Помпа
Шрифт:
Ну и пускай. Семь бед — один ответ!
Сейчас она спляшет. Потом — хоть голову с плеч. Спляшет свой любимый твист. Дома, в Москве, все говорят, что он ей удаётся замечательно! Московский твист! Или — была не была — шейк, который девчонки из английской школы подсмотрели в каком-то иностранном фильме...
Мысли у Юльки путались, пока она меняла кеды на босоножки — не в кедах же плясать. Волосы причёсывать не стала, пусть будет художественный беспорядок. Как в том кино...
Медленно вышла Юлька в комнату, где сидела за столом семья. Пётр глянул на неё внимательно, с любопытством. Галка —
— Плясать так плясать — верно, сын? — и двинул в плечо Петра.— Уж инструмент бы свой прихватила. Подо что же плясать будешь?
— Ты, батя, не понимаешь,— усмехнулся Пётр.— Под гитару самой нельзя. Неудобно.
— А вы музыку в приёмнике пошукайте! — крикнула тётя Дуся. Даже она как будто не рассердилась.
Галина подбежала, включила приёмник. Какое счастье, какая удача! Из Юлькиной головы мигом вылетели все помпы и открытки, когда смелая, задорная, именно джазовая музыка вдруг зазвучала на весь дом. Юлька вышла на середину комнаты...
Лицо её стало как маска, а глаза бессмысленно вытаращились. И вдруг она начала дёргаться, как паяц на ниточке. Вправо — влево, взад — вперёд, коленками, руками.-.. Сильней и сильней, будто не суставы у неё были, а хорошо смазанные шарниры. Весёленький танец, правда? Умереть можно от хохота!
Пётр, тётя Дуся, дядя Федя и Галка смотрели поражённые. Баба Катя — с явным осуждением, Шу-рец — повизгивая: всё-таки Юлька дёргалась ловко! Туда-сюда, вправо-влево, изгибаясь и складываясь, как перочинный ножик.
— Ай батюшки! — не вытерпела тётя Дуся.— Чего это ты так страшно корячишься?
— Тьфу! — громко сказала баба Катя, отворачиваясь.
Но в эту минуту рваный джазовый вой неожиданно сменила напевная мелодия. И Юлькино тело заработало по-новому, плавнее. Юлька начала выделывать руками пассы, приседая волнообразно; ногой, вытянутой в носке, усердно втирала что-то в пол и талию гнула, голову с лохматыми волосами клонила, плечами работала усердно.,,
И случилось странное.
Постепенно, против воли, руки и ноги всей семьи Лукьяненок, подчиняясь музыке, тоже стали приходить в движение: Пётр стукнул ложкой, забарабанил пальцами; Галя тронула половицу носочком и пяткой; дядя Федя двинул сапогом; тётя Дуся взмахнула полотенцем, притопнула мелко, складно, как девушка, а Шурец, скаля зубы, уже вовсю передразнивал Юльку — извивался угрём, приседал, только не в лад, а сам по себе. Одна баба Катя стояла недвижно, ухватившись, однако, за столешницу, чтобы не осрамиться ненароком.
— Ай девка! — азартно крикнул дядя Федя.
Юлька уже ног под собой не чувствовала.., Но музыка возьми да и кончись.
Все шумно вздохнули. Шурец с размаху растянулся на полу, Юлька стояла красная, довольная.
— Н-да...— загадочно сказал Пётр.—Танцуешь-то ты лихо, это верно.
— Отхватила что надо! —- проговорил дядя Федя.
Тётя Дуся, разрумянившись не хуже Юльки, вытерлась полотенцем.
— Вот вам! И по-новому пляшут, а складно, Поначалу как дёргалась — глядеть противно. А после — хорошо.
—
Тьфу! — повторила баба Катя.— Первый танец назывался шейк,— складывая губы бантиком, ответила Юлька.— Второй — твист. В Москве все танцуют. Кто как сумеет, конечно...— Она скромно потупила глаза.
— Э, э! —закричала Галя.— Мама, Шурка письмо нехай отдаст, тикает!
Не этот бы звонкий Галюхин окрик, Шурец и впрямь утёк бы — стреканул уже к порогу, спасибо, Галя заметила. Мальчишка выдернул из-за пазухи смятую открытку, присел, кривляясь, бросил на стол и скрылся. В Юлькину комнату, кажется.
Шурец оказался прав, открытка была мудрёная. Читал её Пётр, которому Юлька передала открытку дрожащей рукой,— у самой буквы расплывались перед глазами.
«Посёлок Изюмовка Крымской области. Дом Лу-коненко или Лукояненко. Девочке Юле из Москвы.
Милая Юля!
Ты так заманчиво живописала мне на пляже свою жизнь, что мы с соседкой (помнишь, тоже ехала в купе?) решили посетить ваш земной рай и узнать, нельзя ли где-нибудь снять хорошую, удобную и недорогую комнату на двоих. Желательно с питанием. Как поживают твои знатные дядя с тётей? Мы приедем в Изю-мовку в следующее воскресенье, постарайся встретить нас у остановки автобуса около часу дня. Привет твоему брату и его очаровательной подружке!
Число и закорючка».
— Это какой же ещё очаровательной подружке? — после некоторого замешательства спросила тётя Дуся, попеременно изучая лица Петра и Юльки.
— Зачем это вы и кому наши райские жизни расписывали?
— Маманя, мы же тогда на море с Юлькой ездили, сами разрешили! — взмолился Пётр.— Про вас я никому слова не говорил, понятия не имею.
— А подружку где цеплял? — прищурилась тётя Дуся.
Юлька прикусила язык. Пётр сказал с деланным безразличием:
— Жанна тоже на море с нами ездила...— Потянулся, хрустнув костями.— Я спать пошёл. Баба Катя, завтра чуть свет меня будите, хоть водой лейте. Юлька!..— Он быстро, многозначительно взглянул на неё, на Галю.— Слышишь? Поняла? Доброй ночи!
Пётр удалился. Тётя Дуся, убирая еду в буфет, обернулась к Юльке:
— Стало быть, нам гостей в выходной ждать прикажешь? Знатным дядям-то с тётками?
— Нет,—сказала Юлька.—Никакие они не гости. Я никого не звала! Встретила на пляже... одну. Ну, поболтали немножко.— Она смотрела невинно, чересчур невинно.
— Да уж ничего не поделаешь, раз приглашала. Ладно. Галина, посуду мой. Юлечка, спать ложись, на ногах еле стоишь.
Как в воду опущенная, побрела Юлька к себе. Галина сигналила ей что-то движением чёрных глаз и бровей: не горюй, мол, Шурца схватим, душу вытрясем, помпу найдём!..
В комнате Юлька зажгла свет. Столько, столько обрушилось на неё сразу! Пропажа помпы, которую надо во что бы то ни стало отыскать к рассвету, а он уж недалёк. И эта оранжевая толстуха, как с неба свалившаяся...
Но внезапно (который уже раз за сегодняшний насыщенный день!) Юльку словно по голове ударило. Край белоснежного подзора на её кровати, как и утром, был странно вздёрнут, даже слегка колыхался.
Не веря глазам, Юлька подошла. Села на пол. Откинула подзор. Неужели могут происходить чудеса? Сумка-шлагбаум, чемодан-часовой, помогите!