Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
— Как ты спал… милый? — с интонацией, которую в супружестве обычно считают ласковой, спросила Уна.
Наместник Империи был солдатом (в особенности сейчас, когда ещё не остыл от упражнений с мечом) и, как всякий солдат, ценил слова только прямые и откровенные — хотя и знал о в большинстве случаев неполезности прямоты. Он уж было собрался ответить… прямо и откровенно… так ответить… прямо… Эх, если бы не вошёл в этот момент начальник полиции!
Поклонившись — почему-то он сейчас напомнил Пилату паука, — начальник полиции начал с событий малозначительных: волнений домохозяек в связи с повышением цен на рынке; выходок священников; мнимодобродетельных акций сект, враждебных
— Ой, как Уне интересно! — время от времени повторяла Уна холодно-восторженным тоном. — Как интересно!! Какая в Иерусалиме интересная жизнь!! О! Узнавать, как всё было на самом деле! Все-все тайны! Тщательно скрываемые! Тайна в жизни человека! Как это важно! Как интересно! И как это прекрасно: помогать несправедливо обиженным! Как Уна завидует вам, мужчинам! — умалялась наместница и всё больше проступала женщина.
— Полиция никогда не ошибается! — расправил плечи начальник полиции.
«Как только он на ней женился? — подумал, однако, он, из последних сил сохраняя невозмутимость под откровенным взглядом внутренне развращённой женщины. — Впрочем, красота всегда покрывала всё… Не зря она заговорила о тайне в жизни. Какую тайну она тщательно скрывает?»
Начальник полиции понимал, что слова Уны, обращённые, казалось бы, только к нему, начальнику полиции, на самом деле были колкостью, предназначенной для мужа. Сейчас Уна, восхищаясь должностью, которую её муж никогда на протяжении карьеры не занимал, хотела, видимо, Пилата унизить.
— Как это прекрасно! — погружалась во всё больший восторг Уна. — Никогда не ошибаться! Никогда! Вы, вы… — Уна закатила глаза — как будто созерцая богов-небожителей.
Начальник полиции не выдержал — и расправил плечи ещё больше. И втянул живот. И даже, как показалось Пилату, зарделся. И руки сложил как-то особенно, по-паучьи.
«Ну и осёл, осёл и есть, — глядя на начальника полиции, подумал Пилат. — Паукоосёл… Ослопаук…»
Наместник прекрасно понимал, что жена, как всегда, ломала комедию. Она, плоть от плоти потомственных правителей Рима, сама же ему в своё время и объясняла смысл восклицаний: сначала расстелись, стань ничем, затем — ударь, а далее, если ещё не покорённый поддался — то по потребности этой холуйской души.
Если он, Пилат, тоже сейчас играет роль — образцового супруга, так это вынужденно. Как наместник, как должностное лицо Рима, он просто обязан являть собой не только силу и власть, не только принцип справедливости в интересах благословенной богами Империи, но и образец нравственности — семейной прежде всего.
— А какое из происшествий вам показалось особенно интересным на этой неделе? — прощебетала Уна, рядом с начальником полиции всё более и более умаляясь, казалось, даже в размерах.
«Ты ещё выгнись, — подумал наместник. — Встань на четвереньки и покажи, как ты умеешь это делать… Давай-давай, не стесняйся…»
— Самое интересное — это любовь, — начальник полиции даже развернулся в сторону Уны. — Женщины пробуждают
в мужчине зверя, и мужчины начинают друг друга убивать. Есть в этом нечто… нечто вечное. Как красота женщин, — и начальник полиции поклонился Уне.— Уж не хотите ли вы сказать, что во всём виноваты мы, женщины? — опустила ресницы Уна. — А нам и перечить не сметь?..
«А ведь, если понадобится, она этого осла, не дрогнув, прикажет казнить. Или… сделает любовником, — без всякого раздражения, как-то разом устав, думал наместник. — Тем более что место освободилось… Почему бы и не этот? Чем он хуже рабов-конюхов, с которыми столь часто услаждаются эти римские аристократки?.. Такое же животное… А себе самой выбор именно его она объяснит… служением возмездия. Ради погибшего возлюбленного… Дескать, а как иначе расследование ускорить? Служение любви… А на ложе этого осла совокупление будет не прелюбодеянием, а священнодействием торжествующей справедливости. Прослезиться можно. Она — сама добродетель!.. Ну и су… — Пилат еле сдержался, чтобы не выругаться. — Паучиха!»
Пилат прислушался к разговору. Речь шла о странной моде последних дней — обезглавливании жертв.
«Как, однако, удачно, — подумал Пилат, — что тогда в этих развалинах потерял голову не я… Да… А вот кожу, однако, содрать всё-таки было надо… Как со змеи — чулком… И ей преподнести… Подарок подарков… В придачу к голове…»
— Женщины очаровательны, — продолжал вытанцовывать начальник полиции. Но, перехватив жёсткий, как бы сдирающий кожу, взгляд Пилата, осёкся.
И задумался.
А хорошо подумав, тему разговора решил переменить. Всеми силами стараясь не замечать многообещающий взгляд Уны, начальник полиции обратился уже к наместнику:
— Что касается вчерашнего дела, то розыски уже начали давать определённые результаты. Обнаружен один очень подозрительный римлянин. Римлянин настоящий — уроженец Величайшего из Городов.
На лице Уны отразилось неподдельное беспокойство. И даже ужас.
— Римлянин? — задохнувшись, спросила она. — Убит?!
— Почему ты так решила? — не утерпел наместник. — Трупы не бывают подозрительными. Да и говорят о них не «римлянин», а «убитый».
— Он же сказал, — закусив губу, нахмурилась Уна, — «обнаружен».
— И что? Всего лишь: «обнаружен». Но — подозрительный. Поскольку трупы подозрительными не бывают — все они одинаковые, — следовательно, римлянин живой. Думать надо. Головой. Если она, конечно, есть.
Уна с видимым облегчением вздохнула:
— Куда нам, женщинам, до вашей, мужчин, силы ума, — игриво улыбнулась она в сторону начальника полиции. — Просто Уна беспокоится за каждую живую душу. Так что же этот подозрительный римлянин? Чем он так «подозрителен»? Тем, что, подобно моему мужу, не любит женщин?
«Вот женщин — то я как раз и люблю», — чуть было не дал сдачи Понтий Пилат.
Но — сдержался. И даже благосклонно кивнул, тем показывая начальнику полиции, что оскорбительный намёк жены был лишь утончённой шуткой.
— Нет, — ответил начальник полиции, не проявив усмешку даже в уголках рта, — этим он не странен. Странен он скорее наличием непрошибаемого алиби. Редкое явление.
— Вот это Уна понять может, — оживилась наместница. — Если речь идёт об алиби, значит, его подозревают в преступлении. Поскольку в этом городе может оказаться римлянин только состоятельный, то грабёж — это не его. Остаётся: или преступление против императора — да продлятся его, божественного, дни! — или убийство из ревности. Уна угадала?