Понюшка (Snuff)

— Нет уж, — ответил Ваймс, — но все это дурно пахнет. Думаю, у меня на руках убийство, но тело отсутствует, по крайней мере, большая его часть. — Вилликинс открыл было рот, но Ваймс рыкнул: — Чтобы установить факт убийства, Вилликинс, нужно чтобы не хватало какой-нибудь важной части, без которой невозможно выжить. Например, головы, ну, или крови, но ее будет трудно собрать в темноте. Так?

Они отправились в обратный путь и Ваймс добавил:

— Что можно с уверенностью сказать о мертвых, то что они остаются мертвыми, в основном… Ладно, это был трудный день, и еще предстоит длинный путь обратно, а годы берут свое.

— Со стороны, ни за что бы не подумал, командор, — преданно заявил Вилликинс.

Дверь открыл зевающий лакей и едва тот ушел, Вилликинс вытащил из кармана вонючий и отвратительный коготь гоблина и положил его на стол в холле.

— Не слишком похож на ту голову гоблина или как там они ее называют. Поглядите, это кольцо для пальца. Очень похоже на камень. Видите эти крохотную голубую бусинку? Тонкая работа для гоблина.

— Но животные не носят украшений, — ответил Ваймс. — Знаешь, Вилликинс, я уже говорил это раньше, из тебя бы вышел хороший коп, если б не тот факт, что из тебя вышел чертовски хороший убийца.

Вилликинс широко улыбнулся.

— В юности я подумывал о гильдии убийц, сэр, но к сожалению я оказался не из их класса, кроме того, у них есть правила. — Он помог Ваймсу снять сюртук и продолжил: — А у улицы нет правил, командор, за исключением одного, гласящего: «Выживай любой ценой!», и мой дорогой папаша перевернулся бы в могиле, если б я стал копом.

— Но я полагал, что ты не знал своего отца?

— Верно, сэр. Но нужно учитывать факт наследственности. — Вилликинс извлек крохотную щетку и смахнул с ее помощью пятнышко грязи перед тем, как повесить сюртук на вешалку, и добавил: — Порой мне не хватает отца, и я задумываюсь, не пойти ли на кладбище Малых Богов, чтобы покричать: «Папуля! Я собираюсь стать копом!» — а потом проверить, не треснула ли какая-нибудь могильная плита.

Ваймс заметил, что слуга улыбается, и не в первый раз, что было крайне необычно для джентльмена джентльмена, особенно учитывая, что ни один не являлся истинным джентльменом.

— Вилликинс, и я говорю это от всей души, на твоем месте, я бы отправился в Танти и покричал в творильную яму, что у виселицы 29 .

Улыбка Вилликинса стала шире:

— Благодарю, сэр. Не нужно говорить, что ваши слова так много для меня значат. Если позволите, сэр, перед тем как отправиться спать, мне нужно положить мой сюртук в мусоросжигатель.

29

Яма с негашеной известью. Туда бросали тела казненных особо опасных преступников, чтобы растворить без остатка (прим. переводчика)

Глава 9

Когда Ваймс примостился рядом, Сибилла повернулась и громко, и тепло всхрапнула. День был длинным, и Сэм впал в некий розовый полубессознательный ступор, который даже лучше сна - просыпаться примерно каждый час оттого, что никто не звонит в колокольчик на улице не слишком здорово.

Снова он проснулся, услышав звук колес проезжавшей по мостовой тяжелогруженой телеги. Несмотря на сон в Ваймсе проснулась подозрительность. Мостовая? Вокруг поместья один треклятый гравий. Он открыл окно и уставился на освещенный луной пейзаж. По окрестным холмам пронеслось эхо. Пара оставленных на ночное дежурство мозговых клеток удивилось: какие полевые работы можно вести ночью? Они тут что, выращивают грибы? Или нужно укрывать турнепс от холодов?

Эта пара сомнений растворились в сонном мозгу словно сахар в чашке чая, просочившись из мозговых клеток в синапс и нейро-трансмиттеры, пока они не прибыли в рецепторы под обозначением «подозрительность», которое, если вы видели медицинские схемы полицейского мозга отлично заметный бугорок, слегка крупнее другого, под названием «способность понимать длинные слова».

Он подумал: «Ага! Контрабанда!» — и со счастливым чувством, и надеждой на будущее он аккуратно прикрыл окно и лег обратно в постель.

* * *

Питание в поместье было обильным и роскошным, и вполне возможно включало все на свете, что могло перевариться в желудке. Ваймс достаточно пожил на свете, чтобы знать о том, что старший персонал забирает остатки еды себе, поэтому всегда старался, чтобы остатки были в достатке. Помня об этом, он положил себе большой кусок окуня и съел все с тарелки, включая четыре кусочка поджаренного бекона. Сибилла только поцокала языком, и Ваймс оправдался, что у него отпуск, а в отпуске можно делать все, чего нельзя делать в обычные дни, заставив Сибиллу добавить, что это включает расследования. К этому Сэм был готов, поэтому ответил, что понимает это и именно поэтому собирается отправиться на прогулку в центр деревни, чтобы поведать о своих подозрениях местному полциейскому, и прихватить с собой на прогулку Сэма-младшего.

Сибилла сдалась, но по тону, которым она попросила захватить Вилликинса, было ясно, что она не верит ни единому слову.

Эта иная грань его жены озадачивала Сэма до глубины души. Сибилла с равной силой верила, что Шнобби Шнобс хороший полицейский, хотя и является не ограненным бриллиантом, и что Ваймсу будет безопаснее в компании того, кто никогда не выходит из дома без уличного арсенала оружия, и кто однажды открыл пивную бутылку чужими зубами. Это верно, но только отчасти.

Сэм услышал звон дверного колокольчика, потом как слуга открыл парадную дверь, последовавшее за этим приглушенный разговор и чьи-то шаги на гравийной дорожке, ведущей вокруг дома к черному ходу поместья. Это было неважно, просто белый шум, и тихое появление лакея, который о чем-то пошептался с леди Сибиллой относился к той же категории.

Он расслышал, как супруга ответила:

— Что-что? Ну что ж, полагаю, лучше впустить его, — затем внезапно привлекла внимание Ваймса, обратившись к нему: — Пришел местный полицейский. Ты не мог бы принять его в кабинете? Полицейские никогда не вытирают ноги качественно, особенно ты, Сэм.

Ваймс еще ни разу не был в кабинете. Похоже, в поместье было бесконечное число комнат. Получив указание от очередной отвернувшейся к стене горничной, Ваймс ухитрился прибыть на место за несколько секунд до местного копа, сопровождаемого лакеем, судя по лицу которого можно было представить, что он несет на вытянутой руке дохлую крысу. По крайней мере со всей очевидностью это был именно местный коп: он выглядел как местный коп, сын другого местного копа. Ему было лет семнадцать и от него пахло свиньями. Парень встал там, где ему указал лакей и уставился на Ваймса.

Спустя некоторое время Ваймс спросил:

— Чем могу помочь, офицер?

Юноша моргнул.

— Э… Я обращаюсь к сэру Сэмуэлю Ваймсу?

— С кем имею дело?

Данный вопрос застал молодого человека врасплох, поэтому Ваймс спустя какое-то время сжалился над ним и сказал:

Послушай, сынок, по правилам следует сперва представиться, а потом уточнить, что я - это я, чтобы вести беседу. И все же, я так и не знаю, кто ты. Ты, как я вижу, не носишь форму, и не предъявляешь мне жетон или удостоверение. И на тебе нет форменного шлема. Тем не менее, чтобы закончить это странное интервью, я заключу, что ты старший констебль этой деревни. Так, как твое имя?

— Э, Апшот, сэр. Фини Апшот 30 … э, старший констебль Апшот?

Ваймс почувствовал стыд за свое поведение, но это дитя пыталось выдавать себя за полицейского, а над этим казусом рассмеялся бы даже Шнобби Шнобс.

Вслух Сэм ответил:

— Ну что же, старший констебль Апшот, я сэр Сэмуэль Ваймс, помимо всего прочего, и как раз думал о том, чтобы с вами побеседовать.

— Э, это здорово, сэр, потому что я как раз думал о том, чтобы вас арестовать по подозрению в убийстве деревенского кузнеца Джетро Джефферсона.

30

Окончательный Вывод (прим. переводчика)