«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!»
Шрифт:
У павильона громко закричали, затопали люди, и Григорий Орлов вырвался из дремоты. Дверь распахнулась во всю ширь, и в комнату буквально влетел офицер в окровавленном измайловском мундире. Григорий вопросительно посмотрел на него.
— Все кончено. Миних овладел Петербургом, флот десант высадил. Государыню кавалергарды в «Красный кабачок» вывезли. Гвардию в Петербурге почти всю изничтожили. Это конец…
При еще ярком солнышке Петр осмотрел мызу — она произвела неизгладимое впечатление. Он бывал в свое время на холеных эстонских хуторах, но чтоб такое! Все эти хутора в сравнении с мызой не более
Двухэтажный трактир в традиционном западном стиле под высокой черепичной крышей. Большой зал с дубовыми столами и камином — ввиду жаркого лета холодным. А на втором этаже отдельные кабинеты, но сейчас превращенные в штаб и временную резиденцию канцлера, уже порядком забитые служивым народом.
Генералитет и канцелярия Волкова с комфортом разместились в гостинице — примерно таком же здании. А вот Петр со свитой обосновался в небольшом двухэтажном теремке — бревенчатом строении с резными наличниками и столбами.
Управляющего из хором не изгнали — он скромно приютился в уголочке первого этажа, а свои покои на втором, в три комнаты, отдал императору. К теремочку примыкала изрядная банька, которая сейчас весело топилась, готовясь к радушному приему монарха.
И все эти три особняка окружала добрая дюжина различных строений — все капитальные, с печами, обихоженные. Здесь было все нужное для процветания в гостиничном бизнесе — амбары и кладовки, птичники и конюшня, каретник и скотный двор со свинарником, небольшой сад и приличных размеров огород, большая гостевая баня и шеренга кокетливых резных ретирад, чистых внутри и без неприятного запаха, свойственного таким заведениям. И еще многое, включая теплицы с большими кирпичными печами, что круглый год давали разные овощи и плоды — от огурцов и помидоров до персиков и винограда.
И кирпичный заводик, чтоб строительный материал всегда под рукой был. Обслуживалось все это великолепие доброй полусотней работников — от лакеев и поваров до доярок и скотников. И мальчишек на побегушках было изрядно. Сейчас народу еще прибавилось, и довольно значительно, — вокруг зданий шла постоянная суета и толкотня.
Время от времени въезжали крестьянские телеги с разным харчем — от живых крякающих уток до мешков с мукой. И все эти груды пищи насущной истреблялись намного быстрее, чем привозились — воинство подвалило изрядное и, как саранча, обрушилось на крестьянские запасы.
Но обид не было — порядок обеспечивался почти идеальный, а за все съеденное и выпитое, за постой и фураж для лошадей платили сразу, без проволочек офицеры-тыловики. Более чем щедро платили — в вывезенной из Ораниенбаума голштинской казне имелось почти триста тысяч рублей самой звонкой монетой, золотом и серебром.
На пригорочке малом стояла прекрасная двухэтажная усадьба под красной черепичной крышей. Она живо напомнила Петру художественные фильмы о помещичьих имениях. Ухоженный парк со всех сторон окружал ее зелеными кронами деревьев. Но вот кому принадлежит сия лепота, он допытываться не стал. Зачем? И без того дел полно, чтоб еще визиты помещикам делать или их у себя принимать.
Петр не задержался на осмотре и величаво прошел в баню. Небольшие теплые сени, а потом огромная комната с кирпичной голландской печью, изразцовой, приличных размеров.
Дубовые шкафы, поставец с различной посудой, мягкий диван с ковром, несколько удобных кресел и довольно широкая кровать с толстенной пуховой периной, застланная поверху атласным белым одеялом — это больше напоминало очень приличное жилое помещение, чем обычный предбанник.
«Да уж, умели жить на широкую ногу наши предки, обстоятельно устраивались — когда средства у них немалые
имелись».А его здесь давно ожидали с нетерпением — девичья фигурка в льняной, до пола, рубашке и верный Нарцисс в легкомысленных белых панталончиках с кружевами.
Петр чуть не прыснул здоровым смехом, глядя на это чудо из далекой Африки в русской бане.
И более никого — адъютанты остались в сенях, а лейб-медика, что вздумал перечить, Петр так обрезал, что эскулап съежился вдвое, вещать перестал и лишь тихонько попискивал, как мышонок, чей хвост попал в мышеловку. Но с героизмом отчаяния сообщил, что государь, ежели снова захочет прибегнуть к венериным усладам, должен всех понравившихся ему прелестниц немедля показать, чтоб дурную болезнь, от сей богини производимую, царственному императору не получить.
Петр сразу же насторожился — подцепить триппер или сифилис его отнюдь не привлекало, ведь лечить в эти времена данную заразу просто не умеют. А до антибиотиков додумаются только через два века.
Он сдержанно поблагодарил лейб-медика за предусмотрительность и ожидающе остановился. Эскулап заметно воодушевился и почти без экивоков сообщил, что обе фрейлины здоровы и ко всяким делам постельным полностью пригодны.
Но вот баня им категорически противопоказана, ибо в жизни в парной ни разу не мылись и помереть могут в ней запросто. Да и желания к ней у них не имеется. Петр брезгливо поморщился — несмотря ни на какие духи, от фрейлин шел неприятный потный душок. Но лейб-медик императора тут же утешил — члены царского величества тщательно омоет девица, пригожая и здоровая, дальняя родственница управляющего. И попросил лишь поберечься самому в парной, с непривычки может стать худо…
Петра быстро раздели в четыре руки, он решительно открыл дверь и оказался в моечной — все отделано березой, запах дурманящий и емкость намного больше ванны, но несколько меньше бассейна в обычной сауне. А вода прозрачная и холодная.
Впереди была еще одна дверь, и Петр вошел в нее, застыв прямо на пороге — горячий обжигающий воздух толчком в грудь остановил решительную походку бывшего сержанта и вахмистра.
А тело, все еще чужое для него тело, тут же протестующе взвизгнуло. Но сразу заткнулось, когда Рык вошел в парную и залез на широченную полку. Вверху дальше была еще одна полка, но несколько уже, однако Петр решил не рисковать для начала.
Все же первый раз — «прежний хозяин» баню совсем не любил, по немецкой своей сущности тазиком для омовений обходился, но никто уже не удивился, когда император потребовал натопить баньку ему пожарче. И постарались от всей широты русской души — зайти страшно в эту раскаленную до звонкого воздуха кочегарку.
Вот так и сидел, балдея, а тепло все глубже проникало под кожу, становилось хорошо. Девица же в кадке с кипятком стала запаривать веники, спросила что-то вроде «какими будете».
Петр молча кивнул в ответ: «На твое усмотрение», и продолжил сидеть неподвижно, но жестом приказал скинуть рубашку — париться в ней, что купаться в фуфайке и кирзовых сапогах.
Девица покорно скинула свое одеяние и присела рядышком, чуть касаясь его ноги своим пока еще холодным бедром. Петр скосил взгляд — милый носик, маленькое розовое ушко, тугие остренькие грудки чашечками, так хочется нежно помять их пальцами и припасть к ним губами; небольшой пушок треугольником внизу поджарого нежного животика. Ладная такая девушка, лет 16–17, хорошенькая.
Но сексуальное вожделение так и не охватило тело, не до того ему сейчас было — жарко, даже очень жарко в парной, аж лицо жгло. Внутри тихо тикал секундомер — для первого раза, да в первом заходе нужно сидеть минут десять, не больше, и без пара.