Помпеи

Рис. 33.

Мы говорили уже, что центром хозяйской половины был этрусский атрий (1). К нему вел парадно оформленный коридор (2) с прекрасной мозаикой у входа в атрий: две трагические маски среди цветов, листьев и плодов. Очень просторный атрий (16,11x9,9 м) в то же время и очень высок — не ниже 9 м. На него выходили спальни (4). Рядом находился второй, четырехко-лонный атрий (3), вокруг которого группировались хозяйственные и служебные помещения. За этими атриями находился первый перистиль (5), окруженный 28 ионическими колоннами из туфа с капителями превосходной работы. Посередине из мраморного бассейна бил фонтан. На этот перистиль выходит на всю ширину открытая на него комната (6), знаменитая своей мозаикой, изображающей битву при Иссе между персами и солдатами Александра Македонского. Вход в эту комнату (такие парадные, с очень широким входом комнаты назывались «екседрами») обрамлен двумя пилястрами и разделен двумя колоннами одной высоты с пилястрами и с колоннами перистиля. Колонны эти, фиолетово-красного цвета, украшены коринфскими очень красивыми капителями. Узкий коридорчик (8) ведет во второй, еще больший перистиль (9), дорическая колоннада которого окружает просторный сад площадью 32x35 м. Жилые помещения располагались вокруг обоих атриев. Вдоль коридора, шедшего из четырехколонного атрия ко второму перистилю, были расположены стойла, баня и кухни (12–14). Зимние столовые (11) находились по сторонам таблина (10), летние (7) — около екседры с мозаикой и открывались на северную сторону во второй перистиль. Просторность помещения и его продуманный план соединяются с художественностью отделки. Такая мозаика, как битва Александра с Дарием, сделала бы честь любому дворцу. Хозяева дома, видимо, вообще любили мозаики, и в нем сохранились прекрасные образцы ее: в одном триклинии — Вакх верхом на пантере, в крыльях четырехколонного атрия — голубки, пьющие из чаши, и великолепная кошка с птицей в зубах. Изящная и простая роспись стен первоначально была вся выдержана в первом стиле.

Остановимся вкратце на битве Александра с Дарием ( ил. 38 ). Мозаика эта является копией с картины какого-то знаменитого художника; при передаче ее в новой технике возникли и некоторая путаница, и несогласованность в частях. И тем не менее, изумительная композиция, характеристика действующих лиц и точность в передаче целого и отдельных деталей производят впечатление на зрителя и сейчас, несмотря на все ошибки, допущенные мозаичистом при переводе картины на язык своего ремесла. Изображен последний критический момент всего сражения — встреча Александра с Дарием. Дело персов проиграно: с правой стороны несется обратившаяся в бегство персидская конница; в центре Дарий на колеснице; возница хлещет коней, стремясь вывести царя из последней безнадежной схватки; к нему неудержимо рвется Александр; шлем свалился с него в пылу боя, волосы растрепались; исхудалое, обросшее лицо, грубое и некрасивое, с чертами несомненно портретного сходства (как далеки от него идеализированные бюсты Александра!); два знатных перса, прикрывая собой царя, бросились навстречу победителю; конь одного, пораженный македонским копьем, падает на землю; всадник успел перекинуть ногу через шею лошади, чтобы она не придавила его при падении. Товарищ, жертвуя собственной жизнью, соскочил на землю и силится подвести к упавшему своего упирающегося буланого жеребца; поздно — Александр, на лице которого запечатлено выражение неукротимой отваги и решимости, пронзает копьем упавшего; самоотверженный друг с ужасом и тоской смотрит на эту сцену; Дарий, забыв о собственной опасности, с искаженным от горя лицом, всем корпусом тянется к поверженному, протягивая вперед руку, словно он хочет схватить и удержать смертоносное копье врага. Гете писал по поводу этой мозаики (ее нашли 21 октября 1832 г.), что ее изучение и исследование неизменно приводят «к простому и чистому восторженному изумлению».

В Помпеях найдется немало домов, приближающихся к дому Фавна по своей красоте и величине. Таким, например, был дом Пансы, прежде чем он попал в руки своего последнего владельца. Его многочисленные комнаты располагались вокруг одного атрия и перистиля, за которым шел еще большой сад. Богатый дом туфового периода, если он и не достигает размеров дворца, всегда поражает нас грандиозностью своего ансамбля: таков, например, дом Лабиринта с двумя атриями и обширным квадратным перистилем, дом Ариадны или дом Мелеагра, где огромный перистиль находится рядом с очень большим атрием.

Остановимся еще на двух домах, принадлежавших представителям торгового и промышленного класса в Помпеях — на доме Веттиев и доме Корнелия Тегета.

Хозяевами первого дома были, судя по печатям, найденным в доме, и по надписям на наружной стене, двое близких родственников — Авл Веттий Реститут и Авл Веттий Конвива, бывшие рабы одного из Веттиев. В Помпеях Веттиев было много, и представители этого рода, принадлежавшие к разным его семьям, бывали и эдилами, и дуумвирами. Кто из них отпустил на волю наших Реститута и Конвиву, неизвестно, но принадлежность их к вольноотпущенникам не вызывает сомнения, так как Конвива в одной надписи назван «августалом». Августалы — это религиозная коллегия, главной целью которой было отправление императорского культа. Членами ее состояли исключительно вольноотпущенники, преимущественно ремесленники и торговцы, часто очень состоятельные. К таким и принадлежали наши Веттии.

Дом их, находящийся через квартал от улицы Меркурия к востоку, в тихой части города, не отличается величиной: узенькие сени ведут в этрусский атрий, за которым сразу идет перистиль; таблина нет. Рядом с большим атрием — другой, поменьше, с ларарием, о котором говорилось выше; на атрий выходит ряд хозяйственных помещений, между прочим каморка повара и кухня — тесная высокая комната с очагом, под которым имелось помещение для топлива; на очаге стояло два тренога и лежала железная решетка, а возле него — много всякой посуды, бронзовой и глиняной. Из большого перистиля можно пройти в маленький дворик, окруженный с трех сторон колоннами (площадью 4,97x2,01 м), куда выходили две комнатки: маленькая столовая (4,88x3,5 м) и совсем крохотная спальня (3,67x2,75 м). На большой перистиль выходит «ойкос» и столовая.

В жизни дома (он был построен еще в доримскую пору, но от этого времени в нем сохранилось очень мало: плиты из туфа в форме куба, которыми увенчаны вместо капителей входные пилястры, часть передней и часть задней стены атрия) можно различить два периода: до землетрясения 63 г. и после него. В первый период дом принадлежал человеку, обладавшему тонким художественным вкусом и любовью к науке и литературе; в это время стены комнат были покрыты изящной росписью и хорошими картинами, в которых видна рука настоящего мастера, может быть лучшего из тех, кто работал в Помпеях. Новые же хозяева не были знатоками в искусстве: роспись, которой они покрыли пострадавший от землетрясения дом, груба; краски слишком кричащи; картины выполнены рукой не мастеров, а ремесленников; в перистиле поставлены безвкусные вещи.

В парадной столовой возле перистиля сохранились (одни хуже, другие лучше) изображения амуров, занятых ремесленной работой и сельскохозяйственной, а также торговлей. Наличие этих фресок (они относятся к первому периоду) чрезвычайно знаменательно: человек, принадлежащий, несомненно, к верхам помпейского общества, открыто заявил о своем интересе не только к сельскому труду (это для италийца и римлянина вполне естественно), но и к ремеслу. Представить этот труд во всей его реалистической наготе художник, однако, не решился: подлинные рабочие заменены амурами. Амуры изображены за приготовлением венков и продажей их, за сбором винограда и продажей вина, в качестве ювелиров и мастеров, приготовляющих духи. Займемся этими последними, особенно хорошо сохранившимися фресками ( ил. 41 ).

В правом верхнем углу фрески изображен пресс для масла; основанием его служит квадратный белый камень с круглым отверстием в середине и выемкой спереди (несколько таких камней было найдено в Помпеях); в нем укреплены две широкие стойки, скрепленные вверху толстой доской и прорезанные почти по всей длине; в эти прорезы вставлены параллельно верхней четыре доски, которые с помощью лежащих между ними клиньев можно поднимать и опускать, усиливая таким образом давление на нижнюю доску, под которой лежат маслины. Два амура ловкими ударами молотков как раз загоняют эти клинья, и масло течет в огромный таз, стоящий под прессом. Дальше — маленькая психея кипятит масло в тазу такой же формы, поставленном на треног, под которым разведен огонь, а рядом с ней два амура толкут в высокой ступке разные ароматы, необходимые для духов (духи в древности приготовляли не на спирту, которого не знали, а на оливковом масле плохого сорта: это были не духи в нашем смысле, а маслянистые эссенции, которыми натирались). За ними между высоким шкафом с разной посудой и ящиком на ножках стоит амур с флягой в руках. На ящике лежат маленькие весы (их коромысло несколько выдается по обе стороны ящика) и какой-то сверток, может быть — рецепты разных притираний. В левом верхнем углу — сцена продажи: амур с большой бутылью под мышкой черпает из нее ложкой, видимо, пробу для покупательницы, которая сидит в непринужденной позе, поставив ноги на скамеечку, за ней стоит рабыня с опахалом.

Не менее интересны и ювелиры. В правом нижнем углу — печь; около нее возится с клещами и паяльной трубкой один амур; другой, прислонив к печке глубокое блюдо, полирует его. За ними амур, который работает у наковальни, ударяя маленьким молоточком по куску золота, который он держит щипцами. Перед ним на высокой подставке шест, к которому прикреплены большие весы и весы поменьше. Тут же стоит маленький сундучок с тремя выдвинутыми ящичками, где лежат разные золотые вещи. Дальше следует, как и на предыдущей фреске, сцена продажи: амур держит в руке маленькие весы, на одной чашке которых лежит какая-то золотая вещь, а на другой гирьки; и он, и покупательница внимательно следят за весами, находящимися в полном равновесии. Заканчивается фреска изображением двух амуров, работающих у наковальни: один держит щипцами кусок золота, другой бьет по нему молотком.

Художник, рисовавший эти фрески, был большим мастером. В однообразный мир маленьких амуров, имевших стандартный облик (пухлые крылатые мальчики), он сумел внести и жизнь и разнообразие и придать их позам и движениям те черты, которые характеризуют не только известную работу, но и определенный социальный тип. Во всей позе амура, держащего щипцами кусок металла, чувствуется стремление обезопасить себя, как только возможно, от искр, которые сыплются из-под ударов молота; напряжение, которое требуется, чтобы удержать полируемое блюдо, передано во всем теле «рабочего»; жесты амуров: держащего весы, покупающего вино ( ил. 40 ), наклоняющего амфору или того, который из боязни перелить нагибает ее слишком осторожно, — великолепны по своей правдивости и выразительности. Окаменелая поза служанки красноречиво говорит о ее подневольном положении, и эта связанность рабыни еще более подчеркнута небрежно-свободной манерой хозяйки, непринужденно растирающей на руке душистую эссенцию. Также контрастны между собой неуклюжая поза хозяина деревенской гостиницы и полная достоинства спокойная фигура его покупателя (слева).

Дом Тегета ( рис. 34 ) («Новые раскопки», район I, квартал VII, дома № 10–12) интересен, между прочим, и как пример концентрации в одних руках городской недвижимой собственности: Тегет скупил три дома, один из них с небольшим земельным участком, а незадолго до гибели города прибавил к этой покупке еще четвертый, примыкавший к его саду. Все три дома были соединены между собой, и в них был произведен ряд переделок, которые зачастую до такой степени изменяют первоначальный облик комнаты, что нелегко угадать ее прежнее назначение. Первый из домов, входящих в состав обиталища Тегета (по фасаду оно занимает вместе с садом 50 с лишнем метров), обозначен № 10. Он представляет собой скромное небольшое помещение. По обе стороны входа (1) расположены две спальни (2) и (3); атрий (А') принадлежит к редкому в Помпеях типу «черепаховых», т. е. таких, которые были накрыты сплошной (без комплювия) крышей; свет он получал от спален, имевших каждая по окну, и от таблина (4), выходившего на открытый дворик. Таблин превратили в большую вытянутую комнату, отняв от него часть под баню (5). Баня эта, по своему плану очень напоминающая наши ванные комнаты, устроена была своеобразно и опять-таки скорее в нашем вкусе: на невысокой подставке (0,8 м) стоял большой и глубокий таз, в который вода поступала по одной трубе и выливалась через другую; наклонный пол сам служил стоком. Во внутреннем дворике (6) устроен был резервуар, куда стекала с крыш дождевая вода, а рядом находилась большая комната (7) с очагом и нишами для кроватей рабов в стенах: здесь была кухня и здесь же помещались рабы. Из атрия в мезонин вела лестница, под которой в глубокой нише устроен был шкаф. Дверь на улицу была заперта наглухо. От следующего дома № 11 эта часть отделялась хорошей дверью с крепкими запорами: новый хозяин назначил ее под «черную половину» и желал чувствовать себя в безопасности от собственных рабов.