Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи)

Но Коваленко не терял надежды, что когда-нибудь и он заимеет столько этих московских "друзей", сколько только душа его пожелает. Да, пусть он поет и играет пока в бандитском гадюшнике, где его унижают и уже несколько раз получал по шее от недовольных посетителей – все это провинциальный композитор воспринимал как должное – как испытание, которое посылает ему бог для того чтобы в скором времени засыпать немыслимыми дарами за его талант и упорство. Черт дернул его совать свои записи Татьяне. Она казалось ему такой простой, такой доброй, девушкой из народа, которая сама поднялась с самого низа и должна была, по его мнению, помогать провинциальным композиторам, у которых в Москве ни кола, ни двора, ни друзей.

Но она оказалась по мнению Коваленко неотзывчивой заносчивой стервой, точно такой же, как и прочие мажористые певицы – дочери всяких нефтяных магнатов и жены директоров сети супермаркетов. Нет, не мог он Татьяне этого простить! Да, он в запале ярости пообещал ее убить, но никогда бы в жизни он не привел бы своего обещания в исполнение. Но кто теперь поверит его оправданиям, когда на Татьяну было совершено покушение и его ищет милиция, подозревая в том, что это именно он стрелял в певицу. Барменша из "Жемчужины Мамонтовки" рассказывала ему, что по его душу приезжал целый взвод ОМОНа во главе с начальником от которого за версту разило одеколоном.

– Эй, – кто-то окликнул Коваленко.

Тот вздрогнул и едва не потерял сознание от испуга. Много мужества от него потребовалось, чтобы просто удержаться на ногах. Он и сам не заметил, что поглощенный своими мыслями, он уже вышел на то самое место возле моста, на котором договорился о встрече, позвонив по телефону. Из темноты появился мужчина, тусклый фонарь освещал его со спины, поэтому лица его Коваленко не увидел.

– Вы кто? – дрожащим голосом спросил композитор, робко отступая назад. – Я договаривался по телефону, что сюда приедет Татьяна…

– Допустим, я ее отец, – негромко ответил мужчина, не отпуская от себя композитора ни на шаг, медленно следуя за ним, – вы можете сказать мне все то, что хотели сказать ей.

– А вы точно?…

– Точно-точно, – ответил тот, не вынимая рук из карманов, – говорите мне все, что хотели сказать ей. Татьяна обо всем узнает сегодня же.

– Я не виноват, – выпалил Коваленко, – я не стрелял в Татьяну в гримерке, меня там не было…

– А где же ты был? – спросил мужчина, наступая.

– Я был дома, – ответил композитор, упершись спиной в бетонную подпору моста, обшитую нетесаным деревом, – я был дома. У меня в этот день выходной, потому что мало народу в кафе бывает. Я был в этот день дома.

– Кто-то видел тебя дома в этот день? – спросил мужчина, приперев дрожащего композитора к доскам. – Кто-то может подтвердить твое алиби?

– Я живу на даче, – чуть не плача пояснил, Коваленко, – мне сдали ее хозяева только на зиму. Я сторожу их дачу, заодно и топлю ее, чтобы не гнила. Вокруг никого больше нет, только пустые дома. Но я не стрелял, у меня и оружия-то нет…

– А ты не врешь? – спросил мужчина и в его правой руке появился пистолет, которым он больно ткнул Коваленко в верхнюю десну, а сам обыскал его свободной левой рукой.

Оружия у Коваленко не было. Композитор сквозь залепленные снежинками очки испуганно косился на пистолет и весь дрожал от страха и холода. Как бы он хотел сейчас оказаться далеко отсюда, на вокзале города Няндома, подняться по ступенькам, сесть в автобус, поехать домой и никогда больше не возвращаться в этот город.

– А ну-ка, широко открой рот, – приказал мужчина.

Коваленко сразу же подчинился, хотя и не понимал зачем ему было открывать рот. Но в его теперешнем положении спорить было бесполезно и даже очень опасно. Поэтому он открыл рот, а мужик сразу же сунул ему между зубов дуло пистолета поцарапав чем-то острым верхнее небо. Коваленко поперхнулся и закашлялся, но мужик прижал его голову ладонью к подпоре моста.

– Нет у тебя алиби, парень, нет, – произнес человек с пистолетом и нажал на курок.

Выстрела Коваленко не услышал. Для него сразу же за щелчком курка наступила полная темнота. Убийца выругался – капли крови попали ему на одежду и отпустил лоб композитора. Коваленко медленно съехал спиной по подпоре моста и рухнул на снег, а изо рта у него толстой струей вылилась кровь. Под головой убитого музыканта снег тоже стал темным – макушка была полностью снесена пулей. Где-то неподалеку, услышав выстрел с бешеным визгом залаяла собака.

Убийца вытащил из кармана куртки носовой платок, аккуратно стер с пистолета свои отпечатки и вложил оружие в правую руку Коваленко. Выходило так, что композитор сам застрелился – картина выглядела очень натуралистично. Убийца, довольный выполненной работой, сунул руки в карманы куртки и быстрой походкой пошел в сторону шоссе, выбирая не слишком освещенные участки пути. Но опасаться ему было некого – обычно в зимнее время дачные поселки пусты.

* * *

Татьяна закончила разговаривать по телефону и повесила трубку снова себе на бедро.

– Ну, что, что он тебе сказал Коваленко? – спросил Краб, торопясь услышать ответ.

– Это не Коваленко звонил, – ответила Татьяна, – а Бальган. Он мне сказал, что Коваленко нашли мертвым недалеко от того места, где мы с тобой были. Ну, около "Жемчужины Мамонтовки", где композитор работал. Там еще мост такой мы проезжали его. Вот под мостом Коваленко застрелился. Выстрелил себе прямо в рот.

– А откуда Бальган об этом узнал? – спросил Краб.

– Ему первому Прохоров сообщил, – ответила Татьяна и повернулась к автомобилю, – что-то мне расхотелось идти в магазин, настроения нет. Поехали домой.

Краб согласился, они залезли в "Тойоту" и повернули в сторону дома. Через пару часов у них появился и сам Прохоров собственной персоной в сопровождении старшего лейтенанта Молчанова, который деловито сжимал под мышкой папку. Прохоров триумфально прохаживался как и в прошлый раз в грязных ботинках по чистому паласу, источая зловонный запах одеколона "Шипр". Бальган, который прибыл минут за двадцать до майора сидел в кресле и попивал из маленькой чашки крепкий кофе с лимоном. Настроение у него было радужным – на грядущую Новогоднюю ночь было шесть заказов на выступление Татьяны и заказчики готовы были платить три цены, только бы певица посетила именно их праздник. Майор Прохоров тоже был подтянут и весел. Он даже подзабыл, что его в этом доме назвали "на заднице прыщик", потому что считал дело с двойным покушением на Татьяну завершенным – маньяк застрелился.

– Ну, вот и все, – говорил он, потирая руки, – как и следовало ожидать у Коваленко в руке был найден тот самый пистолет из которого стреляли в Татьяну в клубе, а позднее и на улице возле гаражей. Этот факт стопроцентно подтвердила баллистическая экспертиза. Очевидно, Коваленко понял, что мы уже сидим у него на "хвосте", возьмем с минуты на минуту, оттого запаниковал и свел счеты с жизнью. Сунул дуло пистолета себе в рот, нажал на курок – и готово!

– А вам не приходила в голову версия, что композитора убили, а пистолет подложили ему в руку? – намекнул Краб.