Помощник
Шрифт:
— Это твои похороны, — сказал он; но оказалось, что это его собственные похороны.
Фрэнк помнил, о чем он думал, когда они входили в лавку: «Тот еврей, или этот — какая разница?» А теперь он думал: «Я его грабил, потому что он еврей. А что они мне такого сделали, чтобы я не любил евреев?»
Он не знал, как на это ответить, и пошел быстрее, бросая сквозь редкий штакетник беглые взгляды на надгробные памятники. В какой-то момент Фрэнку почудилось, будто за ним кто-то идет; он еще прибавил шагу и завернул в первую же улицу, стараясь держаться поближе
Это было замызганное, темное, мрачное место; его хозяин — угрюмый старик-итальянец по имени Поп: лысая голова и сухие, худые руки — сидел за кассовым аппаратом.
— Уорд здесь? — спросил Фрэнк.
Поп показал в дальний конец зала. Уорд Миногью, в своей ворсистой шляпе и длинном пальто, которое было ему велико, в одиночестве гонял бильярдные шары, набивая руку. Фрэнк направился к нему. Уорд поставил черный шар перед угловой лузой и стал целиться в него белым шаром. Он весь подался вперед, лицо его напряглось; с нижней губы воспаленного рта свисал погасший окурок. Он ударил — и промазал. В сердцах Уорд стукнул кием об пол.
Фрэнк пробирался к Уорду, обходя игроков, гонявших шары на других столах. Уорд поднял глаза на приближавшегося человека, и в его глазах вспыхнул страх, который тут же исчез, едва Уорд узнал Фрэнка. На его прыщавом лице блестели капельки пота.
Он сплюнул свой окурок на пол.
— Что у тебя на ногах, болван? Галоши?
— Я не хотел испортить тебе удар.
— Я сам испортил.
— Я ищу тебя целую неделю.
— У меня были каникулы. — Уорд криво улыбнулся.
— Запил, что ли?
Уорд положил руку себе на грудь и рыгнул.
— Хотел бы я, чтоб это был запой! Кто-то настучал моему старику, что я где-то тут, так что мне надо было на время смыться. Ох, и тошно же мне было: опять изжога разыгралась.
Он поставил кий и вытер лицо грязным носовым платком.
— Сходил бы к доктору, — сказал Фрэнк.
— А ну его…
— Может, он даст какое-нибудь лекарство, это тебе поможет.
— Что мне поможет, так это если мой проклятый старик даст дуба.
— Уорд, мне надо с тобой поговорить, — сказал Фрэнк тихим голосом.
— Валяй!
Фрэнк кивнул на игроков за соседним столом.
— Пошли во двор, — сказал Уорд. — Мне тоже надо с тобой поговорить.
Они вышли через черный ход в небольшой, стиснутый домами двор. У одной из стен стояла деревянная скамья. Над дверью была ввинчена тусклая лампочка.
Уорд сел на скамью и закурил сигарету. Фрэнк тоже закурил, достав сигарету из своей пачки. Он выпустил клуб дыма, но не почувствовал удовольствия от курения и отбросил сигарету.
— Садись, — сказал Уорд.
Фрэнк сел на скамью. «Даже в таком зловонии от него чем-то несет», — подумал он про Уорда.
— Ну, чего тебе? — спросил Уорд, беспокойно шаря узкими глазками.
— Мне нужен мой пистолет. Где он?
— Зачем?
— Я хочу бросить его в море.
Уорд фыркнул.
— Ты что, опупел?
— Я не хочу, чтобы ко мне
пришли и спросили, был ли у меня пистолет.— Ты же говорил, что купил его с рук.
— Да.
— Ну, так он нигде не зарегистрирован, чего ты дрейфишь?
— Если ты его потеряешь, — сказал Фрэнк, — они и без регистрадии пронюхают, чей он.
— Не волнуйся, не потеряю! — сказал Уорд; он бросил сигарету и вдавил ее в грязь. — Я его тебе верну, когда мы обтяпаем дельце, о котором я хотел с тобой поговорить.
Фрэнк взглянул на него.
— Что за дельце?
— Карп. Я хочу его обчистить.
— Почему Карп? Есть винные лавки и побольше…
— Этот сукин сын давно у меня в печенках сидит, да еще его пучеглазый Луис! Когда-то, мальчишкой, я малость тискал девчонок, только и всего; а Карп доносил моему старику, и тот меня каждый раз порол.
— Они ведь тебя узнают.
— Бобер-то не узнал! Я закрою лицо платком и сменю костюм. Завтра же пойду и найму машину. Твое дело — только править и ждать, пока я все сделаю.
— Лучше держись подальше от этого квартала. Кто-нибудь тебя все-таки может узнать.
Уорд задумчиво почесал себе грудь.
— Ясно! Уговорил. Ладно, найдем кого-нибудь другого.
— Только не меня.
— А если подумать?
— Нет, с меня хватит.
Уорд был раздосадован.
— Как только я тебя увидел, я сразу смекнул, что ты хочешь завязать.
Фрэнк не ответил.
— Не строй из себя святую невинность, — сердито сказал Уорд. — Мы с тобой одной веревочкой связаны — ты и я.
— Знаю, — сказал Фрэнк.
— Я его треснул, чтобы не валял дурака и говорил, где остальные башли.
— У него ничего нет. Это бедная, дерьмовая лавчонка.
— Ну да, кому и знать, как не тебе!
— Что ты имеешь в виду?
— Чего виляешь? Я же знаю, что ты у него работаешь.
У Фрэнка перехватило дыхание.
— Ты что, Уорд, следишь за мной, что ли?
Уорд улыбнулся.
— Я шел за тобой в тот вечер, когда ты здесь был. Ну, и узнал, что ты работаешь на этого жида и живешь у него на птичьих правах.
Фрэнк медленно поднялся.
— Когда ты его ударил, мне стало жаль его. Потому-то я вернулся туда и помог ему, когда он попал в беду. Но я там долго не останусь.
— Очень мило с твоей стороны. Ты, небось, вернул ему и семь с половиной долларов — твою долю?
— Я положил их в кассу. И сказал хозяйке, что в тот день было много покупателей.
— Никогда не думал, что я свяжусь с таким придурком от Армии Спасения.
— Я сделал это, чтоб совесть не мучила, — сказал Фрэнк.
Уорд встал.
— Врешь! Дело тут не в совести.
— А в чем же, по-твоему?
— Кое в чем другом. Говорят, эти жидовочки хороши в постели.
Фрэнк ушел, так и не получив своего пистолета.
Ида пересчитывала деньги, а рядом сидела Элен.
Фрэнк стоял за прилавком и чистил перочинным ножом ногти, ожидая, когда они уйдут, чтобы закрыть лавку.