Поп на мерсе. Забавные и поучительные истории священника-реаниматолога

– Валентиныч, там муж сидит. Ты ему выйди, скажи… – медсестра Эльвира напомнила о моей неприятной обязанности.

Да, муж нашей пациентки сидел там, за железной дверью склифовской реанимации. Конечно, о том, что такие больные не выживают, говорили ему и нейрохирурги и мы, реаниматологи. Но он регулярно приходил, и мы, в нарушение всех правил, пропускали его к жене. Долго он не сидел. Подходил, брал за руку, что-то шептал, целовал и уходил, чтобы не мешать работе. Милый и деликатный молодой человек. И сегодня мы пропустили его, хотя было понятно, что счет идет уже на минуты.

Брадисистолию (пониженная частота сокращений желудочков сердца. – Прим. ред.) монитор выдал при нем. Мы начали реанимацию, а он остался за дверью. И вот теперь мне надо сообщить ему, что он отныне вдовец.

Я вышел за железную дверь.

– Что, все?

– Да, к сожалению, реанимационные мероприятия к успеху не привели. Примите наши соболезнования.

Глаза умоляюще смотрели на меня.

– А можно…

– Попрощаться? Да, конечно, только недолго…

Он, как обычно, подошел к койке, наклонился к жене, взял за руку…

– Валентиныч, смотри, – Эльвира глазами показала на монитор. На мониторе проскочил желудочковый комплекс (совокупность зубцов электрокардиограммы, отражающая биоэлектрические процессы. – Прим. ред.).

– Артефакт…

Но пробежал второй, затем третий… пошел залп.

– Девочки, реанимация!

Муж отлетел в угол. Мы качали как никогда…

К сожалению, природу не обманешь. Смерть все-таки была констатирована через полчаса, и, хотя еще два часа мы не отключали монитор, повторного чуда не было.

Конечно, можно увидеть здесь вполне материалистический феномен ритма умирающего сердца, у которого есть физиологические и биохимические основания. Но мы твердо знаем, что видели чудо: любящие сердца хоть на мгновение, но победили смерть. [2]

2 Про братьев наших меньших

Кот и астматический статус

2

Текст публикуется с разрешения «Правмира».

Катя умирала. Вернее, пока еще не совсем умирала, но плавно к тому приближалась: астматический статус – это не шутка. Приступ начался вечером, Катя привычно пшикала сальбутамолом (препарат для купирования приступов астмы. – Прим. ред.), но баллончик действовать перестал уже к двенадцати ночи и мы были уже пятой бригадой. С полуночи у Кати последовательно перебывали фельдшера, врачи, БИТы (бригада интенсивной терапии. – Прим. ред.) и даже реанимобиль с ближайшей подстанции. Нас прислали уже на «актив» (так на скоропомощном языке называют вызов не от пациента, а от предыдущей бригады).

Катя, измученная женщина лет 30, сидела среди подушек. От госпитализации она отказывалась наотрез, мотивируя отказ наличием пятилетней дочки и тем, что «всегда проходило». Решимость больной поддерживала ее мать, зловредная тетка, хмуро бурчащая про то, что у нее тоже астма, а она не померла и не собирается. Катя натужно свистела. Капала капельница, дозы гормонов зашкаливали, инфузомат (инфузионный насос. – Прим. ред.) вводил максимальные дозы эуфиллина, шипел ингалятор, но «немое легкое» (не дышащие участки) становилось все больше, хрипы сохранялись, а сатурация плавно снижалась.

На Катю не действовали ни уговоры, ни запугивания. «Авось обойдется», – в который раз повторяла она. Я пил уже пятую чашку чая, один из фельдшеров постоянно бегал курить на лестницу, другой подбивал бригадную «бухгалтерию» – выписывал рецепты, наклеивал новые таблички на ящик. Делать было нечего: оставалось только ждать, когда Катя потеряет сознание от гипоксии (нехватки кислорода), и тогда уже интубировать, переводить на ИВЛ (искусственная вентиляция легких. – Прим. ред.) и везти в больницу. Правда, шансов на выживание в таком случае практически не оставалось.

Мохнатый серый кот настороженно вошел в комнату. Сделав круг, он было прыгнул на Катин диван, но соскочил и направился ко мне. У моих когда-то белых сабо он остановился и вопросительно поднял голову.

– Привет, дружище, – сказал я.

– Мурр! – ответил кот и прыгнул ко мне на колени.

Я котов люблю, у меня их трое, поэтому рука привычно стала гладить мохнатую голову. И тут я заметил недоуменный взгляд Кати.

– Как странно… Мурчик никогда ни к кому не идет, а к вам сам прыгнул, – тяжело проговорила она.

– Естественно… Кот же не такой дурак, как его хозяйка: понимает, кто добра желает, вот и идет к доктору… Да, Мурчик?

– Мурр! – ответил кот утвердительно и выразительно посмотрел на Катю.

Катя задумалась.

– Доктор, ну как же… А дочка? Ну куда я поеду?

– А когда вы помрете, как дочка будет?

– Мяу! – сказал кот и забил хвостом.

– Вот видите, Катя, у кота голова маленькая, а он гораздо умнее вас, все понимает. Не верите мне, спросите у кота, надо ли ехать в больницу. Спросите, спросите, пока еще говорить можете, – не удержался я.

– Что, Мурчик, надо мне ехать в больницу? – спросила Катя, задыхаясь.

– Мурр! – ответил кот, спрыгнул с моих коленей и залез на диван.

– Мурр! – снова сказал он и лизнул Катю, после чего вернулся ко мне.

– Ой! – просвистела Катя. – И правда, Мурчик говорит, что надо в больницу. Ладно, я поеду!

– Куда?! – завопила мать. – Совсем сдурела!

Но один из фельдшеров бесцеремонно вытолкал ее в другую комнату и придержал дверь.

– Молчите, мамо! Не трепыхайтеся!

Мобильные телефоны сильно облегчили жизнь скорой – водитель с креслом-каталкой поднялся по звонку, пока Катя еще не успела опомниться. Мы усадили пациентку, накрыли пледом, взяли аппаратуру.

Мурчик, беспокойно ходивший по комнате, прыгнул Кате на колени и снова лизнул ее, ласково муркнув.

Я погладил кота.

– Спасибо, коллега!

Кот довольно мяукнул, поднял хвост трубой и встал на пороге, провожая нас.

Довезли мы Катю быстро. В реанимации, услышав рассказ про кота-переговорщика, посмеялись и пообещали вернуть Катю такому замечательному зверю в целости и сохранности, что и выполнили.