«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го (часть 2) [СИ]
Шрифт:
Неделя гауптвахты показалась мне адом! В своем времени мне доводилось познакомиться с «прелестями» Горьковской «губы», там был курорт по сравнению с тем, куда я попал. Половину дня с другими «счастливчиками» работал грузчиком на станции, а потом — потом строевая… Хуже всего было не от унижений и усталости, а от размышлений, которые наваливались на меня после отбоя. Лежа на деревянном полу с закрытыми глазами, я пытался понять — что так разозлило начальство в моих словах? Донос-то был вроде ерундовый. Но на вторую ночь меня накрыло! Я понял, что из моего трепа вызвало гнев наркома и, скорее всего, самого Сталина. Урод, написавший донос, был из ведомства Микояна. А вспомнив шапку доноса, я окончательно убедился в своем прогрессирующем идиотизме! Донос был адресован не в НКВД, а на имя Микояна! Хрен его знает, какие выводы мог сделать Анастас Иванович из беседы с этим деятелем и какие последствия это могло иметь! Вспоминая, о чем именно с ним говорил, я аж застонал от злости на
Перед глазами, как наяву, проявился наш последний разговор с этим типом. Тогда, 14 мая, мы встретились у ресторана «Москва», Алексей Федин (так звали этого гада) принес справку по обеспечению обмундированием учебных частей на Дальнем Востоке, заодно решили вместе пообедать. Вот тогда за столом и произошел разговор. Мы выпили по рюмке коньяка и в ожидании заказа стали болтать о разной ерунде. Сейчас-то я понимаю, что ерундой там и не пахло, но это сейчас! А тогда мне казалось, что я удачно пошутил над его словами по поводу честного выполнения нами взятых на себя обязательств перед другими странами. Тогда я заметил, что иногда нужно брать пример с англичан, помянул поговорку про лорда и добавил: «Сталин повыше любого лорда будет и, если пожелает, так же поступить может, а для недовольных многое найтись может». Еще посмеялись над этим, рассказали друг другу несколько анекдотов. Потом он помянул Хрущева, а я не удержался и брякнул про «товарищей не товарищей» и поворчал на мягкость Сталина по отношению к высокопоставленным недоумкам. Вот и весь мой «криминал» вспомнился. Что тогда на меня нашло — не понимаю. Ведь даже с Олесей я себе такого не позволял! Может, что-то в коньяке было? Да ну. Он же тоже пил из этой бутылки. Правда, я отвлекался пару раз, со знакомыми здоровался. Но ведь наблюдатели рядом были и увидели бы, если бы что-то не то происходило. Или не увидели? Что-то совсем запутался! Нет. Вспоминая сейчас тот день, я все же понимаю, что вел себя в ресторане не совсем адекватно. Слишком раскован я тогда был, никаких тормозов не было. Решено! Вернусь с губы, доложу свои мысли. Пусть у начальников голова болит!
Интерлюдия.26.05.1942 г., кабинет Л.П. Берия
Задумчиво посмотрев на закрывшуюся за Стасовым и его «провожатыми» дверь, Берия вызвал секретаря, попросил принести чая и позвать Мартынова. Дождавшись, пока секретарь, расставив на столе стаканы с чаем и вазочки с печеньем, выйдет, Лаврентий Павлович предложил Мартынову угощаться. Сделав несколько глотков, нарком отставил стакан и посмотрел на Мартынова:
— Александр Николаевич, тебе ничего не показалось странным в истории с доносом? Кроме того, что «телегу» эту Федин накатал своему начальству? Причем обставил как заявление от члена партии члену Политбюро?
— Показалось, Лаврентий Павлович, очень показалось. Стасов, конечно, раззвиздяй и не научился полностью контролировать свой язык. Но есть один момент. За все время, что он находится под наблюдением, подобную трепотню он позволял только в кругу своих. Не было отмечено случаев, чтобы он позволял себе столько, сколько отмечено в этом заявлении. Я не понимаю, что послужило причиной такой разболтанности Стасова.
— Вот и я не понимаю. — Берия, на секунду помедлив, поднял трубку телефона: — Павел Васильевич, сильно занят? Отлично! Возьми все материалы по операции с «мальчиком Гейдриха» и ко мне. Да, да, именно по этой. Некоторые вопросы появились. Да… — Берия улыбнулся. — Вот и подумаем вместе. Жду, — положив трубку, он подытожил: — Вот и проверим, насколько три головы лучше двух!
Глава 34
Наконец-то закончилась неделя кошмара, по недомыслию названная «помещением на гауптвахту»! Чтобы я когда-нибудь еще попал сюда?! Лучше застрелиться сразу! За эту неделю я возненавидел несколько вещей: уголь, рельсы и строевую! Выйдя из камеры по вызову «коридорного», я был похож на кого угодно, кроме сержанта, помещенного на «губу» за дебош. И уж точно не на сотрудника госбезопасности. Забиравший меня Мартынов не мог сдержать улыбку. Да уж, смешно ему! Черные сапоги и белая форма. Вы никогда не пробовали каждый день таскать уголь, рельсы, потом заниматься строевой подготовкой, а на десерт отстирывать в холодной воде одежду? Причем без мыла и порошка! Благо, что выделяли песок, с помощью которого и стирали. Ведь боец Красной армии и на гауптической вахте должен поддерживать свой вид согласно уставу, в ином случае срок наказания может увеличиться! Именно это в первый день ареста я услышал от заместителя дежурного по «губе» при поступлении на нее. Как же я их, всех «комендачей», ненавижу теперь! Садисты долбаные! Но, с другой стороны, воспитательный эффект просто поразительный! А может, именно этого они и добивались такими действиями? Пока думал обо всем этом, мы приехали.
Ко мне домой. Удивленно посмотрел на Мартынова и не успел открыть рот, как получил ответ:— У тебя двадцать минут. Помойся, приведи себя в порядок. Форма и остальное дома. — И посмотрел на часы: — Время пошло!
Через пару минут я был в ванной! С сожалением выключив ГОРЯЧУЮ воду, растерся жестким полотенцем, оделся и пошел к машине. Почему-то форма стала мне велика. Ни фига себе! Килограммов несколько потерял! Да на фига мне такой фитнес нужен?! Окончательно утвердившись в мысли, что на «губу» больше никогда, сел в машину к улыбающемуся, как крокодил Гена, Мартынову.
До управления ехали молча — я отходил от недели ареста, а Мартынов… тащился от моего нового облика. Лысым-то он меня раньше не видел! Предъявляя удостоверение дежурному, получил еще одну порцию ехидной полуулыбки — сдерживался, гад! Блин! Они что, все в курсе, где я был?! Не НКВД, а большая деревня, мля! Зайдя к Мартынову, я встал смирно у стола, в ожидании распоряжений. Александр Николаевич не торопясь уселся на свое место, с удовольствием оглядел меня, закурил и заявил:
— Вот! Настоящий сотрудник органов! Подтянутый, воспитанный. Стоит и молча ждет распоряжений, — и заржал. Отсмеявшись, Мартынов вздохнул:
— Садись, Андрей. Не стой столбом.
Дождавшись, пока я усядусь поудобнее, он подвинул ко мне папиросы:
— Кури. Вижу, нелегко тебе далась эта неделя. Теперь-то ты все понимаешь?
— Понимаю, товарищ майор, — я вздохнул, — очень хорошо понимаю. Действительно, как дурак себя вел! Больше не повторится подобное.
— Вот и хорошо, — Мартынов хлопнул по столу. — А то работы полно, а ты прохлаждался целую неделю! Сейчас иди к секретчикам. Получай новые бумаги для анализа.
— Товарищ майор, пока я был на гауптвахте, появилась мысль по поводу Федина. Не мог он мне в коньяк чего-нибудь добавить? А то уж слишком я в тот день разговорился. — Посмотрев на Мартынова, я обалдел. Он улыбался еще сильнее, чем в тот момент, когда меня забирал с «губы».
— Да-а. Прав был, Лаврентий Павлович. Ох как прав! — Мартынов просто сиял, как будто счастлив от того, что нарком такой провидец, объяснил причину улыбки: — Он мне вчера сказал, что по возвращении ты заявишь именно про Федина и коньяк. Нет. Ничего тебе не подмешивали. Контролировавшие обстановку сотрудники дали тысячу процентов гарантии, что это было невозможно! Ты сам, по собственной воле, разболтался. Вспомни, сколько ты спал в период с 11-го по 14-е число мая? — И сразу ответил сам: — За трое суток ты спал не больше шести часов! Взрослый мужик, мог бы подумать, как на измотанный организм наложится даже небольшая доза спиртного! А ты заговор ищешь! Но в этой ситуации есть и хорошие моменты. Благодаря твоему раззвиздяйству и Федину мы такое раскопали! — Александр Николаевич осекся. — Но это тебя не касается! Иди, работай! Страдалец.
Уже сидя над бумагами у себя за столом, я продолжал чувствовать жгучий стыд. Нет, ну надо было так обгадиться перед начальством? Стыдобища! Действительно, хватит заниматься ерундой! Язык на замок, плакаты правы, болтун — действительно находка для шпиона. До обеда просидев над бумагами, не нашел ничего интересного. Сходил в столовую, а на обратной дороге был перехвачен Мартыновым.
— Покушал? Хорошо. — Командир был чем-то озабочен. — Давай за мной.
Оказалось, что направлялись мы к Берия. В кабинете кроме самого Лаврентия Павловича находились «Бах» (которого я был искренне рад видеть), Меркулов (про которого я опасался спрашивать), Федотов и незнакомый мне полковник. Усадив нас за стол, Лаврентий Павлович представил меня полковнику, который, в свою очередь, с интересом разглядывал меня. Услышав фамилию полковника, я чуть не рухнул со стула. Судоплатов! Сам Павел Анатольевич! Человек-легенда! Он и Старостин. Два человека-легенды, которыми я искренне восхищался. Заметив мою бурную реакцию на свою фамилию, Павел Анатольевич вопросительно покосился на Берия.
— Павел Анатольевич, все нормально, — Берия понимающе усмехнулся. — Просто увидел очередную легенду и обалдел. Так, товарищ старший лейтенант?
— Так точно, товарищ народный комиссар. Вы правы. Просто никак не могу привыкнуть к тому, что встречаю ТАКИХ людей наяву! — Я, извиняясь, развел руками. — Я СТОЛЬКО о нем читал и слышал, а теперь…
— Садитесь, Стасов, садитесь, — Лаврентий Павлович махнул ладонью и усмехнулся: — Что-то вы чересчур уставным стали. Раньше вы так не вскакивали.
— А его хорошо на Московской «губе» за неделю обучили, — хмыкнул Мартынов.
И все понимающе заржали, редиски. Посмеявшись, Берия, наконец, объяснил, зачем я понадобился:
— Стасов, вы хорошо помните события прошлого года под Золотоношей? — Нарком был предельно серьезен.
— Помню, товарищ народный комиссар. Такое не забудешь. — Я передернул плечами, как от мороза.
— Это очень хорошо, что помните. Какова была судьба найденных предметов?
— Они были в полевой сумке Транеева. Их машина была уничтожена прямым попаданием танкового снаряда, когда мы направлялись в Чапаевку. Я считал, что все было уничтожено этим взрывом. Или, — я вдруг почувствовал, как холодная волна прокатилась по телу, — не уничтожено?!