Помпеи

— Видишь, как переменчива толпа? — бодро окликнул он Аттилия. — Вчера вечером они плевались, когда я проезжал по улице. Сегодня я — герой. Они живут ради зрелищ!

И адмирал снова помахал рукой.

— Угу, — пробурчал Торкват. — И посмотрим, что они станут делать завтра, если половина не вернется.

Подобное проявление тревоги со стороны капитана застало Аттилия врасплох.

— Ты думаешь, нам грозит серьезная опасность? — негромко спросил он.

— На вид эти корабли кажутся прочными, акварий, но они скреплены веревками. Я с радостью повел бы их в бой против любого смертного врага. Но лишь глупец станет сражаться с природой.

С носа донеслось предупреждение кормчего, и рулевой, стоящий рядом с префектом, резко налег на румпель. «Минерва» проскользнула между стоящими на якоре кораблями — так близко, что Аттилий разглядел лица матросов на палубе, — потом снова развернулась и прошла вдоль естественной скальной стены, ограждающей порт. Перед ними медленно открылся проход в стене — словно это была скользящая на колесиках дверь огромного храма. И лишь теперь им представилась возможность во всей полноте оценить то, что происходило на противоположном берегу залива.

Плиний вцепился в подлокотники; он был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Но затем он вспомнил о своем долге ученого.

— «За мысом Павзилипон, — нерешительно принялся диктовать он, — открывается вид на Везувий. Сам Везувий и прилегающая часть побережья скрыты перемещающимся облаком. Облако серовато-белое, с вкраплениями черного».

Потом адмирал решил, что это звучит слишком слабо и что нужно как-то передать то чувство благоговейного трепета, которое вызывает это зрелище.

— «Над ним поднимается, разбухая и разворачиваясь, центральный столп манифестации — как будто горячие недра земли разверзлись и вздымаются к небесам».

Вот так уже лучше.

— «Он растет, словно его поднимает некий постоянный поток. Но в наивысшей его точке вес выброшенных веществ становится слишком велик, и колонна начинает распространяться в стороны».

— Что скажешь, акварий? — окликнул он Аттилия. — Вещество действительно распространяется под собственным весом?

— Да, — отозвался Аттилий, — или под воздействием ветра.

— Хорошее замечание. Алексион, запиши его. «Складывается впечатление, что на высоте ветер сильнее, чем здесь, и, соответственно, под его воздействием манифестация отклоняется на юго-восток».

Плиний махнул рукой Торквату:

— Надо воспользоваться преимуществами, которые дает этот ветер, капитан! Поднять все паруса!

— Это безумие! — почти беззвучно сказал Торкват Аттилию. — Какой нормальный командир станет нарываться на бурю?

Но он не стал спорить и крикнул своим офицерам:

— Поднять главный парус!

Моряки извлекли из углубления в центре палубы шест, поддерживающий парус; Аттилию пришлось поспешно отступить на корму, потому что они похватали канаты и принялись тянуть их, устанавливая мачту. Парус покамест был свернут. Когда он занял свое место под кархезиумом — «чашей», как называли наблюдательную площадку, — мальчишка лет десяти проворно вскарабкался на мачту, чтобы отвязать его. Он промчался по нок-рее, отвязывая веревки, и когда справился с последней, тяжелый льняной парус скользнул вниз и мгновенно наполнился ветром. «Минерва» затрещала и прибавила ходу. Она летела по волнам, рассекая их носом, и по обе стороны от него расходились белые завитки пены — как будто стамеска скользила по мягкому дереву.

Плиний почувствовал, как дух его окреп вместе с ветром. Он указал налево.

— Вот цель нашего путешествия, капитан. Геркуланум! Правь прямо к берегу, к вилле Кальпурния!

— Есть! Рулевой, поворачивай на восток! Парус захлопал. Либурна накренилась. Аттилия окатило брызгами — восхитительное ощущение! Акварий стер пыль с лица и провел рукой по грязным волосам. Барабан на нижней палубе перешел на неистовую дробь, а весла превратились в размытые очертания среди пенных гребней волн. Секретарь Плиния прижал листы папируса рукой, чтобы их не сдуло. Аттилий посмотрел на командующего. Плиний подался вперед. На пухлых щеках блестела морская пена, глаза возбужденно горели, а на губах играла улыбка. От недавнего изнеможения не осталось и следа. Плиний снова превратился в того кавалериста, что некогда мчался по германской равнине с метательным копьем в руке, сея панику среди варваров.

— Мы спасем Ректину и библиотеку и отвезем их в безопасное место, а потом присоединимся к Антию и будем вместе с прочими судами эвакуировать беженцев. Что ты на это скажешь, капитан?

— Как будет угодно префекту, — неохотно отозвался Торкват. — Могу я полюбопытствовать, какой сейчас час?

— Начало десятого, — ответил Алексион. Капитан приподнял бровь:

— Значит, у нас осталось всего три часа светлого времени.

Он произнес это так, что фраза повисла в воздухе, но Плиний отмахнулся от скрытого в ней подтекста.

— Ты только глянь, с какой скоростью мы идем, капитан! Мы вот-вот доберемся до берега.

— Да, и ветер, который помогает нам сейчас, будет мешать нам уйти обратно в море.

— Моряки! — язвительно произнес Плиний, перекрывая шум волн. — Слышишь, акварий? Вот ей-же ей, когда дело доходит до погоды, моряки делаются хуже крестьян. Когда ветра нет, они ноют, а когда он поднимается — принимаются жаловаться еще громче!

— Префект! — Торкват отсалютовал Плинию. — Разрешите?

Капитан развернулся, стиснув зубы, и, покачиваясь, ушел на нос.

— Наблюдения в десятом часу, — сказал Плиний. — Алексион, ты готов?

Он сложил руки перед собой и задумался. Описать феномен, для которого еще не придуманы термины, — вот настоящий вызов. Через некоторое время ему начало казаться, что разнообразные метафоры — колонны, стволы деревьев, фонтаны и тому подобное — скорее все запутывают, чем помогают прояснить. У него никак не получалось с их помощью ухватить суть той грандиозной мощи, что разворачивалась сейчас перед глазами. Надо было прихватить с собой какого-нибудь поэта — с него было бы куда больше толку, чем с этого чрезмерно осторожного капитана.

— «При приближении к ней, — начал диктовать Плиний, — манифестация выглядит как гигантская дождевая туча, становящаяся все темнее и темнее. Как и в случае с бурей, за которой наблюдают с расстояния в несколько миль, здесь можно разглядеть отдельные столпы дождя; они плывут по темному фону, подобно дыму. Однако же, по словам аквария Марка Аттилия, в данном случае этот дождь состоит не из воды, но из камня». Подойди сюда, акварий. Расскажи нам еще раз обо всем, что видел. Для истории.

Аттилий поднялся по короткой лестнице на возвышение. На фоне того буйства стихии, к которому они направлялись, адмирал, расположившийся со всеми удобствами — переносной столик, троноподобное кресло, раб-секретарь, водяные часы, — выглядел поразительно несообразно. Даже при том, что ветер дул им в спину, Аттилий уже слышал грохот, исходящий от горы. Да и каскад камней, рушащихся с невозможной высоты, вдруг оказался гораздо ближе, и их корабль показался Аттилию хрупким, словно опавший лист у подножия водопада. Инженер начал заново излагать свой отчет, как вдруг клубящуюся тучу перечеркнула молния — не обычная белая молния, а ослепительно красная змеящаяся полоса. Она повисла в воздухе, словно заполненная кровью вена, и Алексион прищелкнул языком — из суеверного почтения перед молниями.