрт. Я не удержалась от улыбки, потому что на фотографии в позе «почеши мне пузо, ну что тебе стоит, ну почеши, а?» развалился Бегемот. И не где-нибудь, а прямо на рабочем столе Олега, разметав большими пушистыми лапками все его ручки и бумажки.

Подпись к фотографии гласила: «Мохнатая и наглая колбаса».

Господи, что же это делается-то, а?

Теперь я понимала, по какой причине Олег вёл себя с Машей подобным образом. Ни один мужчина не стал бы так себя вести! Нормальный мужчина, который понимает, к чему может привести поощрение чужого ребёнка. Маша привязывалась к нему! Но Олег — не её папа, он просто… да хрен знает, кто он! «Мой писатель» — самое приличное, что я могла сказать по отношению к подобному его поведению.

Думала даже тем же вечером написать Олегу и попросить перестать поощрять Машу, но… не смогла. Просить о таком — значит, давать намёк на то, что я приняла отрицательное решение. А я ещё ничего не приняла, я до сих пор сомневалась. И мой ребёнок, хихикая над фотографиями с Бегемотом, добавлял мне сомнений.

Я даже пыталась составить списки — плюсы и минусы каждого решения, но у меня ничего не получилось. Потому что на самом деле один и тот же факт можно было рассматривать и как плюс, и как минус, даже диагноз Бестужева. Да-да, даже диагноз! Потому что благодаря ему Олег спелся с моей дочерью. И потому что Бестужев, как он сам выразился, сделал выбор, и будет придерживаться этого выбора, учитывая не только свои, но и мои интересы. По крайней мере пока он в этом заинтересован.

Конечно, вопреки тому, что нёс Андрей, я не верила, что Олег способен на убийство, и не волновалась за свою сохранность. Точнее, не так — он способен, но не станет делать ничего подобного по той же причине: выбор. Он выбрал обычную жизнь, с её правилами и ограничениями, и живёт ею. Если и убивает, то исключительно в собственных книгах.

Но для того, чтобы принять положительное решение, мне всё равно чего-то не хватало. Может, обыкновенной романтики — хочется же услышать «я тебя люблю», а не рассудочные рассуждения о будущем, — а может, чего-то ещё.

В конце концов кто-то там, наверху, наверное, решил, что Нина — птица гордая, и пока не пнёшь, не полетит.

И пнул.

83

Нина

В последний день старого года мы с папой занимались приготовлениями к торжеству — убирали квартиру и готовили праздничный стол, — а Маша либо помогала нам, либо смотрела телевизор. 31 декабря — хороший день для того, чтобы посмотреть какую-нибудь старую детскую сказку, и Маша зависла сначала на «Золушке», потом на «Морозко», и когда последняя закончилась, начала щёлкать каналами, ища ещё что-нибудь интересное. Я в это время была на кухне и рубила оливье — шесть часов вечера, как раз самое время, — когда Маша неожиданно завопила из комнаты:

— Ма-а-ам! Ой-ой-ой, ма-а-ам!

Вопль был настолько паническим, что мы с папой, переглянувшись, тут же побежали в гостиную.

Маша с глазами размером с две монеты сидела на краю дивана, подавшись вперёд, будто стремилась что-то рассмотреть, и таращилась в телевизор, на котором явно шли новости.

— Что случилось? — спросила я, но вместо ответа Маша ткнула пальцем в телевизор.

Я посмотрела на экран — и моментально будто очутилась посреди ледяного озера. Кожу закололо, а изнутри, из самого сердца, пошла волна холода, вымораживая внутренности и заставляя сжиматься от дичайшего страха.

В новостях показывали происшествие в метро — сначала драку двух подростков лет десяти-двенадцати, потом как один из них падает на рельсы и, по-видимому, травмирует ногу — встать он не может, как ни пытается. А поезд уже выезжает из тоннеля…

И неожиданно, отделившись от толпы, вниз спрыгивает мужчина. Подхватывает мальчишку на руки и кладёт на перрон, но сам, конечно, уже не успевает забраться следом — поезд слишком близко, слишком!!!

Под бешеный гудок и скрежет я зажала ладонями глаза, ощущая, как сердце бьётся где-то в горле.

Я не могла не узнать Олега — его куртку, шапку и в целом невозмутимую манеру двигаться. Он делал всё быстро, но спокойно, словно совсем не умел бояться.

А он и не умел…

— Мама, перестань жмуриться! — шипела Маша, цепляясь за мои локти. — Ну что ты, в самом деле! Самое интересное пропустила! Теперь придётся искать запись в интернете.

— Ты шутишь? — произнесла я слабым голосом и опустила ладони вниз. Меня трясло, словно в лихорадке. — Я не стану это смотреть.

— Да с Олегом всё в порядке! — возмутилась моя бесстрашная дочь. — Только что ведь сказали, что он не успевал выпрыгнуть, поэтому лёг между рельсами. Там, оказывается, место как раз есть для таких случаев!

— Маш, отстань от мамы, — тихо проговорил папа и вздохнул. — Я сам чуть сердечный приступ не получил. Правда, я не узнал этого вашего писателя. Надо же, какой смелый.

— Олег не умеет бояться! Он сам говорил, — с какой-то даже гордостью заявила Маша. Несмотря на тон, она и сама была бледненькой.

— То, что он не умеет бояться, не значит, что его поступок можно считать не героическим, — пробормотала я и вытерла мокрые щёки. Господи, если Бестужев и дальше будет так себя вести, я поседею раньше, чем дождусь пенсии. — И…

— Ой, смотри! — замахала на меня Маша и вновь закивала на телевизор, где хмурый и слегка взъерошенный Олег, недовольный, будто его разбудили в четыре утра, а он собирался спать до восьми, выговаривал журналистам, которые подловили его, судя по всему, при выходе из больницы:

— Пожалуйста, не надо меня преследовать, я не сделал ничего особенного. Мальчишка упал, я прыгнул, чтобы его поднять. Вот и всё.

Лицо ближайшей журналистки удивлённо вытянулось, она явно хотела что-то уточнить, но Олег, буркнув «всего доброго», пошёл прочь от камер. И сразу после этого в новостях стали рассказывать, что спаситель незадачливого мальчишки — известный писатель Олег Бестужев, начали показывать полки с его книгами и фотографии с последней ярмарки, где он раздавал автографы.